Инквизитор - Олег Громовой

Все тело заключенного представляло собой один сплошной кусок кровавого мяса. Как я ни присматривался, но так и не смог найти ни одного целого места на его туловище. Нетронутыми остались только глаза, которые смотрели на нас с испугом и ненавистью.

– Сколько он уже здесь? – с отвращением спросил я.

– Примерно четыре часа, – последовал ответ.

И все это было сделано за четыре жалких часа! Палачи из Ордена Теней действительно знают свое дело. Я был удивлен, что Ганус все еще дышит. Любой другой на его месте уже давно бы отошел в мир иной.

– Что удалось услышать? – поинтересовался я.

– В основном только крики, – жутко усмехнулся Эклон. – Но ничего… они все всегда кричат. А потом выкладывают всю правду.

Я посмотрел на него. Интересно, в какой момент этот улыбчивый великан успел превратиться в кошмарного садиста? Перемены были настолько очевидны, что повергли меня в шок.

Помимо нас троих в этом маленьком помещении имелся еще один человек. Вернее, не совсем человек. Лишь приглядевшись повнимательнее я понял, кто на самом деле стоит передо мной. Это был Сервит. В его механических конечностях то и дело мгновенно появлялись всевозможные лезвия, пилы для костей, дрели и крючья для плоти. Устрашающее зрелище.

Сервиты – это творения Механикумов. Машины сотворенные из живой органики и металла. Лишенные индивидуального разума они подчиняются примитивному искусственному интеллекту, запрограммированному на выполнение различных протоколов.

Эти создания использовались Механикумами для выполнения самых грязных и опасных работ. Главной целью их рабского существования являлось – беспрекословное выполнение всех команд хозяев без лишних вопросов.

Я слышал, что Экзорцисты предпочитают использовать Сервитов в своих проектах и ритуалах. А все из-за того что они не доверяют обычным людям. Ведь в отличие от них бездушные машины не предадут и не обманут, они выполнят любой приказ и самое главное – в них не сможет вселиться демон.

– Приступай, – приказал Эклон, махнув рукой своему помощнику.

В предстоящем ритуале Сервит исполнял роль палача и помощника Экзорциста. Подойдя к привязанному человеку, он ловко заработал хирургическими инструментами. Мои глаза не успевали следить за движениями машины, настолько они были точны и быстры. Зато их в полной мере ощутил пленник.

Крики… крики… всхлипы… и снова крики! Иногда пронзительные вопли чередовались с хриплыми вздохами. Казалось, этому никогда не будет конца. В какой-то момент мне захотелось заткнуть уши, чтобы хоть на мгновение перестать их слышать.

Я посмотрел на Эклона, надеясь, что тот отдаст приказ остановиться. Но лицо Экзорциста не выражало никаких эмоций. Ему вообще было на все наплевать. Он просто стоял и наблюдал.

Так продолжалось пять или десять минут. И эти минуты запомнятся мне на всю жизнь.

– Достаточно, – снова небрежный взмах руки и палач тут же прекратил свою работу и послушно отошел от стола.

– Слишком много крови, – посмотрев на меня, сказал Эклон, как будто извиняясь за то, что прервал экзекуцию раньше обычного. – Если продолжим в том же духе, тварь попросту может умереть.

Я кивнул не в силах произнести ни слова. Крови действительно было много. Ее столько натекло на пол, что скоро невозможно будет подойти к столу.

Теперь Экзорист занял место палача. Уставшее лицо Гануса посмотрело на своего мучителя пустым отстраненным взглядом. Но это нисколько не смутило Эклона, он положил руку на лоб еретика и прошептал:

– Дитя мое, просто скажи мне правду и твои мучения сразу прекратятся.

Это было странно, но интонация голоса Экзорциста изменилась. Теперь в нем звучали приятные нотки. Это был не строгий голос палача и мучителя, а голос учителя или талантливого рассказчика: обаятельный, деликатный, душевный. Слушая его казалось невозможным, что еще секунду назад этот же самый человек безучастно наблюдал за страданиями своей жертвы.

Гануса трудно было провести этими фокусами. Он бешено задергался в цепях. Его губы пытались что-то сказать, но вместо слов вырывались бессвязные хрипы.

Экзорцист вновь опустил ладонь на лоб и терпеливо повторил:

– Дитя мое, просто скажи правду. Мне все это надоело. Моему терпению приходит конец. Из тебя уже вытекло столько крови, что скоро ты можешь умереть. Пора прекращать эту игру. Скажи мне то, что я хочу знать и я позабочусь, чтобы ты умер раньше, чем твое сердце сделает еще один мучительный удар.

Ответом Гануса (после еще нескольких неудачных попыток заговорить) было короткое ругательство. Еретик со злости плюнул на своего палача. Но усилий хватило лишь на то, чтобы струйка окровавленной слюны потекла по подбородку.

Эклон недовольно покачал головой.

– Я хотел как лучше, – сказал он, вновь посмотрев в глаза пленнику.

Экзорцист решил сменить тактику допроса. Он выпрямился, теперь в его повадках и словах не было ни капли милосердия. Нахмуренное лицо не выражало ничего кроме жестокости. В голосе зазвучали командирские нотки.

– Послушай меня, еретик, – резкий неестественный голос, не терпящий никаких возражений. – Мне известно, что ты продал душу созданиям из Эмматериума. Ты еще можешь спасти то, что осталось от твоей жалкой душонки. Тебе лишь нужно отречься от своих лживых Богов и вымолить у меня прощение. Советую поспешить, пока в теле еще теплится жизнь.

Ганус избавленный от пыток почти на целую минуту натянул путы удерживающие его на окровавленном столе. Единственный ответ, который он смог из себя выдавить – стал бессильный стон ярости.

– Дитя мое, – Эклон прищурился и наклонился ближе к столу.

Его речь снова изменилась. Она стала медленнее, голос глуше, интонации рассказчика исчезли. Сейчас он говорил как рассерженный отец, убеждающий сына в реальности чудовищ под детской кроваткой.

– Я простоял в этой комнате четыре долгих часа, вынужденный вдыхать отвратительную вонь твоей лжи и выслушивать все эти вопли. А ты вновь и вновь бредишь своими демонами. Возлюбленные тобою Боги только и ждут того, чтобы поглотить твою душу. Я же предлагаю тебе надежду. Надежду и помощь для избавления и спасения.

Заключенный словно только этого и ждал. Он опять разразился пронзительной тирадой, выкрикивая проклятия и имена демонов, от которых у меня началась дикая головная боль.

Экзорцист прекратил святотатство, кивнув своему помощнику. Взвыла дрель в руке палача и острое сверло мягко вошло в плоть, а затем затрещало по кости. Снова камера наполнилась воплями ужаса и боли.

Но надо признаться, теперь я вздохнул с облегчением. Крики все-таки лучше, чем призывы к демонам из