Волк равнин - Конн Иггульден

— И еще двух, молодых и крепких, — сказал Тэмучжин.

Сансар долго смотрел на чужаков, положив мечи на колени. Наконец он неохотно кивнул:

— В память о твоем отце, Тэмучжин, я дам тебе двух олхунутских дочерей. Они усилят твой род.

Тэмучжину очень хотелось схватить хана за морщинистую глотку, но он потупил голову. Сансар улыбнулся.

Костлявые руки хана все еще ласкали оружие, взгляд его стал рассеянным, и он словно забыл о людях, стоящих перед ним. Небрежным жестом он велел проводить чужаков из юрты. Стражники выставили их на холод, и Тэмучжин сделал глубокий вздох. Сердце его колотилось.

Лицо Арслана стало жестким от гнева. Тэмучжин коснулся его руки.

— Ты даже не знаешь цены своего дара, — проговорил Арслан.

Тэмучжин помотал головой, видя, как следом выходит Коке с пустыми руками.

— Меч — всего лишь меч, — сказал он. Арслан повернул к нему холодное лицо, но Тэмучжин не дрогнул. — Ты сделаешь еще лучше, для себя и для меня.

Он обернулся к Коке, который застыл, разглядывая их.

— Веди же меня к ней, брат.

За все годы, прошедшие с тех пор, как Тэмучжин в последний раз был в улусе олхунутов, кочевавших на большие расстояния, судя по всему, положение семьи Шолоя осталось прежним. Коке отвел Тэмучжина и Арслана к самому краю улуса, к той же залатанной и убогой юрте, сохранившейся в памяти сына Есугэя. Он провел там всего несколько дней, но воспоминания были ясны, и Тэмучжин с трудом отделался от чувства, что попал в прошлое. Тогда он был почти ребенком. Теперь же волновался, примет ли его Бортэ взрослым мужчиной. Наверняка Сансар сообщил бы ему, если б она уже вышла замуж. Тэмучжин мрачно подумал, что с хана олхунутов станется получить два меча ни за что ни про что; он еще и порадуется своей мудрости.

Когда Коке приблизился к юрте, Шолой вынырнул из низенькой дверцы и прикрыл глаза рукой от утреннего солнца. Годы обошлись с ним не так милосердно, как с ханом. Он похудел еще сильнее, плечи поникли. На нем был старый грязный халат. Они подошли поближе, и Тэмучжин увидел на узловатых руках старика сеть синих вен. Старик чуть не ахнул, точно только что признал их. Зрение явно подводило его, хотя в ногах, подобных старым корням, которые держатся до последнего, еще оставалась сила.

— Я думал, что ты помер, — сказал Шолой, вытирая нос рукавом.

Тэмучжин покачал головой.

— Еще нет. Я же говорил, что вернусь.

Шолой издал какой-то сиплый звук, и Тэмучжин не сразу понял, что он смеется. Старик закашлялся, и на землю упал ком коричневатой слизи.

Коке раздраженно хмыкнул и произнес:

— Хан дает свое позволение, Шолой. Приведи дочь.

Шолой повернулся к Коке:

— Что-то он не приходил ко мне, когда прошлой зимой разошелся шов на моей юрте. Что-то не видел я Сансара на ветру с куском войлока и жильной нитью. Надо же, я и сейчас его не вижу! Так что попридержи язык, пока мы будем разговаривать.

Коке вспыхнул, стрельнул глазами в сторону Тэмучжина и Арслана.

— Приведи остальных девушек, Коке, предназначенных для моих братьев, — сказал Тэмучжин. — Я дал за них хороший выкуп, так что найди крепких и приятных лицом.

Коке разозлился, что его так отсылают. Но Тэмучжин и Арслан не удостоили его взглядом.

— Как здоровье твоей жены? — спросил Тэмучжин, когда его двоюродный брат ушел.

Шолой дернул плечом.

— Померла две зимы назад. Просто легла в снег да померла. Теперь у меня осталась одна Бортэ.

Сердце Тэмучжина подпрыгнуло от звука этого имени. До сей минуты он толком не знал, жива ли она. Он понимал, как одинок старик, но ничего поделать не мог — Шолой лишь расплачивался за все тумаки и злые слова, которыми осыпал своих детей. Поздно жалеть о прошлом, такова участь стариков.

— Где?.. — начал было Тэмучжин.

Но не успел договорить: дверь юрты распахнулась, на мерзлую землю ступила женщина. Когда она распрямилась, Тэмучжин увидел, что Бортэ стала высокой, почти вровень с ним. Она встала рядом с отцом и посмотрела на Тэмучжина с откровенным любопытством, кивнула головой в знак приветствия. Этот кивок нарушил его оцепенение. Он заметил, что она одета в дорогу, в подбитый мехом халат. Черные волосы собраны в косу.

— Долго же ты шел, — обратилась она к Тэмучжину.

Он вспомнил этот голос, и грудь сдавило от нахлынувших воспоминаний. Она уже не была костлявым подростком. У нее было волевое лицо, а темные глаза смотрели в душу. Он не мог разглядеть ее фигуру, скрытую толстым халатом, но стояла она прямо и гордо, и на коже ее не было отметин от болезней. Когда она наклонилась к отцу и поцеловала его в щеку, волосы блеснули на солнце.

— Черному теленку надо вскрыть копыто, — сказала она. — Лучше сделать это сегодня.

Шолой кивнул с жалким видом, но обниматься на прощание отец с дочерью не стали. Бортэ взяла холщовый мешок из юрты и закинула его на плечо.

Тэмучжин был околдован ею, поэтому почти не слышал, как Коке привел коней. Рядом с ним шли две молоденькие девушка, раскрасневшиеся от плача. Тэмучжин глянул на них: одна закашлялась, прижимая ко рту грязную тряпицу.

— Эта больная, — повернулся он к Коке.

Двоюродный брат нагло пожал плечами, и рука Тэмучжина потянулась к мечу, которого при нем уже не было. Коке заметил этот жест и осклабился.

— Сансар велел привести тебе эту девушку и ее сестру.

Тэмучжин поджал губы, взял девочку за подбородок и поднял ее лицо. Она была очень бледна, и сердце его упало. Как это похоже на Сансара — искать выгоду, когда уже ударили по рукам!

— Давно ли ты больна, малышка? — спросил Тэмучжин.

— С весны, господин, — ответила она, глядя на него со страхом. — Болезнь то приходит, то уходит, но я крепкая.

Тэмучжин перевел взгляд на Коке и смотрел на него до тех пор, пока с лица брата не сползла улыбка. Наверное, вспомнил, как отделали его в ту далекую ночь. Тэмучжин вздохнул. Девочке повезет, если она переживет дорогу на север. Если же умрет, кому-то из братьев придется искать себе жену среди пленных татарок.

Арслан взял повод, и Тэмучжин сел в седло, глядя сверху вниз на Бортэ. В седле не было места для двоих, потому он протянул руку и усадил ее к себе на колени, обняв вместе с ее сумой. Арслан точно так же подхватил девочку, что кашляла. Ее сестре придется идти за ними. Тэмучжин сообразил, что надо было привести с собой коней, но сожалеть было поздно.

Он кивнул Шолою, понимая, что это последняя их встреча.

— Ты крепко держишь слово, старик, — сказал он.

— Береги ее, — отозвался Шолой, не сводя глаз с дочери.

Тэмучжин ничего не ответил. Они с Арсланом поехали по улусу прочь, и олхунутская девочка бежала за ними.

ГЛАВА 22

Арслан догадался оставить их наедине в первую ночь. Кузнец все еще тосковал по утраченным мечам. Он взял лук и пошел охотиться, предоставив Тэмучжину познавать свою олхунутку. Девушка, которая шла пешком, натерла ноги и к вечеру, когда они остановились на ночевку, окончательно выбилась из сил. Тэмучжин узнал, что ее зовут Елюн и что она всегда ухаживала за своей сестрой, Махдой, когда та заболела. Тэмучжин оставил их рядом с лошадьми после трапезы, но даже издали был слышен сухой кашель Махды. Они укутали девочек на ночь. Олхунутки не казались крепкими и выносливыми. Если Махда переживет путь на север, то Оэлун отпоит ее всякими травами, но надежда на это была слаба.

Бортэ была задумчива и молчалива, пока Тэмучжин раскатывал одеяло у трескучего костра. Он привык спать на земле в одном халате, но не мог заставить ее дрожать от холода. К тому же он не знал, к какой она жизни привыкла, не знал, как Шолой обходился с ней после его отъезда. У него не было взрослых сестер, поэтому ему было неловко.

Он хотел поговорить с ней по дороге, но она сидела, выпрямившись, напряженная, покачивалась в седле и глядела за горизонт. Он так и не нашел, с чего начать разговор, и теперь между ними возникла какая-то преграда, и он ничего не мог поделать.

Когда Арслан вернулся с охоты, то с обычной своей сноровистостью взялся послужить им. Выпотрошил подстреленного сурка, зажарил кусочки мяса до золотистой вкусной корочки. Потом ушел куда-то, затерявшись в сгущающихся сумерках. Тэмучжин ждал от Арслана хоть какого-то знака, что тот одобряет его обмен, но тот только мрачно молчал.

Ночь плыла над ними. Тэмучжин начал беспокоиться, не понимая, как развеять неловкое молчание. Он заметил гладкую смуглость лица Бортэ, когда она умывалась в ручейке, таком холодном, что даже зубы у нее застучали. У нее хорошие зубы, думал он, крепкие, белые. Он хотел похвалить ее, но это было все равно что восхищаться новой лошадью, а других слов не находилось. Да, ему хотелось, чтобы она оказалась с ним под одеялом, но годы разлуки точно возвели между ними стену. Бели бы она спросила, он рассказал бы ей обо всем, что произошло, но она не спрашивала, а он не знал, с чего начать.