Бессмертный солдат - Elliot Taltz

— Ты считаешь, что лучше убить её сразу?

— Конечно! — воскликнул Гинэль, горящими глазами уставившись на Риду, которая своей непринуждённостью даже начала его немного злить. Но та холодно и сухо ответила ему:

— Покончив с ней прямо сейчас, мы можем потерять способности драконов-оборотней из древних родов и исцелённых Великим Фениксом. Мы останемся без защиты, понимаешь? Как бы это странно ни звучало, но даже те драконы, что там, снаружи, бродят по всему нашему миру — это наша защита. Они убьют любого, кто посягнёт на их земли, а следовательно, и наших врагов порешают. Уже были такие случаи, Гинэль. Доверься нам, старшим. Хорошо?

Гинэль скривил лицо ещё сильнее, едва сдерживаясь от глубинного животного желания оскалить зубы. Но вместо этого парень просто развернулся и пошёл восвояси, даже не попрощавшись с подругой-соратницей.

Тема драконьего проклятья была для Гинэля болезненной, несмотря на то, что он был из рода тех эльфов, которым было суждено обладать даром обращения из эльфа в дракона и наоборот по своей воле по праву рождения. Он никогда не забудет душераздирающие и даже ужасающие истории Альнэи и Мелэбы о том, как они огромное множество веков назад стали теми, кем не хотели бы становиться, и сотворили вещи, которых не хотели бы совершать.

Альнэя, обратившись в дракона самой первой из своей семьи, разорвала на части каждого из них, а деревню погрузила в синее пламя. С её слов, она всё отчётливо помнила, слышала, осознавала, но жажда уничтожать была впереди её «Я». Не было сил и времени осознавать, что она творила, только изрыгать пламенем и махать крыльями, раздувая прах и пепел по окрестностям её былого дома. После всего этого некоторые выжившие тоже стали драконами. Ему было страшно представить в полной мере, что происходило в душе и сердце эльфийки, ведь, по её рассказу, она с каждым годом в теле дракона переставала быть собой, становилась кем-то другим, кем-то, кого прозвали в королевстве, которого больше нет, Кьёнгар, что на языке эльфов её краёв значило «чёрный демон».

Гинэля передёрнуло. Это было действительно жутко.

История Мелэбы была не менее печальной. В один момент, с раскатом грома и сиянием тысячи молний на небесах, он обратился в огромное огненно-красное чудище, уничтожившее целый огромный каменный город. Исполин, который несколькими движениями и золотым огнём стёр свою родину в порошок. Когда Гинэль виделся в Мелэбом в последний раз, тот с какой-то уже усталой скрипучей печалью и пустыми глазами поделился, что в первый год, когда Великий Феникс вернул ему эльфийский облик, на свой страх и риск отправился туда, на саму Титанию, где когда-то был его город. Рыжий щуплый эльф с грустью обнаружил там пустырь. Даже обломков, по которым можно было бы хоть чуть-чуть припомнить очертания родного города, не осталось. Только зелёные луга, коренастые кустарники и редкие, округлившиеся под напором ветров и дождей булыжники, неподвижно лежавшие повсюду.

Гинеэля охватывал ужас от одних только мыслей, что такое могло произойти и с ним, да и вообще с кем угодно. Уничтожить всё, что тебе дорого, стать в итоге кем-то совсем другим, потерять себя настоящего — незавидная участь. И что сейчас творится в душах у драконов по всему Риниасу, которые опечаленные бродят по миру в поисках себя, но уже совсем не зная, где искать. И что им вообще искать.

Он также вспомнил слова Альнэи: «Я всегда будто бы что-то или кого-то искала и, не находя, впадала в ярость и уничтожала всё вокруг…».

Затянутый в свои какие-то не самые приятные раздумья, Гинэль до вечера бродил по улицам города.

Дом, в котором жил Гинэль, сложно было назвать родовым особняком в привычном для кого-то понимании. Просто каменная постройка с множеством комнат, в котором много лет назад обустроилась его семья. Небольшой дворик перед домом был огорожен высоким каменным забором, но железные ворота с причудливым рисунком, имитирующим морозные узоры, были всегда открыты. Ступени тоже из камня, зимой на них накидывали длинный ковер-дорожку, чтобы хоть немного меньше скользить в процессе поднимания наверх. Всего-то пять ступеней, а навернуться можно было серьёзно. Гинэль уже сталкивался с этой проблемой в детстве. Эльф даже поморщился от воспоминаний о том, как он бегал с младшей сестрой по двору, а забегая вслед за ней по ступенькам каменного крыльца, навернулся на наледи и распластался на них же, больно ударившись об углы. Но приятно забавило и радовало то, что она не смеялась тогда над ним, как это бывало обычно, если он делал что-то неуклюжее. Вместо этого Ниэен искренне заволновалась, помогла ему подняться и отвела к родителям, которые уже своей магией и заботой подлечили его болезненные ушибы. Несмотря на быстрый процесс заживления, по лестницам зимой он впредь не бегал.

К его удивлению, Ниэен встречала его на пороге. Погружённый в свои мысли, он даже не заметил, как она открыла массивную деревянную дверь и выглянула из-за неё. Нежное аккуратное лицо цвета белой глины излучало тепло, а розовый румянец, несмотря на изрядную бледность девушки, привносил в её образ что-то мягкое, приятное и весеннее. Волосы у Ниэен были такими же белыми, как и у брата, но гораздо длиннее и собраны в две толстые косы, украшенные изумрудными лентами под цвет её платья из плотной бархатистой ткани с вышивкой красных цветов. Подобных цветов не росло в этих краях; девушке, если ей верить, они однажды приснились, и она решила вышить их на своём самом любимом наряде.

Ниэен не была ни драконом-оборотнем, ни воином. Но вместо этого эльфийка унаследовала талант их с Гинэлем отца, Ивера, который был лучшим магом-целителем и лекарем во всей округе. «Девушка с золотыми руками» — так её называли.

— Ну что ты плетёшься? — тонким голоском обратилась Ниэен к Гинэлю. Тот словно очнулся ото сна. Короткого, но очень приятного тёплого сна, и снова вернулся в холодную реальную зиму, вынудившую его поспешить, но всё же быть аккуратным во время подъема по ступеням. — Скорее заходи! Я приготовила твой любимый суп с рыбой!

Ничего не сказав, но живо отреагировав на новость, Гинэль поспешил скинуть с себя уличные тёплые одежды и устремиться хвостом за младшей сестрой.

В обеденном зале на деревянном столе, накрытом изумрудной скатертью, которую также изящно расшила золотыми нитями Ниэен, уже стояли тарелки на трёх членов семьи: отца, брата и сестру. Гинэль, глядя на это, взгрустнул. Охваченный печалью, Гинэль плавно сел на старый, но всё такой же крепкий и надёжный деревянный стул, и посмотрел на содержимое глиняной посуды: