Мне давно хотелось убить - Анна Данилова

Или ты работаешь на кого-то, кто тебя и укрывает?

– Правильно. Ты умная девочка, и тебе очень идет мой свитер. Ты, кстати, не замерзла?

– А ты, наверно, решил меня согреть? А заодно и изнасиловать меня среди кустов земляники или клубники?

– Да не собираюсь я никого насиловать. Конечно, я не железный, но и не насильник, – Миша даже отошел от нее в сторону и теперь молча наблюдал за тем, как она, забывшись, склонилась и сорвала с грядки несколько спелых ягод.

– Можно мне съесть прямо здесь и сейчас? Ведь они чистые? – И она, не дождавшись ответа, сунула в рот сразу две крупные земляничины, вымазав красным соком губы. – Вот это класс! Слушай, возьми меня к себе, а? Я тебе буду щи варить, а ты позволишь мне есть вот это чудо и грибы, их я тоже люблю… Хотя, честно говоря, я никак не привыкну к мысли, что все это мне не снится.

Да, верно говорит Крым…

Она запнулась, густо покраснела и с трудом сглотнула: проговорилась. Она проговорилась.

Но, оглянувшись на стоящего сзади Мишу, Юля поняла, что он ничего не услышал. Ей просто повезло. Но впредь надо быть осторожнее и не говорить ничего лишнего.

– Миша, все это, конечно, замечательно, но мне пора. Я не верю, что отсюда невозможно добраться до города…

– А я такого и не говорил. Это первые дни все было настолько занесено снегом, что мне пришлось больше двух часов откапывать калитку. Как ты думаешь, если бы можно было дойти до города, до магазинов, стал бы я печь хлеб?

– Скажи, ты кто, уголовник? Ты сбежал из тюрьмы?

– Да ниоткуда я не сбежал. Просто мне надо было где-то отсидеться. Но это мое дело, понимаешь? Ты уйдешь и, быть может, все забудешь, а я постоянно буду думать о том, что ты кому-нибудь проговоришься обо мне…

– И поэтому ты предпочтешь меня убить?

– Слушай, ну сколько можно говорить о насилии и убийствах? Ты что, переела детективов? Не все же насильники и убийцы, в самом-то деле. Я – нормальный человек, и когда-нибудь, бог даст, ты сама сможешь убедиться в этом. Вон видишь белая миска? Набери туда клубники столько, сколько сможешь съесть, и я отвезу тебя в город. Ты куда хочешь сначала: в милицию или на автостанцию? Ну что ты так на меня смотришь? Не веришь, что я тебя отпускаю?

Она действительно не верила. Кроме того, у нее не было денег на дорогу. Единственное, что она могла сделать, это постараться вернуться к Ерохину, в его дом. Но что, если он уехал? Навряд ли Игорь сидит там и ждет, пока Юля найдется сама. А оставаться на морозе у калитки ерохинского дома ей не хотелось.

Вот как бы узнать, дома он или нет? А если назвать его фамилию этому Мише, откуда ей знать, какая будет реакция? Может, он и прячется-то от него? Хотя кто такой Ерохин, чтобы от него прятаться?..

Она молча собирала ягоды, после чего они с Мишей вернулись в дом.

– Скажи, а где ты был целое утро? Я проснулась, позвала тебя, а мне никто не ответил…

Когда она произнесла эти слова, они уже вышли из теплицы во двор и Миша, вдруг резко повернув голову, сделал кому-то знак рукой. И она это заметила. Он надеялся на то, что она не заметит, а она…

Сердце ее забилось, и под ложечкой засосало от страха. А ведь она чувствовала, что Миша здесь живет не один. Ну конечно, не один. Тогда с кем же? Их ДВОЕ?

На снегу появилась чья-то тень, Юля бросилась в другой сарай и заперлась там изнутри.

Через щель в грубо сколоченной двери она увидела медленно удалявшегося в сторону ворот Мишу. Он шел навстречу своему подельнику. А кому же еще?

Какой-то неприятный запах стоял в сарае. Юля повернула голову и увидела нечто большое, приваленное к стене и прикрытое бурой тряпкой. Дрожащими руками она сорвала ее, и из горла ее вырвался крик: это было разрубленное на куски человеческое мясо!

Графское озеро томилось под снегом. Оно напоминало присыпанное густым слоем белой пудры зеркало, обрамленное роскошной оправой из заснеженного соснового леса. Все здесь дышало таким покоем и тишиной, что казалось невероятным, чтобы где-то под землей таились призраки невинно убиенных девушек. Над озером сияло чистой голубизной высокое и холодное небо. Казалось, солнце еще не проснулось – лучи его были бледными, словно замороженными. Хотя золотистый свет его все равно играл на поверхности ровного снега, заставляя его искриться слюдяным радужным блеском.

Несколько хмурых мужчин стояли возле черного прямоугольника, напоминающего большую разрытую могилу, и смотрели, как на дне его Шубин и Кречетов – оба в рабочих рукавицах – собирают и укладывают в большие полиэтиленовые мешки останки погибших девушек. То, что одно тело принадлежало когда-то Лене Сажиной, не вызывало никакого сомнения – места расчленения в области бедер совпадали с теми обрубками, которые находились сейчас в с-ском морге у Чайкина. Другие части тел необходимо было исследовать, чтобы доказать, что они действительно принадлежали Дине Кирилловой и Наташе Литвинец.

Мешки погрузили сначала на один снегоход, затем, что не уместилось, на второй. Двое оперативников повезли этот страшный груз в город, с тем чтобы потом переправить его в областной центр для проведения судебно-медицинской экспертизы.

Чайкин, приехавший в М. вместе с Шубиным и Крымовым и не находивший себе места после того, как узнал об исчезновении жены, долго смотрел вслед удалявшимся по снежному полю снегоходам, не в силах выразить охватившие его чувства, главным из которых было некоторое облегчение: все-таки среди тел погибших он не обнаружил Надиных останков. Но это еще ни о чем не говорило.

Еще одно чувство терзало его, когда он смотрел на стоявшего рядом Крымова. Он испытывал к нему ненависть и страдал при мысли о том, что это ПО ВИНЕ Крымова и именно ИЗ ЕГО ДОМА была похищена и увезена Надя.

– Вот черт, кто бы мог подумать, что здесь вырыта такая огромная могила… – без конца повторял Кречетов, не веря своим глазам. – Да вы только поглядите, как ровно она сделана, а размеры, размеры-то?! Там же и вглубь можно пройти, если нагнуться… Подержите-ка меня, – он спрыгнул вниз и стал рассматривать дно действительно очень ровной прямоугольной ямы. – И стены глинистые, окаменевшие…

– А это, случаем, не выход из подземелья? – спросил, заглядывая вниз и при этом морщась, словно яма источала зловоние, Крымов. – Дайте-ка я тоже спрыгну…

И он спрыгнул. Чтобы выбраться оттуда, им пришлось бы карабкаться по выступам, сделанным оперативниками на одной из сторон ямы.

– Да здесь же просто земля промерзла, а если ее немного подкопать, то проход расширится… Ну-ка киньте нам лопаты! – послышался голос Крымова.

Им дали одну лопату, и Крымов принялся раскапывать проход.

– Ты вот. Кречетов, сколько лет в М. живешь?

Кречетов, который стоял и смотрел, как Крымов копает, пожал плечами:

– Да я всю жизнь здесь живу. А что? Вы, городские, только упрекать и умеете. А кому бы из вас в голову пришла мысль о том, что на берегу всем известного водоема может оказаться могила, да еще к тому же такая СТАРАЯ!

Мы здесь все обследовали, каждый куст, каждый метр земли, а она – почти в воде…

Между тем Крымов все копал и копал. Время от времени он вытирал пот со лба ладонью и давал себе время передохнуть.

– Слушай, Кречетов, а разве ты не знал, что под вашим городом еще в начале века немцы вырыли подземелье? Что у твоих предков были большие проблемы с канализацией и прочими коммуникациями, и все из-за этого разветвленного подземного хода?

– Да что это за ход? О чем ты?

– А то, что у этого подземелья несколько выходов, и все к водоемам, к Волге, например… И что там оружие прятали, тоже никогда не слыхал? Что коренные жители – немцы, готовясь к войне, организовывали там склады с припасами, потому как знали – не оставят их в покое… Так ведь и случилось? Им, бедолагам, дали 24 часа, чтобы они освободили город, подогнали к берегу баржу, погрузили всех немцев и отправили на поселения в Сибирь и Казахстан…

– Знаешь что, Крымов, может, там действительно и было подземелье, да только никакого отношения к Великой Отечественной оно иметь не могло… Может, когда раньше и прокопали какие-то стратегические подземные ходы, но скорее всего они имели отношение к местной тюрьме, которую разрушили уже в наше время, в шестидесятые годы… Но на том месте сейчас стоят мельница и водокачка… И навряд ли эти ходы сохранились…

– На мельнице, между прочим, – подал голос Шубин, – должен стоять дом какого-то купца, он перенес его с того места, где сейчас находится дом Удачиной.

– Так он и есть там. Крепкий добротный дом, сложенный из бревен, – отозвался из ямы Кречетов. – Ты же сам там недавно был!

– Я? Когда?

– Да это же теперь дом Ерохина, он его купил лет пять тому назад…

– ..и собирался подарить Литвинец?

– Вроде так, – пожал плечами Кречетов, который и сам-то знал об этой истории понаслышке. – Но что же за изверг такой мог так расправиться с девчонками? Ладно эта Литвинец, она со всеми мужиками в М. гуляла, хотя и ее жалко… А остальных-то за что? Особенно жалко Дину, отец ведь с ума сойдет. Я вот только одного не пойму – а где же тогда Трубникова?