Призрак музыки - Александра Маринина

Ермилов резко снял телефонную трубку и набрал номер.

– Антон Федорович, нам нужно встретиться, – официальным тоном произнес он на всякий случай. – Да, срочно. Нет, не у вас. Давайте за городом…

Через полтора часа Ермилов подъехал к назначенному месту. Варфоломеев уже ждал, ему до Новорижского шоссе было ближе, чем следователю. Михаил Михайлович достал из кармана письмо и сунул под нос хозяину «Мелодии-Плюс».

– Что это такое? Что это такое, я тебя спрашиваю, козел вонючий? Какого хохла ты в своей лавке пригрел?

– Да с чего ты взял, что это хохол? – опешил Варфоломеев.

– А с того, что я читать умею и украинский знаю, как ты матерный. Есть у тебя в конторе люди с Украины?

– Был один, – растерянно сказал Варфоломеев. – Но я его уволил недавно. На прошлой неделе.

– За что?

– Да ну его, не просыхал. Сам же знаешь, пьяницам веры нет, сболтнут что угодно и где угодно.

– Кем он работал?

– Техникой занимался. Он вообще-то хороший электронщик, толковый, и руки золотые. У них там на Украине работы нет, а здесь они готовы за копейки работать. Наши московские гроши для них целое состояние.

– Адрес его знаешь?

– Не проблема, ребята знают, они все друг у друга дома бывали.

– Значит, так, Варфоломеев. В дело лишних людей не посвящаем, и так уже слишком многие в курсе. Лыткин твой пока держится, но на него могут нажать посильнее, и он сдаст тебя.

– Не сдаст, – уверенно ответил Антон Федорович, – он парень крепкий, здоровый.

– Такой же, как все твои ублюдки?

– Нет, Васька не ширяется, у него мозги ясные.

– Все равно, лишних не впутываем. Хватит нам одного козла, который накололся и дело запорол. Сейчас мы с тобой, Варфоломеев, поедем к этому твоему хохлу и вытрясем из него все, что можно. И чего нельзя. Сначала вытрясем кассеты, потом объяснения, а потом мозги. Ты все понял?

– Понял я. Может, все-таки не сами, а? У меня бойцы в машине, им поручим.

– Я сказал: сами, – Ермилов чуть повысил голос. – Хватит, напоручались уже. От твоих козлов одни неприятности. Надо было мне с самого начала тебя под суд отдать, все равно с тебя толку никакого. Поехали.

Настя положила трубку и с видом победителя посмотрела на Колю Селуянова.

– Или мы не молодцы? Или мы не умники?

– И умницы, – добавил Селуянов. – Не томи душу-то. Чего они сказали?

– Все, что надо, то и сказали. Наш украинский друг оказался на редкость толковым парнем. Он и себя перед ними оправдал, и таких реплик им накидал, что уши увяли. Но зато Ермилов и Варфоломеев в ответ на эти реплики произнесли все слова, о которых мы с тобой мечтали, когда разрабатывали эту простенькую комбинацию. Теперь конец им пришел, Коля, не открутятся.

– Думаешь? – с сомнением произнес Селуянов.

– Она думает, – раздался от двери знакомый баритон. – Она же больше ничего не умеет, кроме как думать. А что суд скажет по поводу ее великих мыслей, она как-то думать забывает.

В кабинет вошел Виктор Алексеевич Гордеев собственной персоной. Его здесь никак не ждали, все полагали, что если он приезжает сегодня днем, то на работу выйдет не раньше завтрашнего утра.

– Ой, Виктор Алексеевич, – растерянно пискнула Настя, мысленно похвалив себя за то, что вовремя остановила уже готовое сорваться с языка «Колобок».

– Вот тебе и «ой», – сердито бросил Гордеев. – Думала, без меня можно наколбасить, и все с рук сойдет?

– Виктор Алексеевич, – торопливо заговорила Настя, – вы не волнуйтесь, мы с судьей согласовали.

Селуянов вскочил со стула и подставил его начальнику. Тот уселся поосновательнее, скрестив на груди крепкие округлые руки, и вперил в Настю недоверчивый взгляд.

– Да? С судьей, говоришь? Ну-ка, послушаем.

– Честное слово, Виктор Алексеевич. Гмыря сам к судье ходил. У нас были оперативные данные о том, что недавно уволенного сотрудника фирмы «Мелодия-Плюс» Андрея Переоридорога собираются убить. Мы встретились с Андреем, и он дал добровольное согласие помочь в предотвращении убийства и поимке преступников. Ему были выданы технические средства, проведен инструктаж по пользованию ими. Судья сказал, что основания для использования технических средств есть, и если Переоридорога впоследствии даст показания в суде, когда и при каких обстоятельствах была сделана запись, то все будет признано законным.

– А ну как твои разрабатываемые ему не поверили бы, а? Вы же на что рассчитывали? – спросил Гордеев и тут же сам себе ответил: – На то, что этот Андрей с трудной фамилией сможет перед ними оправдаться, они ему поверят и уйдут себе с миром, наговорив ему предварительно на диктофоны семь бочек арестантов. Так я понимаю?

– Так, – осторожно откликнулся Селуянов.

– А если бы нет? Если бы они его убивать кинулись? С чего вы взяли, что он сможет быть настолько убедительным и они ему поверят?

– Обижаете, Виктор Алексеевич, – тут же ответил Николай, – вся встреча контролировалась с начала и до конца. У нас даже ключ был от квартиры этого украинца, он сам нам его дал, чтобы мы могли в любую секунду ворваться.

Гордеев еще какое-то время переводил подозрительный взгляд с Насти на Селуянова и обратно, потом вздохнул.

– Ну ладно, коль не врешь…

– Виктор Алексеевич, ну когда я вам врала! – Настя попыталась сыграть обиду, впрочем, безуспешно.

– Откуда я знаю, – резонно возразил полковник. – Я тебя на вранье пока не ловил, но это не означает, что ты меня ни разу не обманывала. Ты же хитрющая, как я не знаю что. Особенно после того, как у Заточного поработала и набралась у него всяких штучек. Признавайтесь, кто про письмо придумал?

– Я, – откликнулась Настя. – А что, плохо придумано?

– Рискованно. Где гарантии, что оно сработает?

– Гарантии дают только шарлатаны, – встрял Селуянов, – а у Аськи был расчет. Вы же сами нас учили, что плясать надо от человека. Мы выяснили, что Ермилов долго жил и учился на Украине и свободно владеет украинским языком. Он – следователь, и, значит, он в отличие от нас, глупых маленьких оперов, умеет работать с документами, умеет их читать и анализировать, видеть между строчек. К тому же Ермилов, как мы выяснили, долгое время специализировался на расследовании хозяйственных преступлений, а в них, сами знаете, документы – основной элемент. То есть мимо признаков украинского происхождения автора письма он бы никогда в жизни не прошел.

– Ладно, это вы молодцы. Но все равно рисковали. А вдруг этот украинец не стал бы вам помогать, а, наоборот, заложил? Об этом вы не подумали?

Настя собралась было ответить, но Селуянов снова кинулся грудью на амбразуру:

– Обижаете, гражданин начальник, мы сначала изучили весь контингент сотрудников фирмы, особенно уволенных или чем-то обиженных, и подыскали такого человека, который нам подойдет. А потом уже придумывали, как в письме дать на него точную наводку, чтобы Ермилов пришел разбираться именно к тому, на кого мы технику навесили. Вы не думайте, Виктор Алексеевич, мы все просчитали и с Гмырей согласовали.

– Просчитали они… – куда-то в пространство проворчал Гордеев. – Счетоводы. Арифмометры. Меня на вас нет.

– Теперь уже есть, – почему-то обреченно констатировал Селуянов.

– Не дерзи, Коленька, старшим, – ласково сказал Колобок. – Я тебе в отцы гожусь. Ладно, с этим все. Дальше что делать будете?

– Дальше в понедельник Гмыря доложит руководству, и материалы будут переданы в прокуратуру для дальнейшего расследования, – пояснила Настя. – А до понедельника пусть Ермилов погуляет и помучается вопросом, кто же это ему письмецо написал. Переоридорога был жутко убедителен, они его даже бить не стали, поверили, что это не он написал. Ермилов все-таки очень опытный следователь, он сразу может отличить, врут ему или правду говорят, а Андрею даже притворяться не пришлось, он же действительно этого письма не писал и никаких кассет у него нет.

– Наружку задействовали?

– За Ермиловым-то? Конечно. Правда, они нас уже клянут, мы их за Дударевым следить подряжали, не прошло и года – снова дергаем. У них там свои сложности, сами знаете. Планы, графики, нагрузка и финансовые проблемы. Все в одной кучке. Сегодня пятница заканчивается, впереди суббота и воскресенье, посмотрим, будет ли Ермилов в эти два дня что-нибудь предпринимать, а в понедельник уже следователи подключатся.

– Пятница заканчивается, – зачем-то повторил Колобок. – Уже пятница. Уже июнь кончается. Один летний месяц как корова языком слизала. Слушайте, дети мои, вы хоть успеваете замечать, как время летит? Оно летит само по себе, а мы за ним не поспеваем. Все время опаздываем… Что-то я разбрюзжался. Это я с дороги такой злой, в поезде душно было и грязно, ехал и думал, на ком бы злость сорвать. Специально поехал не домой, а на работу, знал, что кто-нибудь наверняка провинился и под руку попадется.