Сломанный мир (СИ) - Анна Мори

Вот это — и есть Красота?

Он был ни капли не похож на Юкинари — не было в нем ни присущей тому доброты, ни его упорства и тихого мужества, ни способности мечтать.

Стоит, прекрасный, кривит губы.

Чего стоит красота без всего этого? Чего стоит разум? Чего стоит сила, если она не служит ни разуму, ни красоте, а становится самоцелью? Чего стоит чудо, когда оно прячется где-то в южных степях и большинство людей успели забыть о его существовании?

И этим богам предлагается молиться? Что-то не так с людьми, раз они так отчаянно нуждаются в этих вот чудовищах… Нет уж, к черту таких богов.

— Ну хорошо, Ху-сяньшен, а с кого бы вы предложили рисовать Феникса? — спрашивал тем временем Ван Фусин. — Как видите, я пока не успел ее изобразить. Может быть, попросить позировать принцессу Ильджон?

— Да, непременно позовите принцессу Ильджон, если хотите опошлить эту картину еще больше, — сказал алхимик с отвращением и как будто немного посерьезнел. — Юг — загадка, прибежище странного, а Феникс — трехлетняя девочка, играющая тайнами и чудесами. Если хотите спасти этот рисунок, возьмите самую уродливую девочку из бедного квартала и изобразите ее верхом на каком-нибудь из этих их волшебных животных. Феникс не должна быть ни умной, ни могущественной, ни красивой. Если бы спор Четырёх Богов был игрой в «Туман и облака», Феникс была бы безумицей, которая ставит фишки на все квадраты подряд, не руководствуясь никакой логикой. Она любит хаос, пестроту и веселье. И бурно радуется, когда неожиданно для себя и для всех остальных выигрывает. Феникс лучше всех знает, что ни в чем нет смысла. И она — единственная из всей этой компании, кому стоит молиться.

— Интересная мысль, — вежливо, но без интереса отозвался Ван Фусин.

— Черепаха, по совести сказать, у вас похожа на красотку с грошовой эротической картинки, — продолжал Ху-сяньшен, явно наслаждаясь ролью критика. — Нарисуйте ей лицо старухи, господин художник, ей это больше подойдет, честное слово: она смертельно устала от этого мира.

— Извините, но о Черепахе мне не хотелось бы думать плохо, — возразил Фусин, — я ведь сам родился в Юйгуе.

— Неужели? Что же заставило вас перебраться в Чхонджу? Ваша кисть оказалась недостаточно хороша для Страны Черепахи? Ни за что бы не подумал, — самым невинным голосом сказал Ху-сяньшен.

Ван Фусин не нашелся, что ответить. Гэрэл подумал, что даос ударил по больному. В Юйгуе или в Рюкоку про работы Ван Фусина в лучшем случае деликатно сказали бы, что они «уступают многим».

Гэрэл не хотел ввязываться в разговор с Господином Лисом, но сказал:

— Перестаньте, эти боги и так не внушают приязни, а вы хотите сделать их еще отвратительнее.

Он тут же пожалел о том, что сказал это, потому что Ван Фусина его слова не подбодрили, а еще больше обидели, зато даос оживился.

— Боги не для того, чтобы их любили, — возразил он Гэрэлу. — Боги — просто есть. А вы, господин генерал, верите в богов?

— Нет, — коротко ответил Гэрэл.

— Это было бы глупо, да, генерал? — усмехнулся даос. — Только дети или выжившие из ума старики могут верить, что какие-то там небесные звери выбирают себе любимцев и вселяются в них или наделяют их особой силой…

— Именно.

— А вы не думали, — вкрадчиво сказал даос, — что все немного сложнее: может быть, ни в кого вселяться им не нужно — они просто незаметно вмешиваются в жизни людей, выстраивая события нужным образом, пока из их избранников не получается именно то, что они хотели? Именно им мы обязаны всеми бедами, расставаниями, потерями, смертями — всем тем, что ломает нас, придавая нам форму — пока из котенка не вырастет тигр…

Они ведь уже говорили об этом с Юкинари, вспомнил Гэрэл. «Я верю, что все неслучайно». — «Если это так, я нахожу это отвратительным».

Он ответил почти то же, что и в тот раз Юкинари:

— Значит, эти ваши боги — просто больные ублюдки, которые играют людьми как пешками.

— Да, есть немного. Но ведь если бы не их вмешательство… — даос доверительно наклонился к Гэрэлу и повторил почти то же, что сказал ему в такой же беседе Юкинари, только с каким-то другим смыслом, словно делясь секретом, — …мы ведь не были бы самими собой, каждый из нас был бы обычным, скучным человеком.

На секунду сквозь шедший от алхимика густой перегар пробился знакомый Гэрэл горько-пряный запах — запах яогуай. Он, сам того не желая, потянул носом, принюхиваясь.

Даос заметил это крошечное движение и, что еще удивительнее, правильно его истолковал.

И издевательски осклабился.

— Ах да, я забыл — вы ведь и есть обычный человек. Открою вам секрет: неплохо быть не таким, как все. Если ты по-настоящему особенный. А вот когда ты всю жизнь чувствешь себя чужаком в этом мире, но ничего этакого не умеешь — человек как человек, только все от тебя шарахаются — вот это, наверное, чертовски неприятно. Да, генерал?

Ху-сяньшен так же легко читал чужие мысли, как Юкинари. (Может, он и правда мысли читает, подумал Гэрэл, — яогуай все-таки). Но в отличие от бывшего рюкокусского императора, даос предпочитал использовать этот талант во зло, а не во благо.

Гэрэлу хватило сил сохранить непроницаемое выражение лица и спокойно сказать:

— Извините, господин астролог или кто вы там, я боюсь, что совершенно не хочу вас слушать. Вы отвлекаете Ван Фусина от работы, да и у меня не так уж много свободного времени.

Господин Лис передёрнул плечами и ушёл, по дороге бормоча гадости про грубиянов-военных. Выглядел он при этом, правда, скорее довольным, чем обиженным.

Жизнь во дворце Токхына с каждым днём становилась для Гэрэла всё более невыносимой.

О Юкинари Гэрэл учился думать в прошедшем времени. Того Юкинари, которого он знал, больше не было.

Он лишился даже такой малости, как имя: Токхын звал его Тенью, и тот откликался на это прозвище. Впрочем, Гэрэл ничего против этого не имел: Тень и Тень — а как ещё звать человека, у которого нет ни сердца (он ведь своими глазами видел тот разрез на груди), ни лица (на людях мертвец так и продолжал носить повязку), который только и может, что следовать всюду по пятам за своим господином?

Это было не так, как если бы в его тело вселился злой дух, как в тех цзян-ши, что в народных байках ходят с вытянутыми вперед руками, сосут из людей кровь и жизнь и творят всяческие непотребства. Немертвый Юкинари