Гвардеец Бонапарта - Венита Хелтон

– Месье, – внезапно спросил тот, – в каком состоянии ваши финансы?

– Извините?

– Многие купцы во время войны потеряли все и остались практически без штанов, а как вы?

– Ну, мои штаны пока еще держатся у меня на заднице, а мои деньги положены на счет в банке Нового Орлеана. – Этьен яростно подул на кончик своей сигары и хмуро посмотрел в потолок веранды.

Доминик потер раненое плечо и сказал:

– Клейборн уговаривает Эндрю Джексона приехать в Новый Орлеан.

– Как раз этого только городу и нужно, – произнес Шартье, презрительно фыркнув. – Еще один мужлан выскочка, считающий себя полководцем.

– Да, так все говорят. К тому же многие опасаются, что британцы нападут на город. Если это случится, тогда Соединенные Штаты не продержатся и двух месяцев.

– Да, что называется, за темными тучами появилось солнце.

– Неужели вам было бы лучше, если бы вами управляли британцы?

– Конечно, нет. К тому же говорят, что они собираются отдать Новый Орлеан обратно Испании, если выиграют войну.

– Это только слухи, имеющие своей целью привлечь на свою сторону противников Америки, им нет веры.

Шартье выплюнул сигару. Из-за горизонта поднялась луна, освещая флагшток. Немного помолчав, хозяин дома задумчиво произнес:

– В наши дни вообще трудно сохранять веру во что-нибудь.

Доминик подумал, что в эту минуту отец Лауры наверняка вспоминает Наполеона, и произнес:

– Все-таки печально, когда уходят старые порядки и проходят старые времена.

Шартье вытащил из своего нагрудного кармана носовой платок и высморкался.

– Значительно печальнее, когда человек ничего не может сделать, чтобы изменить эти порядки. У меня нет сыновей, жена сбежала, у любовницы не может быть детей, а дочь, кажется, решила навсегда остаться в девах. Печально, это очень печально для добропорядочного католика.

– Да, действительно печально… – вновь подал голос Доминик, – однако, должно быть есть некоторое утешение хотя бы в том, что у вас такое состояние.

Плечи Шартье бессильно опустились.

– Возможно, мое состояние не такое уж большое, как я пытался вам представить.

– Уи, война всех нас разорила.

– О, да, месье Юкс. Когда-то у меня было много кораблей, которые возили товары по всему Карибскому морю от Нового Орлеана до Главестона и вот сейчас некоторые гниют в портах, другие потоплены. Если бы не вы, моя маленькая «Попрыгунья» и даже моя дочь разделили бы ту же участь.

– Если бы не я, – тихо произнес Доминик, – ваш барк к этому времени принес бы вам изрядную прибыль от продажи товаров в Новом Орлеане.

– Что? О чем вы говорите?

Доминик встал и, облокотившись на перила, посмотрел вниз. После некоторой паузы, он сказал:

– Не так давно, возле побережья Луизианы, я захватил купеческий барк, плывший под испанским флагом. На корабле было много серебра, шерсти, груз табака и уйма чернокожих рабов. – Этьен Шартье изумленно уставился на капитана. Из его рта и ноздрей повалил дым от сигары, а Доминик, между тем, продолжал: – Я высадил капитана Аллена Дефромажа с его людьми на Песчаной Косе, а барк отвел на Гранд Герр. Все товары я продал на черном рынке, кроме табака, который я отослал в торговый дом Шартье, как только узнал, кому принадлежал захваченный мной корабль.

– А рабы? – спросил Шартье свистящим шепотом.

– Я их освободил и дал им работу на моем ранчо. Тем, кто захотел, естественно.

Услышав это, хозяин дома подавился табачным дымом и закашлялся, так сильно, что гостю пришлось даже пару раз хлопнуть его по спине. Когда, наконец, толстяк отдышался, он внезапно разразился диким хохотом.

– Нет, это чертовски забавно. Вы хоть понимаете, что вы отказались от четверти миллионов американских долларов. Это, по меньшей мере. – Говоря по правде, Доминик ожидал самой разнообразной реакции на новости, однако, веселье явно не предполагалось. – Более полмиллиона долларов! С ужесточением блокады цены выросли просто чудовищно. – Этьен просто зашелся в новом припадке веселья и казалось, что на некоторое время он вообще потерял дар речи. Наконец, вытерев платком слезившиеся глаза, все еще посмеиваясь и качая головой, он произнес: – Ну, вы и мошенник, друг мой! Это ж надо, стоять у меня на балконе и рассказывать, что он меня ограбил. И это когда мне стоит только свистнуть, и набежит множество вооруженных людей. Нет, честное слово, вы мне от души понравились! Фабиан, моя милая королева квартеронка, выйди к нам, сердце мое и принеси нам виски.

Доминик выбросил окурок прямо в клумбу и, выпустив последнее кольцо дыма, которое тут же растворилось в ночи, повернулся к Шартье.

– Я вовсе рассказал все это не для того, чтобы развлечься и развеселить вас. – Этьен скрестил за спиной пальцы на счастье и кивнул гостю, чтобы он продолжал. – Я положил сумму пятьсот восемьдесят тысяч двести пятьдесят долларов и семнадцать центов на ваш счет в банке Нового Орлеана.

Этьен снова поперхнулся дымом своей сигары. Он выбросил окурок на землю и, кашляя, встал.

– Пятьсот восемьдесят тыс… проклятье!!! Вы что, совсем рехнулись, мой милый пиратский друг. Вы что же не могли держать свой рот на замке и присвоить себе все эти деньги?

– У меня были на то свои причины. Конечно, я не собираюсь возмещать вам убыток от потери рабов. Они бы принесли вам на аукционе что-то около сорока тысяч, если бы, конечно, вам удалось преодолеть эмбарго. Вы же знаете, что сейчас привозить рабов в штаты незаконно.

Шартье помахал руками.

– Знаю, знаю. Просто не мог отказаться от соблазна. Но сорок тысяч ничего не значат по сравнению с тем состоянием, которое вы мне принесли.

– В таком случае я бы вас попросил об одном одолжении.

– Говорите, я ваш должник, навеки вечные.

– Не говорите Лауре.

Шартье приложил палец к губам и, глазами, указав на открытое окно позади себя, сказал:

– Клянусь спасением своей души… Но почему такая тайна?

В этот момент пришла Фабиан с бутылкой виски и двумя высокими стаканами на хрустальном подносе. Доминик подождал, пока молодая женщина наполнила стаканы и, когда она ушла, ответил:

– Я ее люблю.

Этьен довольно захихикал.

– Ну, так тем больше причин рассказать ей о вашем великодушии.

– Все же больше причин промолчать и ничего ей не говорить. Вы можете представить себе реакцию вашей дочери, если она подумает, что я ее купил?

– А… Да…, я понимаю ход вашей мысли. Она очень гордая, моя девочка.

Доминик сел и сделал глоток виски.

– Думаю, что без нее я с ума сойду.

– Да вы уже сошли с ума, мой друг, но именно так, что мое сердце бизнесмена радуется, глядя на вас. Скажите мне, за какую цену вы готовы доставить свои товары в Новый Орлеан?