Победный «Факел Гаргалота» - Гай Орловский

Он ушел, Ибрагим посмотрел на меня очень внимательно.

– Тебе чего?

– Здо́рово, – сказал я с восторгом. – Так им и надо!.. А нельзя сразу по двое расстреливать? Или по трое?.. Их на яхте много!

Он посмотрел с любопытством.

– Откуда такая заинтересованность?

– Да есть среди них пара сволочей, – признался я. – Вообще-то они там все сволочи, но некоторые вообще дрянь, каких свет не видывал… И шуточки у них мерзкие, и жадные гады… Даже на чаевые поскупились, хотя я из кожи лез, чтобы угодить.

– Завидуют, – сказал Ибрагим с серьезным лицом, – ты же у богатых дам нарасхват, ха-ха!

Я вздохнул.

– Этих бы гадин в первую очередь…

– От гнева Аллаха не уйдут, – заверил он. – Все мы в его руке… Даже ты, хоть и неверный. Да свершится Воля Всемилостивейшего!

– Жаль, – сказал я кровожадно, – я бы на них указал, чтобы их пораньше! Увидеть, как их постреляют, а потом за борт… я бы не знаю, что отдал.

– Даже от чаевых отказался бы?

Я запнулся на миг, ответил уже рассудительнее:

– Да ладно, разок можно и отказаться. Даже от больших, хотя принц Сахид ибн-Сауд-заде пирует и деньгами просто сорит… Любое удовольствие стоит денег. Вон даже билет в кино…

Он проговорил задумчиво:

– Вообще-то командир выбирает пассажиров по списку.

– Ого, – сказал я почтительным голосом. – У него список?

– Конечно, – заверил он. – Капитан сам ему вручил. Всего лишь после первой затрещины. Мужественный человек! И сам все сейфы раскрыл, чтобы нам не утруждаться. Добрый, значит. Уважает наш труд. Побольше бы таких в Европе.

– В Европе уже почти все такие, – заверил я. – А кто не такой, все равно такой, так надо по закону… А список по алфавиту или как?

– Да, – подтвердил он, не сводя с меня пристального взгляда, – по алфавиту.

«Леонтии, – мелькнула мысль, – пока скорая казнь не грозит, как по имени, так и по фамилии», – но Ибрагим вроде бы проверяет меня, я сказал горестно:

– Жаль, не по мордам.

– Там только двое омерзительных? – спросил он.

Я замотал головой.

– Нет, те двое как раз еще и красавчики с виду, но внутри это мразь! Как и все пассажиры, правда. Там же нет ни одного, кто бы честно заработал эти сумасшедшие деньги. Потому даже в Америке о них никто не пожалеет, хотя, конечно, вслух никто не скажет.

Его взгляд потеплел, в моем голосе звучит настоящая страсть, сказал чуть мягче:

– Справедливое возмездие настигнет всех неправедных! Аллах все видит, но сам слишком добр, зато мы, его доблестные воины, полны священной ярости! Она только в исламе и осталась возможна, так что ислам принимает все больше неспокойного народа.

– Это хорошо, – сказал я, – на яхте, как и вообще в западном мире, одни гады и сволочи. Хорошие люди если и остались в Америке, то где-нить в лесу деревья рубят, а в города и не заходят. Или рыбу в морях ловят.

– А ты? – спросил он.

Я ответил со вздохом:

– Я плохой… Чтобы помогать отцу с матерью, прислуживаю этот богатой сволочи. Мир несправедлив, но я не борюсь, как вот вы, а устраиваюсь, потому что кроме родителей еще и младший брат и две сестры, что постоянно болеют…

Снизу поднялись, громко топая, трое в камуфляжной форме, все с автоматами в руках. Один на ходу снял черный платок с лица, орлиные глаза и длинный горбатый нос выдают уроженца глубинки Ближнего Востока, то ли араба, то ли еврея, за ним и двое соратников сдернули платки.

Орлиноглазый пояснил Ибрагиму:

– Командир сказал, деньги перечислили, а заправщик начал наполнять запасные баки.

Ибрагим сказал со вздохом облегчения:

– Я всегда был против этой таинственности.

Он тоже снял платок с лица, такими я представлял викингов, прыгавших с длинных стругов на плоский берег нормандский – в пределы старинных княжеств пожары вносить и смерть, ислам уже стал мировой религией, вытесняя христианство даже в северных странах.

Я ощутил холодок по всему телу. Дело уже не в том, что системы видеонаблюдения отключены, но заложники все равно увидят их лица.

А это означает только одно: заложники все равно обречены на смерть, выполнит правительство все до единого требования террористов или не выполнит. Никто не выживет даже из команды яхты, охраны хозяина и гостей, обслуживающего персонала и даже приглашенных девочек и музыкантов.

Но мне на остальных, конечно, начхать, как и на всех заложников, но приговорен к уничтожению и я, такой вот красивый и умный, главная ценность мира… а еще, кстати, Леонтия, из-за которой такая вот ценность оказалась на этом роскошном корыте в миллиард долларов.

– Красивые лица, – сказал я с восторгом. – Настоящие мужчины!.. Не то что прилизанные красавчики Европы, которых не отличишь от женщин…

Ибрагим хмыкнул.

– А зачем их отличать?

Остальные весело загоготали. Ибрагим сказал мне величественно, как Ролло во Франции:

– Принеси этим ребятам еды!.. Они с дежурства, им кушать нужно хорошо и много.

Орлиноглазый поинтересовался:

– Тут такие проглоты, пусть возьмет кого-то из своих?

Ибрагим не успел ответить, я бурно запротестовал:

– Не нужно, я все донесу! Я сильный. А второй вдруг да чем-то прогневает вас, застрелите, а заодно и меня… А я так не люблю быть застреливаемым!

Орлиноглазый пожал плечами, Ибрагим сказал весело:

– Видишь, простой дурак, а мыслит верно. Лучше перетрудиться самому, зато остаться целым, ха-ха. А то и невредимым, что куда труднее. Верно, гяур?

– Верно-верно, – торопливо подтвердил я. – Я сейчас все принесу!

Орлиноглазый спросил вдогонку:

– А что нести, знаешь?

– Рамадан кончился две недели назад, – ответил я. – Я знаю. Об этом теперь вся Европа знает. Мне лишь бы заложникам ничего не носить, пусть они, сволочи, с голода подохнут!

Они захохотали, Ибрагим сказал весело:

– В лифт тебя не пустят, а на двенадцатую палубу до утра будешь таскать еду…

Глава 7

Они захохотали снова, а я пронесся по палубе в сторону кухни. Чтобы заглушить связь, нужно знать о ней больше, чем я знаю, и, передвигаясь по исполинскому авианосцу, идиотски именуемому яхтой, присматривался, что где да как, где успевал, там устраивал короткие замыкания, это умею легко, всего-то создать пулю в нужном месте…

Дверь, мимо которой пробежал, украшена жуткими символами скалящегося черепа, зловеще-красной молнии и чего-то вроде тороида желтого цвета, тоже запрещающего, предупреждающего или даже отпугивающего.

Не доходя до кухни, я сбежал по лесенке вниз, там длинный коридор с металлическими стенами, даже не облицован деревом, что значит – только служебные помещения, сюда приходит только персонал в раздевалки и в душ, не считая всякого рода рабочих комнат, но сейчас наверняка и команду заперли где-нибудь в надежном месте и поставили часовых.

А надежное, даже не знаю, это либо в самом низу, либо в самом верху. Там и охранять легче, и при взрыве яхты погибнут быстрее, никого спасти не успеть…

Хотя Ибрагим ясно сказал, что заложники на двенадцатой палубе, это самый верх, их бы можно спасти высадкой десанта с вертолетов, однако радарная система засечет приближение издали, а ракетные установки достанут и разнесут вдрызг даже высотные истребители.

У лифта никого, хотя вообще-то их тут должно быть несколько по всей длине яхты, все для удобств, глупо ставить охрану у всех лифтов, когда весь корабль уже захвачен.

Я торопливо нажал кнопку, долго ждал, что это за скоростные, ползут целых шесть секунд, с ума можно сойти от долгого и тягостного ожидания…

Дверки бесшумно распахнулись, открывая кабинку с зеркалами на трех стенах и роскошным диваном. Стараясь двигаться побесшумнее, я поспешно юркнул вовнутрь, руки дрожат так, что не сразу попал в цифру двенадцать на светящемся табло.

Теперь только бы ничего не случилось по дороге, не люблю приключения и связанные с ними неприятности…

Кабинка подняла на двенадцатый и остановилась. Дверки бесшумно распахнулись, я прислушался, услышал приближающиеся голоса слева, выскочил, как заяц, и, перебежав на правую сторону, присел там за стойкой ресепшена.

Слева прошли, громко топая, двое боевиков с закрытыми платками лицами, я услышал брюзжащий голос:

– …А почему «Копыта Бурака»? Название какое-то дурацкое. Могли бы что-то и покрасивше…

Второй ответил серьезно:

– Ничуть. Коня, на котором Аллах поднял Мухаммада к себе на небеса, звали Бураком.

– А-а-а, – протянул первый, – все равно имя какое-то противное.

– Коня ценят по его скорости, – сказал объясняющий, судя по голосу, человек постарше и повесомее, – а Бурак несся так, что, когда вернул Мухаммада на землю, там в шатре еще продолжала выливаться из горлышка опрокинутой бутылки вода…