Настольная книга адвоката. Искусство защиты в суде - Джерри Спенс

С другой стороны, мне очень хочется поговорить с вами, поскольку это особый случай. Я ждал два года, чтобы кто-нибудь выслушал мое видение этого дела. Мистер Хендерсон не хотел меня слушать. Он лишь вносил ходатайства, чтобы не дать мне привести некоторые доводы. Его клиенты тоже не слушали Джорджа (нашего клиента). Они отказывались принимать мои доводы. Нас не слушал никто, за исключением вас. Мы с Джорджем ждали эти долгие годы, чтобы нас услышали, и вот наконец я готов выступить перед вами с заключительным словом, потому что вы единственные люди в мире, которые выслушают нас и поступят по справедливости».

Неожиданно я чувствую, что распахнулась какая-то внутренняя дверь и оттуда, как по мановению волшебной палочки, полилась речь. Она будет похожа на симфонию, презентацию в трех частях: начало, середина и конец. Как и музыка симфонии, в моей речи будут гармония, ритм и текстура. Она будет бурно нарастать до крещендо и затихать до шепота. Она будет не вымыслом, а продуктом высвобожденных искренних чувств. Она не будет подделкой. Здесь нет места обману и напыщенным речам. Сердце не может притворяться, если оно открыто.

Каждый уголок сердца, хранящий заключительное слово, заполнен чувствами. Мы крепко стоим на ногах, порицая несправедливость, допущенную в отношении нашего клиента. Подошел час расплаты. Что такое заключительное слово? Это время, когда мы с чувством этического гнева, с оправданным негодованием просим присяжных о справедливости.

Роль проводника. Выше я говорил о проводнике, этот принцип одинаково применяется ко всем продавцам, адвокатам и обычным людям. Все мы продавцы, и все мы в той или иной степени являемся проводниками. Я сравниваю нашу роль с ролью первопроходцев — тех, кто знает местность и кому присяжные доверяют. Они доверяют нам! Какая на нас лежит ответственность! Присяжные последуют за нами. Какая это честь! Они могли бы пойти за другим проводником. В зале суда есть человек, который в уголовном деле называется прокурором, а в гражданском — адвокатом защиты. Проводником хочет стать каждый. Но присяжные выбрали именно нас — не потому, что мы обладаем прекрасной внешностью или большой силой. Присяжные выбирают проводника не за красивый голос. Им нужен человек, на которого могут положиться.

Вспоминаю маленькую темноглазую женщину лет пятидесяти, которая училась у нас в Адвокатском колледже. Она никогда до этого не вела процесс с участием присяжных, потому что поздно начала адвокатскую практику. Она не была красивой, если сравнивать ее с красотками на обложках журналов, но она излучала такой энтузиазм и приверженность правому делу, которые можно видеть только у невинных детей. Она вела дело против крупной корпорации от имени женщины, пострадавшей от дискриминации и несправедливых притеснений. Ее оппонентом в судебном процессе был опытный юрист из крупной фирмы, представлявшей гигантские корпорации. Его, как обычно, окружали бесчисленные мелкие адвокаты, в его распоряжении имелись неограниченные ресурсы, возможность вызвать в суд любого свидетеля и представить любые доказательства, которые ему могут потребоваться. Этот юрист выступал перед присяжными с громогласным, самодовольным негодованием. Однако наша неопытная, иногда впадающая в замешательство и часто испуганная женщина отсудила полтора миллиона долларов возмещения для своей клиентки. «Почему так произошло?» — потребовал ответа заносчивый многоопытный юрист. Какой силой обладала эта хрупкая женщина, что смогла его победить?

Отношение присяжных к проводнику не зависит от роста и размера. Если мы можем докопаться до золотоносной жилы своей сути и даже глубже, если сможем сбросить маски, если всегда будем абсолютно честными, то именно мы станем проводниками, за которыми последуют присяжные.

Подготовка к заключительной речи. К заключительной речи, как и к любому этапу судебного процесса, необходимо тщательно подготовиться. Как обычно, мы заполняем свой мозг-компьютер материалами дела. Решающий довод в заключительной речи становится частью нас самих. На самом деле мы и есть решающий аргумент.

Мы начинаем познавать наше дело, когда готовимся к вступительной речи. Мы разработали тему, ощутили дело на себе, выдержали борьбу с ночными кошмарами и сто раз подготовили решающий аргумент.

Я начинаю готовиться к заключительной речи в тот день, когда берусь за конкретное дело. Часто перед тем, как лечь спать и выключить свет, я сижу в постели и записываю появляющиеся в голове идеи и фразы. Иногда это целые параграфы, которые я когда-нибудь произнесу перед присяжными. На тумбочке рядом с кроватью у меня лежит папка с надписью: «Заключительная речь». Иногда — как правило, утром, в полубессознательном состоянии между сном и бодрствованием, — меня посещает прозрение: яркие метафоры или убедительные фразы, и я записываю их, пока не забыл.

Недавно меня попросили взяться за дело молодого человека, которого обвиняли в убийстве его матери и ребенка, племянницы. За несколько дней до убийства у молодого человека появились неоспоримые проявления психоза: он впадал в бредовое состояние и демонстрировал явные признаки душевной болезни. Мать положила его в больницу, и несколько дней его обследовали. Врачи и другие специалисты обнаружили психическое расстройство, явно показывающее, что у молодого человека развился серьезный психоз. Но его выписали из больницы, через несколько часов он вернулся домой и до смерти забил мать и племянницу. Его поместили в государственную больницу, где он провел много месяцев, и наконец перевели в тюрьму — ожидать приговора суда. Обвинитель попросил для него смертной казни.

Едва услышав факты этого дела, я сразу принялся за заключительную речь. Передо мной лежала бумажная салфетка, и я тут же прямо на ней начал набрасывать заметки. В данном деле злодеем выступило само государство. Вопрос стоит так: следует ли позволять государству покрывать свое злодеяние — преступное освобождение молодого человека из больницы — его убийством? Как государственное обвинение может требовать смерти, если виновником преступления было само государство?

При любом понимании справедливости обвинения следует выдвигать только государству. Но поскольку его нельзя вызвать в уголовный суд и предъявить обвинения в убийстве, позволительно ли ему лишать жизни жертву — молодого душевнобольного, которого сознательно выпустили из больницы, превратив тем самым в убийцу? Этот человек — жертва. Героями в этом деле будут присяжные, которые, несомненно, увидят несправедливость требования государства лишить жизни этого человека. Присяжные наверняка поймут, что его нужно лечить и приговорить к пожизненному заключению в государственной больнице. Но с точки зрения властей, этот человек, пока он жив, остается напоминанием о преступной неспособности государства защитить своих граждан.

На этом примере я хочу показать, что как только я узнал о фактах, то начал немедленно формулировать решающий довод — что можно считать справедливостью в этом деле. Кто здесь злодей, а кто герой? Как можно изложить факты, чтобы добраться до тех потаенных мест в душе, которые, если их затронуть, остро реагируют на несправедливость?

Я формулирую решающий довод и заключительную речь утром под душем. Когда еду на работу, мысленно обращаюсь к воображаемым присяжным. Во время судебного процесса папка с заключительным словом лежит рядом со мной на столе. Я добавляю заметки, когда приходит вдохновение при выступлении свидетелей, оппонента или после комментария судьи.

Упорядочивание заключительной речи начинается за много недель до суда. Она будет редактироваться, уточняться и дополняться. Но основной свой вид она примет в процессе подготовки к делу. Когда я вхожу в зал суда в первый день судебного процесса, то тут же могу выступить с заключительным словом. За время между началом процесса и моментом, когда судья кивнет мне, разрешая начать заключительную речь, я успеваю в этой папке собрать все идеи и мысли, составляющие решающий довод.

Одновременно с созданием вступительной речи я также записываю каждое слово заключительной. Я много раз переписывал решающие доводы, редактировал их и снова переписывал. Они стали единым целым со мной. Хотя, выступая, я беру с собой заметки, но редко в них заглядываю. Я не учил заключительную речь наизусть — скорее, она живет собственной жизнью. Она направляет меня, когда я начинаю говорить. Я доказываю решающие доводы словами и метафорами, о которых никогда не задумывался, — до последнего момента, пока не начал говорить с присяжными. Заключительная речь, если ее освободить и положиться на нее, создает саму себя. Однако она формулировалась и лелеялась на протяжении многих месяцев. Она превратилась в живое существо. Подготовку дала ей жизнь. Как только она сформировалась, она продвигается вперед сама по себе, дополняет саму себя и, наконец, с неукротимой силой просит о справедливости.