Девушка, которая взрывала воздушные замки - Стиг Ларссон

— Это проблема, — сказал Нюстрём.

Он явно был очень озабочен.

— Для начала я, пожалуй, поясню, что с того момента, как этот отчет всплыл на поверхность, у нас почти круглосуточно работала аналитическая группа, пытавшаяся выяснить, что именно произошло. Сейчас мы уже близки к тому, чтобы сделать выводы. И они крайне неприятные.

— Это легко понять — ведь отчет утверждает, что Служба государственной безопасности вступила в сговор с психиатром Петером Телеборьяном с целью поместить Лисбет Саландер в психиатрическую лечебницу.

— Если бы все было так просто, — слабо улыбнувшись, сказал Нюстрём.

— Просто?

— Да. Если бы все обстояло именно так, никакой сложности бы не возникло. Это означало бы, что совершено преступление, которое должно повлечь за собой возбуждение уголовного дела. Проблема же заключается в том, что этот отчет не соответствует имеющимся в нашем архиве документам.

— Что вы имеете в виду?

Нюстрём достал и раскрыл синюю папку.

— У меня здесь имеется настоящий отчет, написанный Гуннаром Бьёрком в девяносто первом году. Здесь есть также оригиналы переписки между ним и Телеборьяном, хранящиеся в нашем архиве. Проблема в том, что эти две версии не совпадают.

— Объясните.

— К несчастью, Бьёрк взял и повесился. Мы предполагаем, что это связано с раскрытием его сексуальных эскапад. «Миллениум» намеревался придать дело огласке, и это привело его в такое отчаяние, что он предпочел покончить с собой.

— Да…

— В оригинале отчет представляет собой расследование попытки Лисбет Саландер убить отца, Александра Залаченко, при помощи самодельной зажигательной бомбы. Первые тридцать страниц расследования, обнаруженные Блумквистом, соответствуют оригиналу. В них нет ничего особенного. Расхождения возникают только на странице тридцать три, где Бьёрк делает выводы и дает рекомендации.

— Как это?

— В оригинальной версии Бьёрк дает пять четких рекомендаций. Нам нет необходимости скрывать, что речь идет о замалчивании дела Залаченко в СМИ и тому подобном. Бьёрк предлагает, чтобы реабилитация Залаченко — он ведь получил тяжелые ожоги — происходила за границей. И так далее. Он предлагает также предоставить Лисбет Саландер самое лучшее психиатрическое лечение.

— Вот как…

— Проблема в том, что в ряд предложений были внесены едва заметные изменения. На странице тридцать четыре имеется абзац, где Бьёрк будто бы предлагает признать Саландер психически больной, чтобы ее словам не доверяли, если кто-нибудь начнет задавать ей вопросы о Залаченко.

— А в оригинальном отчете этого утверждения нет?

— Именно. Гуннар Бьёрк никогда такого не предлагал. Это к тому же было бы противозаконным. Он предлагал, чтобы ее направили на лечение, в котором она действительно нуждалась. В копии Блумквиста это превратилось в заговор.

— Могу я прочесть оригинал?

— Пожалуйста. Правда, уходя, я должен забрать отчет с собой. Но прежде чем вы его прочтете, позвольте обратить ваше внимание на приложение с последующей перепиской между Бьёрком и Телеборьяном. Она почти полностью сфабрикована. Здесь речь идет уже не о мелких изменениях, а о грубых фальсификациях.

— О фальсификациях?

— Думаю, в данном случае это единственное подходящее слово. Оригинал показывает, что суд поручил Петеру Телеборьяну провести судебно-психиатрическую экспертизу Лисбет Саландер. Ничего странного в этом нет. Лисбет Саландер в двенадцать лет попыталась убить отца при помощи зажигательной бомбы; было бы удивительно, если бы ее не подвергли психиатрической экспертизе.

— Совершенно справедливо.

— Окажись вы на месте прокурора, думаю, вы тоже потребовали бы социального и психиатрического обследования.

— Разумеется.

— Телеборьян был к тому времени известным и уважаемым детским психиатром и вдобавок имел опыт работы в правовой медицине. Получив задание, он провел совершенно нормальное обследование и пришел к выводу, что Лисбет Саландер психически больна… мне, вероятно, не надо вдаваться в профессиональную терминологию.

— О'кей…

— Телеборьян сообщил об этом в отчете, который направил Бьёрку, а тот представил его в суд, принявший решение о том, что Саландер следует поместить в больницу Святого Стефана.

— Ясно.

— В версии Блумквиста экспертиза, проведенная Телеборьяном, полностью отсутствует. Вместо этого там имеется переписка между Бьёрком и Телеборьяном, в которой Бьёрк инструктирует его по поводу фальсификации психиатрического обследования.

— Вы полагаете, что это фальшивка?

— Вне всякого сомнения.

— Но кто может быть заинтересован в такой фальсификации?

Нюстрём отложил отчет и нахмурил брови.

— Вы подошли к главному вопросу.

— И ответом будет?..

— Мы не знаем. Именно над этим вопросом и бьется наша аналитическая группа.

— Может ли быть, что все это плод фантазии Блумквиста?

Нюстрём засмеялся.

— Ну, мы тоже первым делом так подумали. Однако мы считаем, что нет. Мы полагаем, что фальсификация была сделана давно, вероятно, почти одновременно с написанием оригинального отчета.

— Вот как?

— И это приводит к неутешительным выводам. Автор фальшивки был полностью в курсе дела. И кроме того, он имел доступ к пишущей машинке, которой пользовался Гуннар Бьёрк.

— Вы хотите сказать…

— Мы не знаем, где именно Бьёрк писал отчет. Он мог пользоваться машинкой дома, или на работе, или где-то еще. Можно предположить два варианта. Либо автор фальшивки работал в психиатрии или судебной медицине и целенаправленно стремился опозорить Телеборьяна. Либо фальшивку совсем с другой целью изготовил кто-то в недрах Службы государственной безопасности.

— Зачем?

— Дело происходило в девяносто первом году. Это мог быть какой-нибудь русский агент в ГПУ/Без, выследивший Залаченко. Такая возможность вынуждает нас сейчас просматривать огромное количество старых персональных дел.

— Но если КГБ узнал… тогда бы все вышло наружу уже давно.

— Правильно мыслите. Однако не забудьте, что именно в то время распался Советский Союз и КГБ распустили. Что у них сорвалось, мы не знаем. Возможно, операцию спланировали, но отложили в долгий ящик. КГБ всегда отличался умением фальсифицировать документы и распространять дезинформацию.

— Но какую цель мог преследовать КГБ такой фальсификацией…

— Этого мы тоже не знаем. Целью, естественно, могло быть стремление опозорить шведское правительство.

Экстрём ущипнул себя за нижнюю губу.

— Значит, вы говорите, что медицинское освидетельствование Саландер верно?

— О да. Вне всякого сомнения. Если выразиться неофициально, Саландер абсолютно сумасшедшая. Можете быть уверены, в закрытую лечебницу ее отправили совершенно справедливо.

— Унитазы, — с сомнением произнесла исполняющая обязанности главного редактора Малин Эрикссон. Судя по голосу, ей явно казалось, что Хенри Кортес ее разыгрывает.

— Унитазы, — кивнув, повторил Хенри Кортес.

— Ты хочешь опубликовать статью об унитазах? В «Миллениуме»?

Моника Нильссон внезапно и не к месту расхохоталась. Она видела, как он с плохо скрываемым энтузиазмом направлялся на пятничное совещание — в нем легко было распознать журналиста, уже подготовившего материал.

— О'кей, объясни.

— Все очень просто, — сказал Хенри Кортес. — Крупнейшая отрасль промышленности Швеции — строительство. Эту отрасль практически невозможно переместить за границу, хотя «Сканска» и делает вид, что имеет в Лондоне офис и все такое. Строить дома все равно приходится в Швеции.

— Да, но в этом нет ничего нового.

— Конечно. Но отчасти новым является то, что строительная отрасль на пару световых лет отстает от остальной промышленности Швеции в отношении конкурентоспособности и эффективности. Если бы компания «Вольво» производила автомобили таким же образом, то новейшая модель стоила бы порядка одного или двух миллионов крон за машину. Для любой нормальной отрасли главное — снижение себестоимости. Для строительства же — напротив. Они плюют на уменьшение себестоимости, в результате чего цена за квадратный метр увеличивается, и государство субсидирует их из налоговых средств, чтобы цена окончательно не зашкалила.

— Разве тут есть какой-то материал?

— Подожди. Это сложно. Если бы, например, развитие ценообразования на гамбургеры с семидесятых годов шло аналогично, бигмак стоил бы около ста пятидесяти крон или еще больше. Не хочу даже думать о том, во сколько бы он обошелся с картошкой и колой, но моей зарплаты в «Миллениуме» надолго, пожалуй бы, не хватило. Сколько из сидящих за этим столом пошло бы в «Макдоналдс» покупать гамбургеры по сотне?