Черная тропа - Головченко Иван Харитонович

РАССКАЗЫ

ПОД ЧУЖИМ ИМЕНЕМ

Лидочка собиралась в школу...

Был вечер, и до той заветной минуты, когда перед нею впервые откроются двери школьного класса, оставалась еще целая ночь и беспокойное утро, но Лидочке не терпелось. Шуточное ли дело — впервые собираться в школу! Тут важно не забыть, например, тетрадку. И ручку... И чернильницу... И карандаш. И важно, чтобы новый портфель был чистеньким — ни пылинки. А туфли, платьице, голубая лента в косичках — все должно выглядеть так, чтобы каждый, кто встретит Лидочку завтрашним утром, сказал:

— Эта девочка спешит в школу!..

Она не могла не заметить, что и отец ее — председатель сельсовета — Савелий Иванович Косачев, и мать — Софья Петровна Косачева, были настроены в этот вечер торжественно. Маленькое событие в семье всем им казалось значительным, и, настроенный мечтательно, отец сказал:

— Так и годы пролетят — не заметишь. Давно ли, Софья, мы радовались ее первому шагу? А ведь может и такое статься, что годиков этак через пятнадцать войдет в нашу квартиру дипломированный врач, или агроном... или учительница — Лидия Савельевна Косачева!..

Мать улыбнулась:

— Много еще воды утечет!..

— И все же верится, — сказал Косачев, наблюдая, как дочь примеряла перед зеркалом платье. Черные глазенки ее сияли от счастья, разгоряченные после купанья щеки налились ярким румянцем. Новое голубенькое платье в горошек ей очень нравилось, и не меньше нравился портфель — деловитый и важный, с блестящим замком, и коричневые туфельки, стоявшие у кроватки. Если бы сейчас, в эту минуту, в школу! Но придется еще раздеваться и ложиться в постель, и только утром мама разбудит ее и скажет:

— Ну, девонька, пора...

В какой уже раз Лидочка представляла себе, как она выбежит на крыльцо — нет, не выбежит, — выйдет вполне спокойно, спустится по ступенькам и, неся в правой руке портфель, а в левой букет левкоев, — любимых маминых цветов, — пройдет под окнами соседей, и те обязательно выглянут, конечно, и скажут:

— Подумать, еще так рано, а девочка уже идет в школу!..

Но разве она пойдет одна? У соседей есть злая собака Рябчик. Хорошо, если калитка закрыта и Рябчик привязан. А если нет? Озабоченная этой непредвиденной опасностью, Лида спросила:

— Мама, ты тоже со мной пойдешь?

— Ну как же! Обязательно провожу тебя...

— А потом ты уйдешь, а я одна останусь?..

— Нет, девочка, вас встретит учитель. Там соберется много таких же малышек, как ты, и он будет с вами заниматься.

— Я знаю учителя! — радостно воскликнула Лида. — Он близко от нас живет...

— И еще у вас будет учительница, Зоя Васильевна. Не знаешь? Ну, ничего, завтра познакомишься, ребята ее очень уважают...

— Еще бы не уважать! — пошутил Косачев. — Не будешь слушаться — сразу подавай ей уши... Крепко надерет!

Лида удивленно взглянула на отца.

— А вот и нет! Мама говорила, что в школе за уши не дерут.

— Это послушных не дерут, — продолжал дразнить Косачев. — А ведь ты частенько не слушаешься ни меня, ни мамы...

Заметив веселые искорки в глазах отца, Лида захлопала в ладоши:

— И совсем ты выдумываешь! Зою Васильевну я буду слушаться...

На улице стемнело, и Софья Петровна зажгла лампу. Мгла дождливого осеннего вечера за окнами еще больше сгустилась. Стали виднее мелкие брызги дождя, осевшие на стеклах. Черная ветка акации зябко тянулась к окну. Ветер настороженно шумел над крышей... И от этой непроницаемой мглы за окном, и от шороха ветра в комнате казалось особенно светло и уютно.

— Ну, хватит, девонька, чепуриться, — сказала мать. — Снимай платьице, будем ужинать.

Стоя посреди комнаты, Лида с усилием развязывала поясок. Савелий Иванович по-прежнему смотрел на дочь, мысленно повторяя: «И все же не верится!» Вспоминался партизанский отряд, в котором он познакомился с Софьей. Казалось, все это было совсем недавно. Однако дочери уже семь лет.

— Долго ты, школьница, с поясом возишься, — молвил он чуть насмешливо. — Может, учительницу позвать, чтобы помогла?

Девочка облегченно вздохнула:

— А вот и развязала! Я же не виновата, что он затянулся в узелке...

Захватив подол платьица, Лида вскинула ручонки, чтобы снять школьный наряд, невольно шагнула к отцу и вдруг оступилась. Грянул выстрел. Девочка пошатнулась и рухнула на пол.

Еще не понимая, что произошло, боясь поверить в страшное несчастье, Косачев бросился к дочери и подхватил ее на руки. Он почувствовал, как холодеет ее тело... Лицо девочки было залито кровью. Узенькая, черная струйка сбегала по новой ленте. В комнату вбежала Софья Петровна. Недоумение сменилось ужасом в ее глазах.

А за окном все так же монотонно постукивал дождь. Крупные капли смутно поблескивали в свете лампы, и стекла казались заплаканными. Ветер сторожко шуршал над крышей. Сквозь разбитое стекло в комнату тянуло осенней сыростью, запахом мокрой земли.

Уполномоченный районного аппарата КГБ майор Мехеда медленно шагал по комнате, время от времени глотая соду и брезгливо морщась. Сода несколько облегчала неприятное ощущение изжоги, но каждый раз, доставая новую таблетку, он кривился от непреодолимого отвращения.

Склонившись над чемоданом, жена Мехеды укладывала все необходимое в дорогу.

— Цветную рубашку возьмешь? — спросила она тем терпеливым тоном, каким обычно говорят с больным.

Мехеда безразлично кивнул и снова отхлебнул из стакана.

— А эту, голубую?

Мехеда молча согласился: боль под ложечкой разрасталась, и он не особенно прислушивался к вопросам жены. Давно страдавший болезнью желудка, Мехеда в этот вечер собирался выехать на лечение в Кисловодск. Получив разрешение начальника управления на отпуск, он еще утром передал дела своему заместителю, взял билет на поезд, отправлявшийся в три часа ночи, и теперь собирался в дорогу.

— Все, кажется? — не совсем уверенно спросила жена и после некоторого колебания осторожно закрыла крышку чемодана.

— А, не все ли равно! Вот только не забудь...

Телефонный звонок прервал Мехеду.

— Вот только бритву не забудь, — окончил он, уже беря трубку телефона.

Звонил районный прокурор.

— Убийство? — испуганно переспросил Мехеда. — В Подлесном? Так. Ясно... Стреляли в окно? Хорошо, сейчас выхожу, подъезжай.

Жена застыла у чемодана и удивленно смотрела на мужа.

— А билет на поезд, а путевка?

— Понимаешь, убийство! В районе столько времени нет даже случаев хулиганства, а тут убийство, — взволнованно объяснил он, поспешно облачаясь в свой форменный костюм.

Спустя час районный прокурор и уполномоченный КГБ уже были на месте трагического происшествия и внимательно изучали обстоятельства преступления. Пуля прошла сквозь голову девочки, отклонилась в сторону, пролетела мимо сидевшего на стуле Косачева и застряла в раме противоположного окна.

Баллистические данные ее полета давали основание думать, что выстрел был направлен прямо в грудь сидевшему на стуле Косачеву. Лида, стоявшая посреди комнаты и снимавшая свое новое платье, очевидно, шагнула вперед как раз в тот момент, когда преступник спустил курок. Пуля поразила ее случайно.

Отстрелянной гильзы у окна найти не удалось. Розыскная собака, приведенная на место убийства, сразу же взяла след от окна, у которого стоял преступник. Она повела проводника на огороды, дошла до заросшей осокой речки и остановилась у самого берега. Лапы ее вязли в топком иле. Собака металась, рычала, разгребала когтями и мордой болотный ил.

Засунув руки по локоть в грязь, проводник вытащил какой-то бесформенный, облепленный глиной предмет.

— Галоша! — закричал он, высоко поднимая свою находку.

Дальнейший след преступника скрылся под водой, и собака его уже не взяла.

Вытащенная из грязи галоша не была единственной находкой сегодняшнего дня. Недалеко от дома Косачева майор Мехеда поднял раскисший от дождя окурок папиросы, на котором еще можно было разобрать фабричный штамп «Шахтерские».