Черная тропа - Головченко Иван Харитонович

Будто пружиной подбросило раненого человека.

— Неужели Андрей? Что за встреча! Ну думалось ли, чтобы вот так... Откуда? А где наши?

Два боевых друга крепко обнялись. Петро тоже вышел из-за трубы, присел возле раненого, а в горле будто галушка застряла. Сколько легенд слышал он от партизан о бесстрашном комиссаре!

— Как же вы здесь очутились?

— Удивляетесь? Я сам долго удивлялся. Как видите, полицай полицаю — рознь. Жена Охримчука спасла. Меня в голову возле криницы ранили. Я лежал без сознания. Наверное, женщина меня тогда и подобрала. Как перенесли в хату, не помню. Когда пришел в себя, вижу, на печке в тряпье лежу...

Петро слушал комиссара и чувствовал, как прерывисто стучит сердце.

— А я ж убить Охримчука хотел... — промолвил он.

— Придется изменить намерение. Он — человек хороший.

Горовой трижды постучал по борову. Вскоре на чердак влез сам Охримчук, и все спустились в хату.

Говорили долго. Хотя комиссар чувствовал себя еще неважно, все же хлопцы решили немедленно отправить его в партизанский отряд. Разработали план. А когда пропели третьи петухи и во дворе забрезжил рассвет, хозяин, накрыв Горового, Андрея и Петра на чердаке сеном, сказал:

— Отдыхайте. Я пойду крышу латать... Целый день пролежали они в тревоге. Только под вечер заскрипела ляда[14] и послышался знакомый голос:

— Пора в дорогу.

Когда они вышли во двор, там уже стояла арба.

Партизаны легли на сено. Охримчук укрыл их сверху рядном, притрусил сеном, и арба покатилась по улице. Дружно бежала пароконка по укатанной дороге. Повозка так подскакивала на выбоинах, что даже в глазах рябило.

— К мосту подъезжаем! — послышался голос Охримчука.

Кто не знает, как охраняли мост фашисты, да еще весной, во время половодья! Рука Петра судорожно сжимала рукоятку пистолета. Только бы проскочить. А там сам нечистый поможет, ведь лес недалеко...

Застучала под колесами мостовая, кони перешли на размеренный шаг. «Сейчас часовой загородит дорогу»,— подумал Ивченко.

— Пферде, хальт! — послышался окрик.

— Дрова, понимаешь, по дрова еду... для управы... для пана Трикоза, — доносились обрывки речи Охримчука.

И вот уже арба катится по деревянному настилу — опасность, однако, еще не миновала.

Наконец въехали в лес. Охримчук распряг лошадей.

— Ну что ж, хлопцы, счастливой вам дороги!

Он произнес это печально, с тоской. Петру сразу стало жалко пожилого Охримчука, которого он долгое время так презирал.

— Может, еще встретимся когда-нибудь, а если нет, то не поминайте лихом. Отправился бы я с вами, да не могу — жена вот-вот родить должна. Как же ее одну бросить? И радость и горе мне с ней.

На том и распрощались.

Солнце уже село за густые верхушки деревьев, когда трое направились по глухой просеке в глубину леса. Четвертый повернул к городу.

— Ничего не понимаю, — отозвался Ивченко. — Полицай и...

— А что тут понимать? Охримчук — человек наш, только слишком ограниченный и безвольный. В полицию случайно попал, так сказать, угодил в сети, расставленные Трикозом.

«Святая правда, Трикоз не одному Охримчуку силки готовил», — отметил Петро про себя.

Их разговор прервали несколько выстрелов, прогремевших где-то возле речки. Партизаны переглянулись и поехали дальше. Им и в голову не приходило, что в ту минуту угасала жизнь человека, о котором они только что говорили...

С тех пор как Коляда и Ивченко доставили в партизанский лагерь раненого комиссара, прошло много дней. Немало событий произошло в жизни таращенковцев. Успешно проскользнув сквозь вражеские заслоны, отряд уже давно перебазировался в Брянские леса и влился в одно из крупных соединений. На огромнейших пространствах партизаны были полновластными хозяевами, и фашисты не осмеливались появляться в их владениях.

Осенью 1942 года командование советских вооруженных сил возложило на народных мстителей серьезную и важную миссию. Партизанские соединения в полном боевом порядке должны были оставить леса, форсировать Десну, Днепр, Припять, выйти на Правобережную Украину и продвигаться к Карпатам.

Чтобы отвлечь внимание фашистов, командование соединения решило провести несколько маскировочных рейдов небольшими отрядами в других направлениях. Выбор пал на группу Таращенко. Ему поставили задачу разгромить вражеский гарнизон в районе Черногорска.

Теплым вечером отправлялись таращенковцы в поход. Отряд продвигался форсированным маршем, уничтожая на своем пути вражеские опорные пункты, коммуникации, гарнизоны. Уже через неделю он был под Черногорском. Прямо с марша партизаны ударили по врагу. Натиск был настолько неожиданным и сильным, что фашисты в панике покинули город.

Командир отряда разместился на выгоне, возле беевского колодца с журавлем.

Еще слышалась на окраинах стрельба, а к командиру уже поступали радостные вести:

— Взята управа!

— Партизаны овладели гестапо!

— Захватили в плен двух немецких офицеров!

От командира во все концы города неслись конные гонцы с приказом:

— Живым или мертвым разыскать начальника черногорской полиции Трикоза.

Проходили часы. Бой утихал. Однако партизанам так и не удалось напасть на след кровавого фашистского прихвостня. Его не было ни во флигеле помещичьей усадьбы, ни в саду, ни в управе, ни в полиции, будто он сквозь землю провалился.

Стали допытываться у соседей: не видели ли случайно, куда спрятался бандюга.

— Видела я его, видела сучьего сына, как в садик без шапки, босиком удирал, — сообщила какая-то бабуся. — А куда он там девался, не скажу. Не заприметила — ведь глаза уже не те, что в молодости.

Так и ушли народные мстители из Черногорска, не найдя подлого предателя.

От людей они узнали о последнем преступлении Трикоза. После того как партизаны покинули дом Охримчука, туда явился шеф полиции. Увидев заделанную наспех дыру на соломенной кровле хаты, он взобрался на чердак и нашел в сене окровавленные бинты и несколько патронов. Позеленев от злости, он бросился со своими бандитами в лес, вдогонку за Кондратом. Охримчук, простившись с партизанами, в это время уже возвращался в город. Как раз на мосту он и встретил своего начальника.

На следующий день черногорцы нашли труп Кондрата на берегу реки. А еще через несколько дней на центральной улице повесили Настю Охримчук с дощечкой на груди: «Она прятала большевиков».

Вскоре партизаны отправились в новые походы и больше никогда не возвращались к Черногорску. По-разному сложились их судьбы. Многие пали в боях смертью героев, другие дождались прихода Советской Армии, воевали на фронтах. Но никто не ведал о судьбе Трикоза, лютого палача Черногорска. А невыдуманная история кончилась просто...

XV

Когда «Бородача» привели на очередной допрос, Гриценко коротко пересказал ему существо событий, записанных им для себя по памяти.

Не дослушав до конца, арестованный закричал:

— Хватит с меня! Слышите? Хватит!

Он вскочил на ноги и ударил кулаком по столу. Теперь он нисколько не напоминал того спокойного и благообразного старичка, который еще вчера так непринужденно перешагнул порог кабинета Гриценко. От недавнего безразличия не осталось и следа. Будто параличом скривило ему рот, лысина зарябила темно-красными пятнами. Всегда прикрытые хмурыми бровями глаза выкатились из глубоких впадин.

— Знаю, чем должна окончиться эта невыдуманная история, — прохрипел он. — После того как партизаны оставили город, шеф полиции Трикоз вылез из своего укрытия в бывшем помещичьем парке, он прятался в склепе, под могильной плитой. Там долгое время хранились клады Мюллера. Да, да, именно там! Вылез и задумался: что ожидает его в будущем. И он решил покинуть Черногорск, пока еще не поздно. Трикоз был слишком хитрым и практичным человеком, чтобы не понимать, что корыто Гитлера уже треснуло и вот-вот развалится. Поэтому содрал он с себя форму немецкого офицера, натянул плохонькую одежду и, прихватив документы на имя своего земляка Ивана Задирача, которого собственноручно застрелил незадолго до налета партизан за отказ ехать на работу в Германию, побрел на восток. В Черногорске же все были уверены, что Трикоза уничтожили партизаны. О нем скоро забыли. А через какие-нибудь полгода вернулась на Украину Советская власть. Трикоз «добровольно» поехал в Донбасс, на восстановление шахт. Со временем заслужил уважение тех, кого так ненавидел и кого боялся всю жизнь пуще огня. Вот так и жил, пока не...