Добрая Фея - Вадим Проскурин

Короче, разворачиваемся здесь. Дальше сложная система переулков, два перекрестка с круговым движением, надо будет сначала проехаться пару раз туда–обратно, чтобы местность в памяти отложилась, иначе заблудиться — как два пальца об асфальт. Потом будет длинная дорога, узкая и извилистая, тут сильно разгоняться не надо, особенно если дождь пойдет. В конце дороги шлагбаум, объект наш, кобовский, третьего управления, по ксиве–вездеходу пропустят без вопросов. Дальше дорога раздваивается, надо свернуть в левый переулок, дорога превратится в грунтовку, но это только до первого поворота, дальше снова будет асфальт. И вот он, двухэтажный кирпичный домик, стилизованный под конец позапрошлого века, хотя на самом деле ему лет десять–пятнадцать. И вовсе он не двухэтажный, просто большинство этажей подземные. Интересно, как они сотрудников на службу привозят, парковка совсем маленькая, а от ближайшей остановки километра полтора пешком. Маршрутку, что ли, гоняют от шлагбаума? Или вообще автобус? Впрочем, какое ему дело?

Саша оторвал взгляд от экрана компьютера и помотал головой. В самом деле, какое ему дело до всего этого? Какого дьявола он изучает этот объект, как будто планирует операцию? Какая, к черту, операция?! Не собирается же он на самом деле освобождать эту анчутку!

Иногда бывает, что какая–то мысль, мелкая, бесполезная и ненужная, захватывает сознание и никак невозможно от нее отделаться. В психиатрии это называется «невроз навязчивых состояний», об этом рассказывал психолог на курсах повышения квалификации. Ну, то есть неврозом это называется только в крайнем случае, когда навязчивые мысли реально мешают жить и работать.

Саша решительно закрыл окно с картой. У него нет никакого невроза, его психика абсолютно здорова. Немного расшатана, что неудивительно для его должности, но в пределах нормы. Если взять типичного полковника из МВД и сравнить с Сашей, Саша — вообще эталон психического здоровья. Так что оставим эти мысли и, вообще, надо делом заниматься.

Зазвонил телефон, это Серов позвонил по внутреннему.

— Гриднев, — сказал Саша в трубку.

— Серов, — представился собеседник в ответ. — Саша, зайди ко мне, заберешь рапорт своего бойца.

— Какой рапорт? — не понял Саша.

Неужели кто–то из ребят опять в неприятности попал? В утренней сводке ничего подобного не было, а если бы даже и было — непонятно, как Серов мог узнать об этом первым. Тогда в чем дело?

— Твой боец рапорт на командировку писал, — пояснил Серов. — Я подписал, забери.

— А я–то тут при чем? — удивился Саша. — Пусть сам придет и заберет. Что за боец, кстати?

Серов шумно вздохнул.

— Саша, — сказал он, — в армии есть такое слово — субординация.

— Мы не в армии, Николай Романович, — возразил Саша. — В армии есть много разных слов…

На языке вертелось «маразм, например», но Саша вовремя осекся. Незачем ссориться с дураком по мелочам, тем более что скоро этот дурак перестанет быть начальником. Пусть пока самоудовлетворяется как хочет, тешит чувство собственной важности.

— Хорошо, я сейчас подойду, Николай Романович, — сказал Саша.

— Ну вот, совсем другое дело, — удовлетворенно констатировал Серов. — Можешь ведь нормально разговаривать, когда захочешь.

Саша запер сейф, запер кабинет и направился по коридору к лифтам. По дороге ему пришла в голову мысль, что должность начальника экономической управы, похоже, проклята. До Серова управление возглавлял генерал–майор Сорокин, прославившийся тем, что после банкета по случаю вступления в должность ввалился к дежурному по управлению и поприветствовал его словами «Хайль Гитлер!» А на недоуменный вопрос дежурного невозмутимо пояснил, что является летчиком люфтваффе. Пикантность ситуации была в том, что дежурный еще не знал нового начальника в лицо и попросту вызвал охрану. Потом дело замяли, но осадок остался, прозвище «летчик люфтваффе» прилипло к генералу намертво, и на совещаниях руководящего состава при его появлении люди начинали хихикать и показывать пальцем. Вскоре Сорокин отправился на пенсию, на его место пришел Серов, он тогда казался абсолютно адекватным человеком по сравнению со своим предшественником.

До Сорокина управлением командовал полковник Гагарин, тот тоже любил чинопочитание, пытался даже заставить дежурного по управлению отдавать по утрам рапорт и честь. Тоже любил говорить при каждом удобном случае «у нас в армии». Про него рассказывали, что когда он вступил в ФРП и его спросили, какое общественное поручение он хочет выполнять, то он сказал, что хочет контролировать, как другие члены партии выполняют свои общественные поручения. Очень хорошо характеризует личность человека. Хорошо, что Гагарин быстро спился, перестал мешать работе, сидел у себя в кабинете и тихо квасил в одно рыло.

У Гагарина маразм тоже начинался с того, что он стал запрещать простым сотрудникам заходить к нему в кабинет даже по важным и срочным делам. Дескать, субординация, авторитет… И невдомек ему было, что авторитет зарабатывается не надуванием щек перед подчиненными и уж тем более не прогибанием поясницы перед начальством. Авторитет зарабатывается адекватной организацией дел во вверенном тебе подразделении. А если ты неспособен навести порядок, тут уже никакая субординация не поможет.

Тем временем Саша вышел на лифтовую площадку. Из восьми лифтов работали только пять, на площадке уже собралась мини–толпа из пяти человек. Всюду бардак, не могут никак лифты наладить, ладно бы здание было нормальное, можно было бы по лестницам ходить, а в этой башне попробуй на пятнадцать этажей поднимись… И подразделения размещены черт–те как, вперемешку, нет бы выделить каждому управлению по три–четыре подряд идущих этажа, насколько бы упростилась работа… Мелочь, казалось бы, но из таких мелочей вся жизнь складывается.

И у этих охотников за привидениями тоже бардак повсюду. Почему, спрашивается, не вырубили лес вокруг секретной тюрьмы для пленных пришельцев? Полагаются на внешний периметр? Это зря, на других объектах много раз проводились учения, они ясно показали, что не удержит такой периметр серьезного противника, группа «Гюйс», например, даже без серьезной подготовки пройдет внутрь в полном составе. Вдоль дороги наверняка камеры расставлены, посадили какого–нибудь прапорщика, чтобы следил за ними, не отрываясь, или, может, программно–аппаратный комплекс поставили какой–нибудь. Только туфта все это, аппаратуру слежения всегда отключают после десятой ложной тревоги, а прапорщик будет тупо смотреть в книжку или в PSP, но никак не туда, куда положено. Время запаздывания реакции будет минут пять, если не больше, а террористам хватит двух минут, чтобы подобраться к зданию вплотную под прикрытием леса, расчехлить гранатометы, да и вынести всю охрану в полном составе. Нельзя проектировать внешнюю защиту с таким маленьким допуском по времени. Впрочем, против нормальных террористов и большой допуск не поможет…