Последняя крепость - Юрий Никитин

Сенатор спросил с интересом:

– И теперь вы намерены оставить без света военные базы противника?

Яйцеголовый радостно улыбнулся:

– Не только без света, господин сенатор. Когда простые люди говорят «без света», то обычно имеют в виду по простоте электричество, хотя даже они могли бы догадаться, что электричество – это не только электрические лампочки. Мгновенно остановится вся промышленность, весь транспорт, исчезнет связь, даже Интернет, головная боль любого правительства, ибо Интернет нельзя контролировать!.. Абсолютно все люди останутся как без света, так и без тепла, холодильников, кофемолок, тостеров, кондишенов… Да это еще можно перетерпеть, но мгновенно остановится подача воды и, простите за выражение, работа канализации…

Из третьего ряда один из сенаторов, ярый ястреб, крякнул, спросил с интересом:

– Это значит, что евреи утонут в дерьме?

– Если их не спасти, то утонут, – подтвердил ученый. – Но, как я понял, у вас нет такой цели…

Он оглянулся на военного министра, как будто укоряя его за предательство, тот кашлянул и поднялся:

– Господа, как вы поняли, эта бомба никого не убивает. У нас есть свидетельства серьезных ученых, что электромагнитный импульс… как видите, в отличие от политиков я легко выговариваю такое слово, так вот этот электромагнитный импульс на человека абсолютно не действует. Бомбы будут взорваны в полночь, когда все спят, и большинство населения просто проснется утром в доме с неработающими холодильниками, водопроводом, канализацией, телефоном, всей аппаратурой и даже мертвыми лифтами. А тем временем наши бравые десантники высадятся в заранее отмеченных токах и все возьмут под свой контроль. Их аппаратура будет работать превосходно!

После двухчасовых слушаний сенаторы разошлись, Файтер в своем кабинете принимал силовиков, а Гартвиг привел и яйцеголового. Тот перестал горбиться, а сквозь стекла очков на президента взглянули очень серьезные глаза.

Бульдинг дружески хлопнул по плечу ученого, тот наблюдал из окна, как сенаторы усаживаются в лимузины и разъезжаются по своим кабинетам. Понятно, что трое-четверо сейчас же отправят по тайным каналам в Израиль подробный отчет о слушании.

– Прекрасно проделано, Мордехай!

Тот нервно дернул плечом:

– Не называйте меня этим дурацким именем, генерал! И вообще, что за нелепая идея так по-жидовски обозвать живого человека?

Гартвиг хлопнул с другой стороны, загоготал:

– Во-первых, сенаторы должны верить, что бомбу разрабатывали и готовы применить против Израиля евреи. А ворон ворону глаз не выклюет, евреи ни за что не нанесут своим соотечественникам большого урона. Дескать, международная еврейская солидарность. Потому выбрали простое еврейское, даже израильское имя…

– Я понимаю, но почему такое дурацкое?

Военный министр захохотал громче. Засмеялись и директор ЦРУ с директором Управления национальной безопасности.

– Маленькая ответная месть, – пояснил директор Олмиц. – Когда-то израильтяне очень здорово навешали лапшу нам и всему миру с помощью подставного «ядерного физика» Мордехая Ванину. Он не был ни ядерником, ни физиком, но своей дезой здорово всполошил мир. И, вполне возможно, спас Израиль.

Файтер, не поворачиваясь, задумчиво смотрел на чертеж самой технологичной. Сказал негромко:

– А что, если в самом деле применить эти бомбы? Пусть израильтяне в говне утонут.

– Если бы утонули, – ответил Гартвиг с сожалением. – А то ведь выберутся… Им в дерме поплескаться – за милую душу. Так что для надежности лучше уж пройтись по ним сперва ковровыми бомбардировками… Да не по разу, а потом на развалины высадить войска. Мы должны довести до конца те благородные задачи, которые поставил перед собой Александр Македонский!

Файтер вздохнул:

– Да, конечно… Он бы сам все сделал, если бы не…

Он умолк, Гартвиг посмотрел на него остро.

– Вы в самом деле так подумали? А что, в этом что-то есть.

Файтер развел руками:

– Такие вещи должно знать ЦРУ.

Олмиц подумал, кивнул:

– А что, это в их духе. Умертвили самого опасного для себя человека! Кстати, надо об этом сообщить высаживающимся войскам. Хоть на полпроцента, но это добавит злости. Все-таки Македонский был нашим, военным человеком! А убили его подло, отравили. Чисто по-еврейски!

Стивен, щурясь даже сквозь темные очки, взглянул на синее небо. Когда же дождь пойдет, нельзя же в такую жару что-то делать, как они здесь живут, если он, со здоровьем космонавта, чувствует себя разваренной рыбой!

Небо обманчиво нежное, с утра ярко-синее, а сейчас почти белое. Как из плавильной печи веет от Старого города с его узкими и кривыми улочками, словно прорубленными в камне – серый камень в стенах, камень под ногами, камень везде, и ни травинки, а уже чувствуется приближение полудня: раскаленного, душного и настолько сухого, что горло скрипит, как старая жесть.

Стрижи еще носятся с пронзительным криком, потом и они попрячутся, только победно горит купол мечети Омара.

Он вздохнул и снова в который раз нажал заветные три кнопки на мобильнике. После недолгих звонков щелкнуло, раздался голос, от которого дрогнуло сердце:

– Стивен, привет!.. Я уж думала, не позвонишь…

– Бессовестная, – вскрикнул он. – Я тебе звонил не переставая!..

– Не слышала, – ответила она удивленно. – Может быть, кот нечаянно отключил?

– Кот?

– Да, он любит играть с моими вещами.

– Какой кот, – закричал он так, что прохожие начали удивленно оглядываться, – ты была недоступна!.. Да и нет у тебя никакого кота!

– Я отключила? – удивилась она. – Это ты бессовестный! Такое со мной проделывал, и после этого называешь меня недоступной?.. Ладно, не оправдывайся, бить не буду. Это, наверное, в нашем гараже, куда я ставлю машину. Там всегда теряется связь. Не понимаю только, если бы в подвал загоняла машину, а то на второй этаж…

– Ты где? – прервал он. – Хочу тебя видеть.

– Когда?

– Как «когда»? – взорвался он. – Немедленно, конечно. А как иначе?

– Ну, Стивен, – засмеялась она, – у нас еще все впереди. Куда так торопишься? Смотри, объешься, пресытишься. Снова разочаруешься…

– Мария, – прервал он. – Ты где?

– Я сейчас вышла из офиса, – сказала она.

– И куда направилась?

– В супермаркете цапну продуктов, закину домой…

Он вскрикнул:

– Через двадцать минут буду у тебя!

Она запротестовала:

– Я не успею!

– Тогда встречу у супермаркета! Это который в двух кварталах от твоего дома? С большой такой пальмой у входа?

– Да…

– Лечу, – ответил он и отрубил связь, пока она не нашла что возразить.