H2O - Яна Дубинянская

— Иган!!!

Наперерез прогрохотала не то дрезина, не то тележка с альтернативным двигателем, совершенно адская машина, дребезжащая, дымящая. Анна отступила на шаг, а когда клубы черного дыма рассеялись, напротив стоял бригадир Петрас, мертвой хваткой сжимающий запястья Игана и Неда. Оба вырывались, молча и мрачно. У обоих ничего не выходило.

— Отпустите их, Петрас, — сказала Анна и снова не услышала ни звука, похожего на собственный голос.

Мордатый бригадир затряс в воздухе мальчишечьими руками, изрыгая изо рта строительный шум, лязг и грохот — ни единого человеческого слова. Иган что-то выкрикнул высоко и возмущенно; Анна шагнула ближе, протянула руку, попробовала заговорить опять, прицельно выстреливая словами по одному прямо в бесстрастную квадратную морду:

— Отпустите!.. Это!.. Мои!.. Сыновья!..

Он то ли как-то отреагировал, то ли просто ругнулся на своей волне, а затем двинул вперед, таща мальчиков за собой и оттесняя Анну с дороги. Едва успела поймать Неда за свободную руку и засеменила рядом, нелепо, будто на привязи. Они вышли из недостроенного здания через пустой дверной проем, и морозный воздух по контрасту с пылью и дымом внутри показался чистым и прозрачным, как дистиллированная вода.

Аш-два-о. Формула возникла в сознании самопроизвольно, и, отшатываясь в сторону от гигантского контейнера на крюке подъемного крана, мы не сразу сообразили, что она вписана в эмблему на каждой из его квадратных граней. И как это понимать: в нем что, перевозят воду?..

Контейнер упал на движущуюся платформу и покатился внутрь; бригадир наконец-то разжал тиски красных ручищ, и мальчики синхронно схватились за запястья.

— Шоб я вас тут больше не видел, ворюги! — рявкнул Петрас.

— Это мои сыновья! — наконец-то услышала себя Анна. — Да как вы сме…

Мимо просвистел еще один контейнер, поменьше, снижаясь по параболе в развороте, как пикирующий бомбардировщик. Когда он приземлился на платформу и Анна, выпрямившись, выпустила мальчишечьи затылки, никто ничего уже не смел. Здесь вообще никого больше не было, если не считать снующих во всех направлениях рабочих, деловитых, безликих.

— Вообще уже, — обиженно пробормотал Нед.

Иган выразился гораздо более определенно; кошмар, это все школа, мы-то уж точно не учили его подобным словам! Прикрикнула нервно, даже истерически, и, схватив сыновей за руки, точь-в-точь как мордатый бригадир, гренадерским шагом повела их прочь со стройплощадки.

Недалеко. Домой.

— А там прикольно, — сообщил Иган, налегая на круассаны. — Супер, скажи, Недди?

Младший кивнул с набитым ртом.

— Не вздумайте, — предупредила Анна.

Сыновья подозрительно промолчали, что вряд ли стоило считать знаком согласия. Но вытягивать из них торжественное обещание не лазать больше на стройку не было никаких сил.

Кирстен принесла еще одно блюдо с круассанами и кувшинчик сливок для чая и какао. Так странно завтракать не на веранде, а здесь, в сурово-помпезной столовой для деловых приемов Олафа с партнерами. Накрытый на троих краешек длинного дубового стола казался крохотным оазисом в ледяной пустыне. Громоздились вокруг, уходя вдаль, словно ряды бурых скал, пустые стулья с тяжелыми аскетическими спинками. Иган и Нед затеяли было игру в безумное чаепитие, пересаживаясь с места на место вдоль стола, но мы, конечно, им запретили. Напрасно. Пускай бы.

Она и сама бы сейчас с удовольствием пересела. Спиной к окну.

— Ма, а мы сегодня в школу не пойдем, да?

Встряхнулась, стараясь не смотреть в окно; однако сверкающие стекла и металлические балки стен навязчиво лезли в поле зрения на краю слепого пятна. Жизнь продолжается, вернее, продолжается та малость, что осталась от нее до сих пор. Разрозненные обрывки, и держатся они на единственной и хлипкой несущей конструкции — на нас. Нам и только нам принимать решения, пускай мелкие и повседневные, но пока еще необходимые:

— Сегодня уже нет.

Громыхнуло «уррра». Салютом экзальтированных чувств брызнуло какао на белую скатерть, упал на пол кусок круассана, и Нед тут же полез за ним, оттопырив тощую задницу, по которой Иган не преминул наподдать с размаху.

— Но на завтра вы должны быть готовы. Если хотите свободы после обеда, прямо сейчас садитесь делать уроки.

Досадливое мычание, такое ритуальное, как всегда. Запереться в маленьком мирке дома-крепости, ведь может и повезти, кто знает, вдруг до поры до времени его не станут брать штурмом. У Виктора наверняка грандиозные и обширные планы, однако остается же шанс, что они не зацепят по касательной скромный домашний очаг когда-то знакомой и, возможно, значимой, но давно уже ненужной женщины, ее мужа, ее детей, ее счастье…

О счастье — отдельный разговор. И, между прочим, он его уже заводил.

Вошла Кирстен с подносом. Сообщила между прочим, собирая посуду:

— Опять орут. Один уже почти вылез.

Анна вскочила и метнулась на кухню. Птенцы действительно орали вовсю, а ведь мы накормили их сразу же, как только вошли. Иган и Нед пришли от птенцов в дикий восторг, выразили горячее желание немедленно их поделить и взять под свою опеку: Анна позволила каждому испробовать в деле пинцет и пипетку, но в долговечность сыновних намерений не верила ни минуты. Наши оболтусы и питона раз в полгода забывали бы кормить.

Птенцы наелись и успокоились; ненадолго, усмехнулась она. В столовой, как ни странно, тоже было подозрительно тихо. Анна подошла вплотную к двери и остановилась за приотворенной створкой.

— …робот, — невнятно говорил Нед. — Только несобранный.

— Сам ты робот! — вполголоса откликнулся Иган. — Это блоки секретного оборудования. Военного.

— Значит, секретный и военный робот. Его соберут, и ты увидишь!

— Нет, ну развел тут детский сад. Сам увидишь! Они их как раз отгружают, эти блоки в ящиках, к вечеру наверняка начнут монтировать. Как стемнеет, пойдем и посмо…

Распахнутая дверь. Гроза, гром и молния, шквал:

— Я сказала!!!

Разом замолкли, конспиративно уткнувшись в тарелки. Анна села на место, медленно водя по склоненным макушкам тяжелым взглядом. Наши авантюристы и разбойники, рисковые и по определению свободные мальчишки… Никогда раньше мы не ставили перед ними абсурдных запретов, не препятствовали проявлению здорового любопытства и жажды приключений. Никогда раньше они не чувствовали себя запертыми внутри чужих необъясненных и необъяснимых рамок, в многослойном кольце гремящей цепи. Почему — сейчас? Какого черта?!

Не нужно ничего объяснять. Просто запретить, это всегда и легче, и действеннее. Неизвестно, что с ними может случиться — там, тем более когда стемнеет. Передернула плечами, опустила глаза.

Иган встал из-за стола, сказал спасибо и очень вежливо сообщил, что идет делать уроки. Нед в точности повторил всю программу, правда, не так безукоризненно и поэтому чуть более убедительно. Анна не подняла головы. Дробь мальчишеских шагов растаяла в глубине дома. Кажется, и вправду вверх по лестнице, в направлении детской, и скорее всего в данный момент они действительно сядут показательно заниматься, — но вообще нельзя спускать с них глаз. Вот только допьем чай… встанем… поднимемся к ним… и не будем спускать. Сейчас.

Тяжелая голова, тяжелые веки. Мы слишком рано встали сегодня, выехали практически на рассвете, чтобы до завтрака привезти домой мальчиков и еще много чего успеть сделать — уже и не припоминается, что именно, да и стоит ли? Мимолетный взгляд напоролся на режущий блик в окне, отражение солнца в стеклянной грани уже почти достроенного чудовища. Надо будет завесить портьерами или жалюзи, закрыть ставнями, а еще лучше наглухо заложить кирпичом это окно. И заодно все остальные окна, бойницы нашей последней крепости.

Олаф недооценил Виктора, точь-в-точь, как и мы сами в свое время его недооценили. Как недооценивали даже те, кто делал на него тогда немалую ставку. Очень похоже на то, что он дозрел, наконец, до реванша. Вещи, жизненно необходимой сильному, энергичному, умному, небесталанному — и так традиционно, трагически недооцененному. Он вот-вот им всем покажет. Но какого черта было начинать с нашего дома?!

Виктор, кажется, искренне удивился, увидев нас тут. Впрочем, насколько искренне, вопрос его актерского таланта. В любом случае, так должно было сложиться, сковаться, захлестнуться намертво сложным плетением звеньев цепи. И он понял это не хуже нас. Он был искренне — да! — рад нашей встрече, правильному прологу своего реванша, триумфа, победы.

Встрече с Олегом он обрадовался бы куда меньше. Несмотря на то, что явно искал ее, встречи с ним, вон, даже привез с собой его сына. А что было дальше, мы попросту не знаем, мы осведомлены гораздо хуже, чем ожидают те, кто так усердно и регулярно подбрасывает нам то адрес электронной почты, то номер мобильного телефона. Разумеется, мы не будем ни писать, ни тем более звонить — даже если это единственный способ узнать больше.