Дневник покойника - Андрей Троицкий

Дэвид развернулся и погнал «Ниву» по другому пути.

Ветер, налетая, колыхал ковыль и мятлик. Боб вылез из кабины, отошел на несколько шагов и, присев на колено, вскинул карабин с оптическим прицелом. Припав глазом к резиновой гармошке окуляра, он стал искать в ночи цель, но не увидел ничего. Глазу открывалась только степь, уходящая в темноту. Неожиданно на горизонте показался силуэт всадника, скачущего на лошади.

– Всадник, – сказал Боб. – У горизонта человек на лошади.

– Один? – спросил Чибис.

– Вроде один, скачет в нашу сторону.

– Он вооружен?

– Не могу понять. Хотя… Какая, к черту, разница?

Боб плотнее прижал приклад к плечу. Сухо щелкнул выстрел. Всадник отпустил уздечку, открыл рот и повалился на спину, одна нога застряла в стремени. Лошадь, испугавшись, присела, потом встала на дыбы и, сбросив с себя человека, поскакала в темноту.

Совсем близко послышались выстрелы, но не с той стороны, где занял позицию Боб, а с противоположной. Стреляли из карабинов. Пули прошили левые дверцы и заднее крыло. Кузов машины закрывал собой Бороду и Чибиса, а Боб оказался на открытом пространстве.

Вскрикнув, он выронил карабин, повалился на бок и закричал от боли. Потом обмяк, закатил глаза; из открытого рта высунулся язык.

Борода метнулся к карабину, успел схватить его. Встав в полный рост лицом к машине, увидел двух всадников. Они стремительно приближались, забыв о страхе. У Бороды не было времени, чтобы прижать карабин к плечу и прицелиться, он лишь направил дуло в сторону всадников и нажал на спусковой крючок, выпустив по целям все девять пуль, оставшиеся в обойме.

Под ближним всадником, одетым в белую рубаху и галстук, даже не было седла. Две пули, попавшие в грудь, сбили его с лошади. Уронив карабин, он перевернулся через голову, упал на землю и больше не шевельнулся.

Второй всадник заставил своего вороного подняться на дыбы, повернуть на месте на девяносто градусов и поскакать прочь. Борода рванулся к машине, вытащил из бардачка снаряженную обойму, перезарядил карабин и, прицелившись, выстрелил второму всаднику в середину спины, между лопаток. Человек закричал и пропал из вида…

– Готов, – прошептал Боб.

Чибис обогнул машину, подошел к человеку в белой рубахе, лежавшему на боку, ботинком перевернул его на спину. Человек прерывисто дышал и кашлял.

– Ты говоришь по-русски? Ты откуда?

Человек не мог ответить, он только кашлял и плевал кровью. Чибис достал пистолет и добил раненого. Затем обыскал карманы брюк, вытащил бумажник и два паспорта. Один американский, на имя Дорис Линсдей, другой местный, выписан на имя Галима… Фамилию прочитать трудно, на бумагу попала кровь.

Чибис сунул паспорта в карман и вернулся к машине. Тело Боба подняли, положили в канаву и, вытащив из багажника саперную лопату, кое-как закидали землей. Чибис сел на водительское место. Борода затащил на заднее сиденье Грача, подложил ему под голову мешок с тряпьем, а сам сел спереди. И машина рванулась с места.

Глава 28

Радченко быстро вернулся, сел за руль и, проехав по плоскости завалившегося забора, погнал машину дальше в степь. Фар дальнего света в зеркальце не видно, но это не значит, что удалось оторваться от погони. Скорее всего, это лишь временная передышка. И надо воспользоваться ею: забраться в степь как можно дальше. Если ветер будет дуть с той же силой, к утру след машины занесет песком.

– В доме геологи останавливались! – крикнул он. – Нефть искали или газ. Все это железо на дворе – от буровой установки.

Дима не сразу заметил серый пар, клубящийся над капотом. Он остановил машину, вылез, но скоро вернулся.

– Радиатор пробит, почти вся вода вытекла.

– Что же делать? – спросила Дорис.

– Выходи, мы пойдем обратно к дому. Только скорее…

Дорис выбралась из машины, сделала несколько неуверенных шагов и остановилась, едва не упав.

– Я не могу идти в этом платье, оно слишком тяжелое. И еще каблуки…

Радченко встал на колени, снял с Дорис туфли, долго ковырялся, ломая каблуки. Затем одной рукой потянул вниз за край длинного свадебного платья, другой вытащил нож и воткнул его в юбку, водя лезвием взад-вперед. Подрезав юбку до уровня колен, разложил на земле круг ткани, разрезал его поперек и, поднявшись, накинул на плечи Дорис.

Он шагал впереди и не слишком торопился, стараясь наступать на следы от покрышек, оставленные «уазиком». Но Дорис все больше отставала. Приходилось останавливаться и дожидаться ее.

– Ты можешь идти быстрее? – спросил Дима.

– Вряд ли. Я недавно подвернула ногу. Хотела убежать оттуда, но ничего не получилось. А теперь эта боль в ноге…

– Иди сюда. Опирайся на мое плечо, будет легче.

– Нет, я сама. Немного осталось.

До брошенной саманной хибары добрались за полчаса. Когда поднялись на крыльцо, Радченко увидел, как у горизонта сверкнул и погас огонек. Через минуту он снова появился, сделавшись крупнее и светлее. Из одного большого огонька образовалось два поменьше. Это были фары дальнего света, довольно мощные. Он взял Дорис за руку и провел ее через тесную прихожую в дальнюю комнату, стеной примыкавшую к кухне. Показал пальцем в темный угол и прошептал:

– Вставай туда.

– И что делать?

– Ничего. Стой и молчи. Ни звука.

Затем поставил на пол сумку и вытащил заряженный обрез. Из окна, выходившего на задний двор, ничего не было видно. Дима встал в двух шагах от двери, прижался спиной к стене и вдруг почувствовал, как предательски дрожит левое колено. Сколько ни напрягай ногу, как ее ни поставь, дрожь не унимается.

Дорис стояла в углу и молчала. Среди грязи и запустения в своем белом платье и накидке, сделанной из куска юбки, она выглядела эфемерным существом из потустороннего мира. Радченко прижал обрез к груди; он был готов пристрелить любого, кто переступит порог комнаты. Но мысль о том, что порох во время долгого хранения мог отсыреть и обрез не выстрелит, не давала покоя.

В наступившей тишине послышался звук автомобильного двигателя. Видимо, машина остановилась совсем рядом, в десятке метров от дома или того меньше. Хлопнула дверца. Донеслись чьи-то голоса, звякнула железная цепь, а потом одни ругательства. Видимо, кто-то сбросил ведро в колодец, но вместо воды поднял наверх лишь немного песка.

Где-то рядом скрипнула половица. Стараясь справиться с дрожащей коленкой, Радченко отставил левую ногу в сторону и, перенеся на нее тяжесть тела, свободной рукой смахнул со лба капли пота. За стеной что-то звякнуло; кажется, человек пнул башмаком пустую бутылку, затем развернулся и вышел на двор. Снова хлопнула дверца, и машина тронулась с места. Вскоре все звуки стихли. Дима перевел дух.

– Сколько их было? – спросила Дорис.

– Не знаю, – ответил он. – Может быть, двое. Но они обязательно вернутся. Они найдут машину. Наши следы запутают их, но ненадолго. Иди за мной.

Радченко вошел в соседнюю комнату, включил фонарик, показав Дорис, куда светить. Он нашел моток проволоки и длинный кусок шпагата. Выдвинул железную кровать на середину комнаты с тем расчетом, чтобы верхняя спинка находилась против входной двери. Проволокой прикрутил ружье к железному каркасу кровати и верхней спинке. Один конец веревки привязал к куркам, второй пропустил через крюк, торчавший из потолка. Выставив Дорис в прихожую, плотно прикрыл дверь, натянул веревку и привязал ее конец к гнутому ржавому гвоздю, заменявшему ручку двери. Если кто-то потянет дверь с другой стороны, веревка перенесет натяжение на спусковые крючки и ружье выстрелит сразу из двух стволов. Два заряда картечи разнесут в клочки нижнюю часть живота человека, стоящего за хлипкой фанерной дверью.

Дима распахнул раму с треснувшим стеклом, перекинул ногу через подоконник и выбрался наружу. Обошел дом, вернулся в комнату, где ждала Дорис, и занял то же самое место у стены, где стоял раньше.

Было так тихо, что казалось, будто эта холодная ночь продлится вечность. Дрожала коленка, болела левая рука, а кончики пальцев немели.

– Они не вернутся, – сказала Дорис. – Я совсем замерзла. Мы можем развести огонь в печке, чтобы согреться. Я не могу больше стоять на ногах. Сил нет.

– Они вернутся, – твердо проговорил он. – И уже совсем скоро. А ты садись. Садись на пол. Знаешь… – Дима осекся, решив, что лучше промолчать, но потом продолжил: – Помнишь того бородатого человека, который выскочил на дорогу? Ну, когда мы отъехали всего два-три километра от поселка?

– Да, помню. Он что-то кричал и размахивал руками.

– Когда мы ехали из Москвы в Воронеж, я видел этого человека в поезде.

– Не может быть!

– У меня абсолютная зрительная память, ошибка исключена. Он сидел в вагоне-ресторане через столик от меня. А на обочине дороги, рядом с тем бородатым, стоял Грач. Он не махал руками и ничего не кричал, просто стоял и смотрел на меня. Машина проехала в двух метрах от Грача. У него было удивленное лицо. И одновременно какое-то настороженное, даже испуганное. Вот так… Эти люди едут за нами от самой Москвы.