Сочинения - Леопольд Захер-Мазох

Джика была плотная, проворная женщина среднего роста, с загорелым лицом и гордой, презрительной усмешкой на толстых губах. На ней был надет овчинный полушубок, из-под которого виднелась короткая красная юбка. На ногах – мужские сапоги, голова повязана желтым платком.

– Вынь кляп у него изо рта, – приказала ей Эмма.

– Что значит вся эта комедия? – спросил Пиктурно. – Теперь я узнал вас… Мы встречались с вами в Красном кабачке; но мужчина вы или женщина, я не знаю…

– Я девушка.

– Объясните же мне эту глупую шутку. По вашей милости мы все заработаем как минимум сильный насморк.

– Тут нет никакой шутки, – отвечала ему Эмма, – вы находитесь во власти сострадательных людей, которые желают спасти вашу душу, предав вас смерти.

– Да вы с ума сошли!!!

– Вы умрете… Никто не придет вам на помощь… Покайтесь в ваших грехах и умрите добровольно, или…

– Добровольно?! – перебил ее Пиктурно. – Боже меня сохрани! Мне жизнь еще не надоела. Убирайтесь вы к черту с вашей философией… Развяжите меня сию же минуту, иначе я закричу и позову на помощь!

– Никто вас не услышит.

– Караул! Режут! – закричал Пиктурно.

– Решайтесь же, – прибавила Эмма, вынимая револьвер.

– Я не хочу умирать! – стонал несчастный.

– Кайтесь.

– Не хочу!!!

– Молитесь.

– Нет! Нет!

– В таком случае, я приношу вас в жертву во имя Отца и Сына, и Святого Духа, аминь!

Раздался выстрел. Пуля засела в правой руке. Алая кровь брызнула из раны и обагрила снег.

– Покайтесь в грехах, пока еще есть время.

– Караул! Караул!

Вторая пуля попала в левое плечо… Студент упал на колени.

– Сжальтесь!.. Пощадите… – как стон вырвалось из его груди.

– Господь милосерден, – отвечала Эмма, хладнокровно продолжая стрелять, словно в мишень: еще две пули попали в живот и, наконец, пятая – в грудь.

– Так убейте ж меня поскорее! – взмолился Пиктурно.

Грянул выстрел… голова несчастного юноши склонилась на грудь… и его не стало…

– Умер, – проворчала Джика, приложив ухо к его сердцу, затем пронзительным свистом дала знать сообщникам, что жертвоприношение совершилось.

Табич и Юрий вернулись на место преступления и начали копать могилу, а Эмма отправилась обратно в Киев.

На следующий день она проспала до полудня.

Когда она, сидя перед зеркалом, расчесывала волосы, в уборную ее без доклада вошел Бедросов и вскричал:

– Знаете ли вы, какое таинственное происшествие встревожило сегодня весь город?

– Нет, я ничего не слышала.

– Вчера пропал студент здешнего университета по фамилии Пиктурно. Вероятно, его убили. Он был любовником еврейки, содержательницы Красного кабачка. Я сделал там обыск, но к сожалению ничего не нашел.

– Это естественно.

– Почему?

– Недаром же я предлагала вам свои услуги в качестве полицейского агента.

– Вы можете навести нас на след?

– Нет, но я могу дать вам дружеский совет: оставьте это дело…

в нем замешаны высокопоставленные личности… Это была американская дуэль.

– С кем же?

– Полагают, что с графом Солтыком… Пиктурно уехал за границу, где он должен застрелиться.

– Благодарю вас за совет, милая барышня, и непременно им воспользуюсь.

XVII. Прекрасная мечта

Анюта сидела за роялем и разыгрывала ноктюрн Шопена, когда Генриетта вошла в залу. Подруги обнялись и поцеловались.

– Тебя можно поздравить? – спросила гостья.

– С чем это?

– Ты выходишь замуж.

– За кого же?

– К чему скрывать то, о чем говорит весь город. Если бы ты знала, как тебе завидуют! Ты будешь графинею Солтык!

– Но ведь это не может случиться без моего согласия… Я не кукла, которую можно подарить кому угодно.

– Говорят, что ты уже дала слово графу.

– Боже меня сохрани!

– Анюта, да ты с ума сошла! Он такой красавец, такой богач!

– Может быть, но я его не люблю и никогда любить не буду.

– Устарелые понятия о браке, душа моя! Сердце тут не при чем. Благодаря графу ты займешь блистательное положение в обществе, он окружит тебя роскошью, будет исполнять все твои желания, – да ведь это блаженство, милая моя, а все остальное пустяки! Скучать тебе не придется, у тебя будут толпы поклонников, ведь ты такая хорошенькая!

Анюта не без удивления посмотрела на подругу.

– Я не узнаю тебя, Генриетта, – сказала она. – Куда же девались твои мечты, твои идеалы?

– Это принадлежности любви, но только не супружества.

– Я серьезно смотрю на брак…

– Перестань… Над тобою будут смеяться! Ты только послушай, о чем разговаривают между собою молодые замужние женщины, так ты ахнешь!

– Пусть надо мною смеются сколько угодно, но я выйду замуж не иначе, как по любви.

Пока девушки разговаривали в зале, в будуар хозяйки дома вошел иезуит с многозначительной торжественной улыбкой на губах.

– Ну, что новенького, достопочтенный патер? – спросила Огинская, пожимая ему руку. – Вы сияете от радости.

– Как же мне не радоваться, когда моя заветная мечта вскоре должна осуществиться… Мой граф решил жениться!

– На ком же?

– И вы еще спрашиваете!.. На нашей милой Анюте!

– Какая честь для нас…

– Оба они для меня как родные, – продолжал езуит. – Я давно уже мечтаю об их браке. Анюта умная, добрая девушка, она сумеет обуздать дикий нрав своего будущего супруга, который может быть так полезен своей угнетенной родине!

– Я надеюсь… – заикнулась было Огинская, но патер не слушал ее и продолжал:

– Сегодня граф придет просить руки вашей дочери. Будьте начеку: Анюта упряма, смотрите, чтобы она не разрушила наших воздушных замков… а главное, не говорите графу, что я предупредил вас о его намерениях.

– О, конечно… Но неужели вы думаете, что Анюта…

– Своенравная девочка?.. Да, я в этом убежден… Она готовит нам сюрприз.

– Не может быть! – возразила Огинская. – Если бы даже граф ей и не очень нравился…

– А что, если она влюблена в другого?

– Помилуйте!

– Дай Бог, чтобы я ошибался.

– Неужели вы полагаете, патер Глинский, что Анюта влюбилась в сына моей приятельницы, поручика Ядевского?

– Почему же нет?

– Ребяческие фантазии и больше ничего! Все мы были молоды и мечтали о каких-то идеалах, но разве мечты эти осуществились в замужестве?.. Не подготовить ли мне Анюту? – прибавила она после непродолжительной паузы.

– О, нет! Предоставьте это графу. Он человек опытный в сердечных делах, и уж если ему не посчастливится уговорить Анюту, то и наши старания будут тщетны, – сказал иезуит и, поцеловав Огинской руку, вышел из будуара.

Ровно в полдень экипаж богатого жениха остановился у подъезда дома Огинских. Хозяин встретил графа чуть ли не в передней и повел в гостиную, где сидела хозяйка. После нескольких салонных фраз и обоюдных приветствий в гостиной воцарилась тишина, нарушавшаяся только стуком маятника в старинных бронзовых часах да треском дров в мраморном камине.