Ганнибал - Илья Кораблев

Свою деятельность в Леонтинах, население которых было настроено резко враждебно к римлянам, Гиппократ начал с нападений, сначала тайных, на римские владения Когда Аппий Клавдий прислал гарнизон для защиты пограничных с Леонтинами районов, Гиппократ атаковал одну из застав и перебил много воинов [Ливий, 24, 29, 4]. Марцелл немедленно обратился в Сиракузы: мир вероломно нарушается; он не может быть сохранен, если не будут высланы из Сиракуз и вообще из Сицилии Гиппократ и Эпикид, действующие, !как всем было ясно, в интересах, а возможно, и в соответствии с инструкциями Ганнибала [Ливий, 24, 29, 5]. Эпикид, видя явную для себя опасность, прискакал в Леонтины, чтобы присоединиться к брату. Немного погодя там же появилось и сиракузское посольство. Послы обратились к местному народному собранию с упреками по поводу нападения на римскую заставу. Они требовали, чтобы и Гиппократ и Эпикид отправились в Локры или куда хотят, но покинули бы Сицилию. Однако сиракузяне столкнулись с серьезным сопротивлением. Обращаясь к населению Леонтин, Эпикид кричал, будто Сиракузы заключили договор с Римом так, чтобы сохранить под своей властью территории, которыми раньше владели цари, а значит, и Леонтины. Леонтины вправе обрести свободу, поэтому они должны добиваться, чтобы подобное условие из римско-сиракузского договора было изъято, или же вообще не признавать договор. Сиракузяне услышали в ответ на свои требования, что никто не давал им полномочий заключать от имени Леонтин договор с Римом и что они, Леонтины, не связаны чужими союзническими отношениями [Ливий, 24, 29, 6 — 12; ср. у Апп., Сиц., З]. Этот ответ сиракузское правительство сообщило Марцеллу, добавив, что Леонтины не признают власть Сиракуз, и что римляне могут, следовательно, не нарушая условий союза, воевать с Леонтинами, и что, наконец, Сиракузы также примут участие в этой кампании, если им будет гарантировано после победы обладание мятежным городом [Ливий, 24, 29, 12]. Со своей стороны сиракузское правительство назначило награду за головы Гиппократа и Эпикида, оценив их на вес золота [Апп., Сиц., З].

Решительным ударом римские войска захватили Леонтины [Ливий, 24, 30, 1]; Гиппократ и Эпикид бежали в Гербес. Сиракузяне, пославшие отряд в 8 000 воинов, опоздали, однако то, что они услышали о судьбе города, повергло их в ужас. Рассказывали, что в Леонтинах перебиты все — и воины, и мирные жители; что там не осталось в живых ни одного взрослого гражданина; что город разграблен и добыча роздана воинам. До какой степени все это верно, трудно сказать. Ливий [24, 30, 4; ср. у Плут., Марц., 14] по понятным причинам говорит о приведенных им слухах как о смеси истины и лжи, однако и он не отрицает, что почти 2 000 перебежчиков были выпороты, а затем казнены по приказанию Марцелла. Сиракузские военачальники не могли ни заставить своих солдат продолжать движение к Леонтинам (известия о судьбе Леонтин застали сиракузский отряд у р. Мила), ни принудить их оставаться на месте и ждать новых известий. В конце концов они повели свой отряд в Мегару Гиблейскую (городок на морском берегу, несколько севернее Сиракуз) и потом сами с немногими всадниками поскакали к Гербесу — в глубь Сицилии, на запад, рассчитывая среди всеобщего замешательства без особого труда овладеть городом. Замысел этот не удался, и на следующий день сиракузяне подтянули к Гербесу из Мегары все свои войска. Положение Гиппократа и Эпикида казалось безнадежным. Тогда-то оба авантюриста приняли смелое решение — сдаться сиракузским воинам. Приняты они были с огромным энтузиазмом; попытка арестовать Гиппократа вызвала столь бурную реакцию, что сиракузские военачальники Сосид и Диномен должны были отступиться. Гиппократу удалось убедить перебежчиков из римской армии, служивших у сиракузян, что сиракузские власти одобряют кровавую расправу, которую Марцелл учинил в Леонтинах. С трудом Гиппократ и Эпикид могли успокоить солдат и удержать их от немедленного нападения на командиров. Сосид и Диномен в панике бежали. Тем временем Гиппократ и Эпикид послали в Сиракузы вестника, который должен был сообщить совету все то, что совсем недавно узнали сиракузские воины о судьбе Леонтин [Ливий, 24, 30, 5 — 31, 15].

Рассказы вестника произвели на совет и народ Сиракуз огромное впечатление. Алчность и жестокость римлян, говорили в городе, обнаружились в Леонтинах; так же и даже еще хуже они поступили бы и в Сиракузах, где смогли бы лучше, чем в Леонтинах, удовлетворить свою жадность. Решено было запереть ворота и охранять город [Ливий, 24, 32, 1 — 2]. Однако некоторые местные аристократы и магистраты больше, чем римлян, опасались простонародья и воинов Гиппократа и Эпикида, стоявших уже у Гексапила (городские ворота Сиракуз, состоявшие из шести камер, следовавших одна за другой). Несмотря на их сопротивление, Гиппократ и Эпикид проникли в город: народ открыл им ворота. Магистраты бежали в Ахрадину, но и она пала при первом же штурме. Те из магистратов, кто не скрылся во время смятения, погибли. На следующий день было провозглашено освобождение рабов, а из тюрем выпустили заключенных. Так, опираясь на демократическое движение в Сиракузах, Гиппократ и Эпикид снова пришли к власти и были повторно избраны верховными магистратами [Ливий, 24, 32 — 33].

Получив известия о том, что происходит в Сиракузах. Марцелл немедленно двинул свои войска из Леонтин к Сиракузам. Избрание Гиппократа и Эпикида римское правительство могло воспринять только как верный признак окончательного превращения Сиракуз в союзника Карфагена. Надежды на восстановление прежних союзнических отношений больше не было, да и сами новые сиракузские правители показали, что они не желают вести переговоров с Римом: когда Аппий Клавдий отправил было морским путем своих послов в Сиракузы, сиракузяне сделали попытку их захватить в плен, так что послы едва спаслись бегством [Ливий, 24, 33].

Сухопутные войска римлян расположились лагерем на расстоянии полутора миль от города, в Олимпии, недалеко от храма Зевса [Ливий, 24, 33, З]. Римское фециальное право требовало (дабы война была «законной» и угодной богам), чтобы будущему противнику была формально объявлена война и чтобы при этом ему были предъявлены требования и претензии, оправдывающие разрыв мирных отношений. В данном случае это было необходимо с римской точки зрения еще и потому, что между Римом и Сиракузами формально продолжал существовать договор о союзе. Все эти обстоятельства заставили Марцелла снова начать фактически уже никому не нужные и явно обреченные на провал переговоры. Чтобы не допустить римлян в Сиракузы, Гиппократ и Эпикид вышли из ворот; здесь, у городской стены, состоялся обмен краткими речами. Глава римского посольства заявил, что он принес сиракузянам не войну, но помощь и защиту тем, кто, спасшись от резни, бежали к римлянам, а также тем, кто, объятые ужасом, были вынуждены терпеть рабство более мерзкое, чем изгнание или даже смерть; римляне не оставят безнаказанным позорное избиение своих союзников; если тем, кто к ним (римлянам) бежали, будет позволено безопасно возвратиться на родину, если будут выданы зачинщики убийств, если будет восстановлена в Сиракузах свобода и законность, войны не будет; если же этого не произойдет, римляне будут преследовать войной каждого, кто попытается сопротивляться. Иначе говоря, римские представители потребовали восстановить в Сиракузах власть проримски настроенных аристократических кругов, выдать на расправу Гиппократа, Эпикида и их сторонников. Естественно, что на такого рода соглашение новые сиракузские правители пойти не могли, и Эпикид коротко заметил: он бы отвечал, если бы у послов было поручение к нему; пусть послы возвратятся, когда власть над Сиракузами окажется в руках тех, к кому они пришли; если же римляне начнут войну, то сами по ходу дела поймут, что осаждать Сиракузы — это не то же самое, что осаждать Леонтины. С этим Гиппократ и Эпикид покинули послов и приказали запереть ворота [Ливий, 24, 33, 3 — 8].

Теперь римляне начали штурмовать Сиракузы одновременно с суши (со стороны Гексапила) и с моря (со стороны Ахрадины). Однако натолкнулись на совершенно неожиданное сопротивление, организатором которого античная традиция называет одного из крупнейших ученых того времени — Архимеда. Здесь в нашу задачу не может входить сколько-нибудь подробная характеристика Архимеда-исследователя, и мы, отсылая читателя к монографии С. Я. Лурье, посвященной этому человеку,[125] ограничимся лишь несколькими общими замечаниями.

Архимед, родившийся около 287 г. в семье математика и астронома Фидия, был родственником Гиерона II; получив в родительском доме хорошую для своего времени математическую подготовку, он продолжал свои занятия в Александрии, где прежде всего он изучил сочинения Евклида. Архимед сделал интереснейшие астрономические наблюдения, в частности определение диаметра Солнца и расстояния между планетами Он изобрел такой важный астрономический прибор, как «сфера» — небесный глобус, позволявший изучать движение планет, фазы Луны, солнечные и лунные затмения, много и успешно работал Архимед в области механики — над изобретением разного рода орудий и приспособлений (между прочим, он разработал учение о центре тяжести и о рычаге), а также над решением математических и физических задач Политическая позиция Архимеда, очевидно, в немалой степени определялась его родством с царским домом: едва ли он мог сочувствовать людям, организовавшим истребление всех потомков и близких родственников Гиерона, тогда как в Гиппократе и Эпикиде он не мог не видеть продолжателей Гиеронима, наконец, в защите отечества от чужеземных захватчиков, которые определенно хотели лишить Сиракузы их самостоятельности, он должен был видеть свой гражданский долг. Как бы то ни было, весь свой огромный талант ученого в последние месяцы жизни Архимед, явно присоединившись к Гиппократу и Эпикиду, отдал обороне родного города от римлян Кстати сказать (мы мимоходом уже. упоминали об этом), многие оборонительные механизмы были устроены на стенах Сиракуз под руководством Архимеда еще в годы царствования Гиерона II [Ливий, 24, 34, Полибий, 8, 9, 2, Плут, Марц, 14].