Вопрос — ответ - Викас Сваруп

Снова вспыхивает надпись, призывающая к аплодисментам, и раздается музыкальный проигрыш.

— Дамы и господа! Помните, перед самой паузой я спросил, как звали отца Мумтаз-Махал? Уверен, вы решили, что это и есть последнее задание. Ошибаетесь.

В зале недоумение. Я просто ошарашен. Разве можно вот так менять вопросы? В воздухе сгущается электричество.

Между тем Прем Кумар бодро продолжает:

— Знаете, для чего мы завели речь о Тадж-Махале? Исключительно для того, чтобы лишний раз напомнить об одном из главных спонсоров программы, чае «Мумтаз». Как видите, ради рекламы приходится идти на маленькие хитрости.

В зале гудят изумленные голоса зрителей. Слышатся сдавленные смешки. Кто-то выкрикивает:

— Ну и надули вы нас, мистер Кумар! — И обстановка тут же разряжается.

Включается надпись: «Аплодисменты».

Один лишь я не улыбаюсь. Похоже, тут собрались одни плуты и мошенники.

«Тишина» — призывает горящая надпись во время заставки.

— Дамы и господа, теперь я готов изложить задание, стоимость которого — миллиард рупий, крупнейшая награда в истории человечества. Не забывайте, это «Рисковый раунд»: победителю все, проигравшему — ничего. Хорошо, оставим долгие предисловия. Последний вопрос для мистера Томаса будет из области… классической западной музыки! В какой тональности написана двадцать девятая соната Бетховена, опус номер сто шесть, известная также под названием «Хаммерклавир-соната»? Варианты: a) си-бемоль мажор, b) соль минор, c) ми-бемоль мажор и d) до минор.

Обдумайте свой ответ как следует, мистер Томас. Не забывайте, впереди судьбоносный перекресток. От вашего решения будет зависеть очень многое. И чтобы дать вам необходимое время на размышления, мы объявляем еще одну маленькую рекламную паузу. Дамы и господа, пожалуйста, никуда не расходитесь.

Зрители по команде разражаются аплодисментами, после чего начинают гулко переговариваться между собой. А Прем Кумар ехидно подмигивает и встает с кресла.

— Я отойду ненадолго. Сейчас вернусь.

— Мне надо в туалет, — поднимаюсь я вслед за ним.

— Тогда пошли вместе, — кивает ведущий. — Согласно правилам, участник не может покидать зал без сопровождения.

Студийная уборная залита флуоресцентным сиянием. Вокруг удивительно чисто. Плитка сверкает белизной. Огромные зеркала — без единого пятнышка. И никакого художества на стенах.

Кроме нас, тут никого больше нет. Делая свое дело, ведущий довольно посвистывает. Потом замечает мой взгляд.

— Что же ты, передумал? Или, пока ломал голову над заданиями, забыл, как мужчины облегчают мочевой пузырь? — Он смеется, запрокинув голову. — Да, не повезло тебе, парень. Впрочем, если бы не я, кое-кто срезался бы еще на втором вопросе. Ладно, так и быть. Завтра наведаюсь к вам в ресторан и дам тебе на чай ту самую тысячу рупий. Можешь поверить, уж это слово я точно сдержу.

Мужчина снисходительно улыбается.

— Если ты и сделал тогда одолжение, — неожиданно произношу я, — то помог себе, а не мне.

— Как это? — вскидывается ведущий.

— Пора вам узнать, уважаемый мистер Прем Кумар, что Рама Мохаммед Томас явился на вашу программу не за выигрышем. Нет-нет, дело совсем в другом. — Я преувеличенно сильно трясу головой. — Моя единственная цель — отомстить.

Веселая струя резко идет на убыль. Мужчина проворно застегивает брюки, недоверчиво косится на меня.

— Отомстить? Что это значит? Кому отомстить?

— Тебе, — вызывающе бросаю я.

И, отступив, вынимаю из-за пояса оружие. Это маленький короткоствольный револьвер, способный уместиться в кулаке. Я твердо сжимаю пистолет и направляю дуло на ведущего.

В ту же секунду кровь отливает от его лица.

— Вы… вы ошибаетесь, мистер Томас. Мы никогда не встречались раньше, — еле слышно лепечет мужчина.

— Нет, это ты совершил большую ошибку. На самом деле мы уже виделись в подъезде, где жила Неелима Кумари. Стояло раннее утро. Ты вывалился из квартиры в синих джинсах и белой рубашке, с немытой головой и налитыми кровью глазами. В руке красовалась толстая пачка денег, отнятых у одинокой актрисы. Погубить Неелиму — разве этого было мало? Но ты сотворил то же самое с моей возлюбленной Нитой.

— Нитой? — Брови Према Кумара ползут кверху. — Впервые о ней слышу.

— Бедная девушка едва не скончалась по твоей вине в больнице Агры. А теперь, — я перехватываю револьвер поудобнее, — умрешь ты.

Ведущий в смятении смотрит на черное дуло. И кажется, решает потянуть время.

— Агра, говоришь? Давно туда не ездил.

— Я освежу твою память. Четыре месяца тому назад. Номер в гостинице «Палас». Ты вызвал девушку, связал, жестоко избил и гасил об нее сигареты, как делал с Неелимой.

Нижняя губа мужчины дрожит, потом изгибается.

— Господи, проститутка!.. Ее хозяин получил пять тысяч рупий. Я даже имени этой девчонки не знал.

— Ее зовут Нита.

Я поднимаю пистолет.

— Не надо… не надо… — Прем Кумар тянет ко мне ладони, а сам невольно пятится. И наступает в канализацию. — Не стреляй… — Он замирает, чтобы вытащить мокрую правую ногу. — Опусти эту штуку, пожалуйста.

Целюсь ему прямо в сердце. Мужчину бьет крупная дрожь.

— Я поклялся отомстить за Ниту. Только не знал, как тебя отыскать. А потом увидел в Агре газету с рекламой. Ты ухмылялся на фото, как последняя обезьяна, и приглашал всех желающих принять участие в телевикторине. Вот почему я здесь. Думал, как только не смогу ответить на вопрос, тут же выстрелю. Однако случилось чудо: я справился с каждым заданием. Так что, подсказав мне тогда, ты просто продлил немного свою жизнь. А теперь не уйдешь от расплаты.

— Послушай, — хрипит Прем Кумар, — ну да, я дурно обошелся с Неелимой. И с той проституткой в Агре тоже погорячился. Но чего ты добьешься, если выстрелишь? Это не принесет даже денег. Опусти пушку, ладно? Честное слово, я помогу тебе выиграть главный приз. Только представь, какое богатство! С ним воплотятся в жизнь любые мечты официанта вроде тебя.

Я горько смеюсь:

— И что мне делать с миллиардом? В конце концов, много ли надо человеку на саван? Шесть футов полотна вполне достаточно.

Побледнев еще сильнее, ведущий опять поднимает ладонь, точно хочет прикрыться.

— Пожалуйста, не жми на курок. Послушай, тебя же арестуют за убийство. И сразу повесят. Мы оба погибнем.

— Ну и что? Единственное, ради чего я живу, — это месть.

— Погоди, обдумай все хорошенько. Томас, клянусь, пощади меня, и узнаешь ответ на последний вопрос. Ты выиграешь величайший джек-пот в истории.

— Я не вернусь на викторину, и ты тоже.

Снимаю оружие с предохранителя.

Мужчина теряет остатки самообладания. В глубине души он трус, и вот напускная смелость покидает его. Прем Кумар крепко зажмуривается. Дрожащие пальцы беспомощно царапают настенную плитку. Минута, которой я терпеливо дожидался два месяца, наконец настала. Обидчик Ниты передо мной, а в руке — заряженный револьвер. Очень хороший револьвер. Я проверял на пустыре: отдача почти не чувствуется. А впрочем, целясь в упор, по-любому нельзя промахнуться.

Давлю на курок, но странно: похоже, тот противится изо всех сил. Указательный палец будто каменеет.

Глядя болливудские фильмы, можно подумать, что убийство — плевое дело. Бац, бац, бац… Пистолеты стреляют непрерывными очередями, люди валятся словно подкошенные. Так некоторые давят назойливых муравьев. Даже какой-нибудь юный герой, ни разу не державший пушку, свободно укладывает на месте десятерых злодеев, собравшихся в логове главаря. В жизни все иначе. Легко направить на кого-то заряженный пистолет. Но если тебе известно, что настоящая пуля пробьет настоящее сердце и красная жидкость на чужой рубашке окажется настоящей кровью, а не томатным кетчупом, выстрелить просто не поднимается рука. Очень тяжело убить человека. Нужно заглушить голос разума. Тут помогают или бутылка, или гнев.

И я пытаюсь разбудить в себе как можно больше злости. Вспоминаю события, которые привели меня сюда. Перед глазами витают образы Неелимы и Ниты. Черные кратеры ожогов на светлой груди, алые шрамы бича на смуглой спине, ссадины на лице любимой, темное распухшее веко, перекошенная челюсть. Однако вместо ярости в сердце поднимается бесконечная скорбь, и на глазах выступают слезы.

Обращаюсь к другому источнику. Думаю обо всех унижениях и страданиях, которых успел насмотреться. Вот окровавленный труп отца Тимоти — самого доброго мужчины, какого я только знал; вот невесомое тело Шанкара — самого кроткого ребенка, который мне только встречался.

Передо мной мелькают люди, которые сеяли вокруг лишь горе и разрушения: Свапна Деви, Маман, Шантарам. Если собрать и выплеснуть все чувства разом, их достанет на то, чтобы выпустить пулю.

Но, как ни стараюсь, я не могу возложить на этого человека вину за пережитые беды. Нет, моей злости явно не хватит на то, чтоб оправдать его смерть.