Здесь вам не равнина... - Алим Тыналин

— Посторонись, щенок, ты мне мешаешь, — он прошел мимо меня, хотя при желании я мог бы ускориться и не дать ему обойти себя.

Но зачем мне это надо? Мне все равно, если хочет быть впереди, то пожалуйста. Мог бы, в конце концов, просто попросить меня и я бы с удовольствием уступил дорогу. Но нет, Гущев решил сделать все по своему.

— Вечно ты путаешься под ногами, — пробормотал он, обходя меня и тут у него под ногами образовалась пустота.

Мы шли по обширному заснеженному полю. Шел снег, ветер все время продолжал испытывать нас на прочность и старался скинуть с тропы. Наклон был не таким уж и большим, но идти с грузом все равно было тяжело. Каждый тащил на себе спальные принадлежности и припасы.

Видимость была далеко не идеальной, наоборот, гор вокруг нас вообще не было видно в белесом тумане и можно было только угадывать нужное направление по компасу. И вот теперь этот идиот провалился в трещину.

Хорошо, что у меня оказалась молниеносная реакция. Я мгновенно оценил обстановку, а мозг тут же отметил информацию, что трещина узкая, но глубокая. Снег, предательски укрывший ее, тут же провалился внутрь, а Гущев упал вниз, но, к счастью, успел зацепиться руками за край трещины.

Никто даже не успел ничего сказать, а я уже оказался возле Гущева спереди, схватил его за руки, упиравшиеся в край трещины, поднял вверх и толкнул на себя. Наверное, я сделал это слишком сильно и злополучный Гущев с криком вылетел из трещины, как пробка из бутылки.

Я схватил его и отбросил в сторону от трещины. Надеюсь, я не сломал ему чего-нибудь в спешке. Гущев упал прямо рядом с Долгачевым и чуть не сбил его с ног.

— Ты как там очутился? — спросил Долгачев, помогая подняться моему бывшему тренеру. — Забыл обо всех элементарных правилах безопасности и решил голову сложить, как баран? Мог бы предупредить сначала.

Я осторожно заглянул в трещину и не увидел в ней дна. Снег улетел куда-то далеко в темноту. Сейчас ветер швырял туда все новые и новые пригоршни снега. Я заметил, как он ложится на темные стенки трещины и небольшие ледяные мостики внизу.

Потом я вспомнил, как провалился в такую на Кавказе, совсем недавно и как еле выбрался оттуда и невольно содрогнулся от жутких воспоминаний. Вот уж никому не пожелаю оказаться на моем месте.

Гибель в трещине — одна из самых ужасных смертей на свете. В одиночестве, в холоде и темноте. Как будто бы оказался прямиком в ледяном аду.

— Да это чертов мальчишка меня туда толкнул, — проворчал Гущев вместо благодарности. — Чего вылупился на меня? Думаешь, я не видел, как ты меня специально отправил по этому маршруту?

Я подавил в себе желание почесать кулак об его рожу и пошел дальше.

К полудню мы прибыли к краю плато, откуда можно было выйти на перевал, ведущий к леднику Бивачный.

* * *

Что же делать, проклятая непогода не давала возможности и шевельнуться. Вайнов стоял возле палатки и смотрел в белую мглу, что окутала их. Напрасно он старался проникнуть взором сквозь снег и туман, бесполезно.

Они застряли тут надолго. Если не навечно. Во всяком случае, Куркин имеет серьезные шансы погибнуть здесь в самое ближайшее время.

От высоты и травмы руки у него постоянно кружилась голова и мучили боли в желудке. Сначала это была просто тошнота, но с каждым часом недуг стремительно развивался и превращался в сильные резкие боли в животе. Вайнов опасался, что это нечто более серьезное.

Помимо Куркова, у Хмелева тоже что-то частенько болела голова, а иногда он по полчаса сидел и глядел в стену палатки. Как йог, который медитирует для достижения нирваны.

До того, как радиостанция окончательно сдохла, они успели передать сообщение о своем бедственном положении, сообщили, где застряли, сколько их и кто пострадал. Ребята наверняка вызовут спасательную бригаду, но разве помощь сможет прийти быстро в такую жуткую непогоду?

Эх, надо было вернуться и переждать в базовом лагере, как и советовал Гайдуков. Теперь смерть Куркина, а если буря не уляжется в ближайшие сутки, он точно может окочуриться, теперь эта смерть точно окажется на совести Вайнова. И он этого вряд ли перенесет.

Вайнов досадливо сплюнул, потер замерзшие ладони и щеки, вернулся в палатку. Надо бы проверить, как там ребята. Сейчас в их положении не остается ничего другого, кроме как ждать, пока уляжется буря.

Он замерз. Его товарищи тоже замерзли.

Пришлось экономить топливо, поэтому они почти не обогревали палатку. Использовали примус только для приготовления пищи. Которой, кстати, становилось все меньше и меньше.

Если эта снежная, буря затянется на несколько дней, им всем кирдык. В горах невозможно долго выжить на высоте без пищи и обогрева. Холод и высота быстро доконают их, даже самых здоровых, с уцелевшими руками и ногами.

— Ты слышишь крик? — спросил Хмелев, повернувшись к Вайнову и подняв палец вверх. — Вы слышите? Помолчи, пожалуйста!

Последние слова адресовались Куркину, который сейчас забылся, лежал в спальнике и тихонько постанывал. Тот не обратил внимания и продолжил охать и ахать. Вайнов тоже прислушался, но ничего не услышал, кроме завывания ветра.

— Ты уверен? — спросил он. — Я ничего не слышу.

Да и кому бы здесь орать в такую непогоду, на огромной высоте, там, где даже горные козлы редко появляются?

— Нет, я точно уверен, кричал человек, — убежденно повторил Хмелев. — Вот, послушайте. Он кричит: «Люди-и-и!».

Гудаков приподнялся на локте, прислушался. Вайнов тоже вслушался хотя понимал, что Хмелев просто пытается скормить им свои дурацкие фантазии. Мохов спал, а Куркин все также постанывал. Нет, это ветер и ничего, кроме ветра.

Тем более, что Хмелев и до этого пытался подсунуть им дурацкую сказку о том, что слышит гул двигателей вертолета. Это было еще утром, а они были настолько тупые, что поверили ему. Только потом Вайнов понял, что Хмелев выдает желаемое за действительность.

— Ладно, отдохни, — сказал Вайнов Хмелеву. — Если это действительно кто-то заблудился, он все равно придет к нам.

— Вы не понимаете, придурки, — Хмелев вскочил с места. — Надо помочь ему! Быстро!

И как был, в рубашке и штанах, без шапки и