Длиной в неизвестность - Вокари Ли

робко продолжила Нина Юрьевна. Тору едва сдержался, чтобы не рассмеяться. — Юрочка, у тебя же девочка была, я помню. Зачем же так… Ты же и себя, и мальчика своего погубишь. И меня тоже. Господи, ты же знаешь всё, ты же такой умненький мальчик у меня. Юрочка, ну как же так получилось? Ну ты же дружил с девочкой, ну я же помню. Что же мне, показалось, что ли? Сумасшедшей меня считаешь, да? Думаешь, совсем я дура и не помню ничего?

— Ма, ты чего? Ты про это что ли?

Юра кивнул в сторону лежащего на кровати Тору. Он неуверенно стянул с себя одеяло и помахал рукой.

— Юра, он же ещё ребёнок! — ещё громче воскликнула Нина Юрьевна. — Юра, это же преступление! Как же так, Юрочка…

— Здравствуйте, Нина Юрьевна, — боязливо начал Тору, — я Акияма Тору, я совершеннолетний, и мы с Юрой просто хорошие друзья. Это… недоразумение, наверное.

— Да какое же тут недоразумение, дитя? — она оставила Юру и шагнула ближе к Тору. Дышать стало тяжелее, в нос ударил ещё более терпкий запах ладана. — Что же вы творите, мальчики… Как мне-то жить теперь, что я воспитала…такое! Твои-то родители в курсе? И что говорят? Довольны, что сын в таком возрасте с мужиками в кровати лежит?

— Ма, прекрати, — вмешался Юра, но Тору остановил его на полуслове.

— Нина Юрьевна, — продолжил он, чувствуя, как потеют ладони, — Юра мне вчера очень помог. Он подтягивал меня по учёбе. Я не так давно в России и иногда тяжело. А Юра всегда мне помогает. И я ему тоже, — Тору ненадолго прервался — за спиной зашуршали шторы, — стараюсь, по крайней мере. А потом я ему сказал, что мне бы хотелось познакомиться с православием, потому что Юра всегда так интересно рассказывает. Видно, что для него это многое значит, и я, как его хороший друг, тоже хочу узнать больше.

Тору глубоко вдохнул, заметив, как Юра тихо рассмеялся за спиной у матери. Должно быть, его импровизированная речь со стороны и правда выглядела ужасно комично, но он собирался доиграть представление по новому сценарию. Миниатюра имени Акиямы Тору только начиналась! Юра, смотри внимательнее — будешь жизнью обязан за такое унижение.

Уже на первой фразе о православии Нина Юрьевна расцвела: с её лица пропала злость, а обида и разочарование сменились восторженной улыбкой.

— Он пригласил меня домой, потому что у вас тут много… — Тору нервно пытался вспомнить, как в православных кругах называется религиозная атрибутика, — простите, я ещё иногда не очень хорошо говорю по-русски, — оправдался он. — Ну вот, и мы засиделись допоздна, пока Юра читал мне Евангелие, — Тору надеялся, что сказал всё правильно, несмотря на вдруг прорезавшийся акцент. — А отправлять меня одного ночью он не стал. Мы боялись вас разбудить, поэтому я остался. Юра такой хороший друг, что не смог позволить мне спать на полу. Простите меня, если вышло какое-то недопонимание.

Тору поклонился в привычной японской манере. Казалось, Нина Юрьевна больше не думала на него злиться.

— Да, ма, всё так и было, — рассеянно произнёс всё ещё шокированный Юра.

— А ещё у Юры есть девушка, — вдруг добавил Тору, — Кира. Очень хорошая и вежливая. У неё строгая семья, поэтому они не так часто видятся, наверное. Но они любят друг друга, так искренне, что я и сам восхищаюсь.

Юра смотрел на него и растерянно хлопал глазами. «Вот видишь! — подумал Тору, — учись!» Он чувствовал себя победителем. Ровно до того момента, как Нина Юрьевна снова заговорила.

— Пойдём тогда с нами сейчас, — добродушно улыбнулась она. Шторы резко затихли, и комнату объяла тишина, — у нас утренняя служба скоро. Заодно всё посмотришь, Юрочка тебе покажет и расскажет.

Что? Он?! В храм?!

Юра расхохотался в голос, а Тору едва сдержался, чтобы не отвесить ему подзатыльник.

— Да, Тору, идём, — поддержал он мать, — всё-всё покажу.

— Вот и решили! — довольно воскликнула Нина Юрьевна. — Ты уж прости, что я так грубо. Просто показывают, знаешь, этих ЛБТ…ЛТГ… как их там.

— Да-да, я понял, — закивал Тору, — я вообще против этого всего.

— Да, ма, мы с Тору против, — согласился Юра, — мы за крепкую мужскую дружбу.

Тору смутился и обречённо засобирался. Его сильно клонило в сон, хотелось весь день пролежать в кровати и провести время в объятиях лени, но, несмотря на это, на душе было как-то по-родному тепло. Будто после долгой разлуки вернулся домой, где тебя по-прежнему ждут.

Подстывшие за ночь дороги покрылись инеем, под ногами похрустывала хрупкая корочка льда. Тору шёл чуть позади и иногда, чтобы случайно не потеряться, смотрел на Юрину спину. У куртки, которую ему любезно одолжили, были достаточно тёплые карманы: пальцы почти не мёрзли, касаясь ворсистой ткани.

Тору оглядывался по сторонам, надеясь найти что-то, хотя бы немного похожее на храм.

— Далеко? — спросил он, подкравшись к Юре сбоку.

— Вон там.

Юра небрежно махнул головой куда-то вперёд. Тору присмотрелся и сначала ничего не заметил: многоэтажные дома, фонарные столбы, еле-еле виднеющийся мост. Но позже вдалеке — нет-нет, на вид до нужного места оставалось не меньше часа! — блеснули золотые купола.

— Почему не на транспорте? — едва не хныча от усталости, спросил Тору.

Юра тяжело выдохнул, усмехнулся и посмотрел на него с сочувствием:

— К блаженству души путь лежит через страдания тела, — драматично сказал он, — мама по возможности не пользуется транспортом. Даже если эта возможность в полутора часах пешей прогулки по лютому холоду.

— И ты часто так?

— Каждую неделю, — пожал плечами Юра, — почти каждую.

— Я теперь ещё больше буду тобой восхищаться, — заметил Тору, надев капюшон.

— А ты восхищаешься? — ухмыльнулся Юра.

— Не то чтобы восхищаюсь, — Тору замялся. Лысое дерево вяло затрещало над ухом, — но теперь точно да. Курить так хочется.

— Ну давай, хороший мальчик, закури. Мама тебе расскажет, что это греховно.

— Сигареты в куртке. Перед смертью не накуришься.

— Бросил бы уже.

— Бросил бы, — согласился Тору, — но не бросается. Не удивительно, что ты не куришь — у тебя такая чувствительная мама. Страшно подумать, что было бы, если бы ты вдруг стал атеистом.

— Она бы приняла, — невозмутимо ответил он, — не сразу, но в конце концов. Я бы, конечно, прошёл все круги ада на земле, но, верю, что она приняла бы, хотя, наверное, предпочла бы, чтобы я остался без рук и ног.

Тору кивнул. Юрина искренность оставила на душе горький осадок.

Остаток дороги они провели в тишине, редко прерываемой мучительным Юриным кашлем. Тору каждый раз вздрагивал, вспоминал проведённые в больнице вечера и боялся, что что-то снова пойдёт не так.