Ричард Длинные Руки — ландлорд - Гай Орловский

Сэр Растер спросил с недоверием:

— Думаете, ваша собачка его задавит? Впрочем, если у вас та собачка, о которой нельзя поминать к ночи, то она кого угодно задавит...

— Зачем давить? — возразил я. — Знаете ли, сэр Растер, я не понимаю ваших кровожадных мотивов. Мы не имеем права вот так взять и убить только за то, что он убивал людей. Мы представляем собой власть, а власть не может опуститься до унизительной мести.

Он распахнул рот.

— А что... что мы должны делать?

Я пожал плечами, рыцари подъехали ближе и прислушивались, я объяснил с достоинством:

— Мы должны его сперва арестовать... причем с соблюдением всех процедур, ибо и у преступника есть свои гражданские неотъемлемые права! А когда поймаем, стараясь не причинить ему вреда... и ни в коем случае никаких побоев, это нас унижает и вообще противозаконно... то передать на психиатрическую экспертизу, признать невменяемым и отпустить на волю...

Он ахнул:

— На волю?

— Ну да, — ответил я с достоинством, — мы же демократы? Так при демократии всегда делается. Ну, а если у нас не совсем законченная демократия, то мы должны осудить его и держать в особой тюрьме... которую тюрьмой называть неполиткорректно, а лишь учреждением с ограниченным доступом и выступом. В этом учреждении постараться перевоспитать, чтобы на свободу — с чистой совестью, постараться дать ему хорошее образование и обучить важной работе... к примеру, управляющего замком или старшего над стиральщицами белья.

— Над прачками? — переспросил сэр Растер совсем обалдело. Он шатался в седле, я опасался, что свалится под грузом демократических ценностей.

— Да, — согласился я, сердитый на себя за то, что не сразу отыскал более короткое название. — Ибо, если преступник что-то совершает, то не он виноват в своем преступлении, а общество!

Сэр Растер еще хлопал глазами, а рыцари уже ржали во все глотки, уверенные, что это я так потешаю, поднимаю дух. Ни за что не поверят, что я просто пересказываю всамделишные нравы и законы моего «Срединного Королевства». В конце концов и я слегка раздвинул губы, показывая, что да, изволил пошутить.

— Общество виновато! — ржал довольный граф Глицин. Он ткнул барона Байера в грудь. — Ты понял? Вот ты и виноват, гад!

Байер дернулся, отшатнулся.

— Почему я?

— Потому что ты — общество, — сказал Глицин и чуть не лопнул от хохота. — Должен был следить за ним! Удерживать!

Растер тоже заржал, и сказал очень серьезно:

— Родители, сволочи, виноваты, раз не воспитали тихоней. Соседи, гады, не присматривали!.. Да вообще все виноваты, только он один ни в чем виноват... га-га-га!

Я помалкивал, хорошо они уловили идею, подхватили и развивают ее, полагая, что доводят до абсурда. До абсурда, который, конечно же, невозможен в обществе нормальных людей...

Из леса донесся треск веток, шум. В сотне шагов от нас из темной чащи выметнулся гигантский волк с серебристой шерстью, а за ним мой Адский Пес с багровой пастью и такими же багровыми глазами. Карнолк попытался идти по прямой, но Пес теснил его в нашу сторону.

Рыцари загалдели, как гуси, начали разворачивать коней, граф Глицин первым подхватил копье и ринулся на карнолка. Тот начал уходить в сторону, Пес идет за ним неотрывно, я поспешно сорвал с плеча лук. Стрела ушла торопливо, но я наметил взглядом место, куда должна ударить, карнолк даже подпрыгнул, но не упал, только бег его резко замедлился.

Граф Глицин налетел, как буря. Длинное копье с хрустом вонзилось в бок монстра, ушло на два локтя и пригвоздило его к земле. Карнолк рычал и бился, грыз в бешенстве древко копья, белые щепки подлетали с такой скоростью, словно дерево попало под циркулярную пилу. Граф торопливо соскочил на землю и, подбежав, тремя мощными ударами боевого молота раздробил монстру голову как раз в тот момент, когда половинка перекушенного копья упала на землю.

Рыцари окружили монстра и с почтительным ужасом смотрели, как волк превращается в мужчину средних лет, роста тоже среднего, но чудовищно перевитого толстыми жилами так, что весь из жил. Вместо головы кровавая каша с.острыми осколками черепа, тоже массивного, толстого, уцелела нижняя челюсть с острыми и удивительно белыми клыками.

Барон Байер бросил на меня беглый взгляд и сказал громко:

— Поздравляю вас, граф Глицин!.. Великолепная добыча!

Граф Глицин все еще отдувался от затраченных усилий, лицо багровое, но гордо посматривал по сторонам. Правой ногой наступил на труп оборотня, в глазах острое сожаление, что вокруг так мало народу.

— Эх, леди Беатриса не видит! — вырвалось у него горькое.

Рыцари смотрели завидуще и молчали, наконец барон Варанг сказал с видом Авраама, что возложил собственного сына на жертвенник:

— Я расскажу.

Граф Глицин на своего соперника посмотрел недоверчиво, перевел подозрительный взгляд на меня. Я развел руками.

— Хотите, чтобы подтвердил и я? Спросят, скажу, что это вы, граф, догнали и убили. Но если спросят.

Он чуть наклонил голову, на лице проступило нечто вроде благодарности. И то много, я не его вассал и не обязан что-то делать для графа. К тому же умалчиваю, что и я какую-то роль сыграл в поимке этого зверя.

Глава 10

Я обсуждал с сэром Растером способы закалки кольчужной проволоки, чтобы не слишком мягкая, а то любой острый меч рассекает, но и не слишком жесткая, такие кольца чересчур хрупкие, вдруг на каменной глыбе лица Растера появилось подобие сладкой улыбки, он посмотрел мне за спину и поклонился с такой натугой, что я услышал, как со звоном разделяются толстые кольца сросшихся позвонков.

Леди Беатриса подошла легкой походкой, у меня замерло сердце, а пальцы задрожали от жажды схватить ее за плечи и прижать к себе, спрятать в своей груди: уж я-то вижу, что, несмотря на всю ее кажущуюся железность, ей очень не просто держать все в нежных женских руках.

— Я слышала, — произнесла она тихим голосом, и снова у меня сладко защемило внутри, — охота на чудовище прошла успешно...

— Да, — произнес сэр Растер гордо, — карнолк больше не потревожит ваших крестьян!

Она улыбнулась, бросила на меня вопросительный взгляд, снова посмотрела на Растера.

— Как его убили?

Прежде чем Растер открыл рот, я сообщил:

— Граф Глицин разбил ему голову молотом.

— Да, — согласился Растер, — но уже после того, как...

— Граф Глицин убил карнолка, — прервал я. — И потому шкуру забрал по праву.

— Я не о шкуре, — сказал Растер.

Я снова прервал:

— Вы правы, голову уже не отрофеит на стене, увы. Граф в благородной ярости, душой и телом невыносимо страдая за ваших бедных крестьян, не ограничился одним ударом. За бедных, я имею в виду нападения карнолка, а так они, понятно, у вас процветают под вашим мудрым руководством...