Люди молчаливого подвига - Александр Василевский

Вот срезана первая цепь, вторая… Появилась третья, более многочисленная. Ее поддерживает огонь орудий и минометов. Силы неравные, и на отдельных участках противнику удалось все же ворваться в расположение наших позиций. Рота, стоявшая на правом фланге батальона, приняла на себя главный удар. Бойцы этой роты не отступили ни на шаг, и все до единого погибли.

— Товарищ генерал, на участок, где стояла первая рота, посылаю разведчиков, — доложил по телефону комбат командиру бригады Жидилову, получившему накануне этих событий звание генерала.

— Скажите разведчикам: я надеюсь на них, — ответил Жидилов.

Дмитришин тут же побежал к своим разведчикам и передал содержание разговора комбата с генералом. На лицах его товарищей ни тени смятения. Они готовы выполнить любое задание командования.

В какие-то короткие минуты Дмитришин вспомнил характеры и привычки каждого из них и поймал себя на мысли: «Зачем я это делаю? Не уверен, что выйдем живыми из боя? Нет, мы выстоим!»

Под прикрытием железнодорожной насыпи разведчики быстро пробрались к развалинам станционных складов. Здесь было много раненых. Разведчики отдали им свои фляги с водой. По мере приближения к окопам первой роты раненые и убитые встречались все чаще и чаще. Продвигаться трудно. Справа, вдоль траншеи, хлестал немецкий пулемет. Противник успел занять наш дот и теперь использовал его против нас.

Разведчики залегли за бугром. Дмитришин всматривался в знакомую тропинку, что ведет в сторону Верхнего Чоргуна, где притаился враг. Надо выбить пулеметчиков из дота ударом с тыла, откуда гитлеровцы не ждут.

Вспыхнула яростная перестрелка. Через несколько минут боя вражеские автоматчики начали отходить. Приподнявшись на локоть, Дмитришин окинул взглядом свой взвод: потерь, кажется, нет. Остановил взгляд на Азове и не поверил своим глазам: рискуя жизнью, он стоял на коленях и перевязывал бинтом искалеченную яблоню.

Вдруг, как вкопанный, замер Капланов: кончились патроны. К нему подскочил разведчик, и они вдвоем бросились на фашиста, чтобы добыть автомат.

Азов, закончив бинтовать яблоню, побежал по ходу сообщения к доту. В руках у него гранаты. Бросает он их точно и далеко. Гитлеровцы не выдержали, отошли.

Наконец дот перешел в наши руки. Боевые позиции первой роты были восстановлены. Тяжело ранены несколько бойцов. Разведчиков осталось семнадцать человек. Этим составом они и удерживали позиции первой роты до утра следующего дня, пока не прибыло подкрепление.

8. Сапун-гора

С утра 27 июня центром обороны Севастополя стала Сапун-гора с ее многоступенчатой стопятидесятиметровой скалой, поднявшейся над всей долиной.

Позиции, занятые морскими пехотинцами на крутых склонах Сапун-горы, были господствующими, и даже невооруженным глазом отсюда можно было разглядеть, что делает противник.

Взвод разведчиков разместился невдалеке от командного пункта генерала Жидилова. Бригада морских пехотинцев врастала в каменистую высоту.

Ночь на 28 июня была для Дмитришина, пожалуй, самой рискованной, хотя разведчики без риска и не работают. Но на этот раз риск действительно был отчаянный. Дело в том, что на Ялтинском шоссе, на крутом повороте перед Балаклавой, под нависшей скалой советскими минерами были заложены мощные фугасы. Они должны были сработать под давлением на корку асфальта тяжелых танков или мощных орудий противника. Но авиаразведка сообщила, что там беспрепятственно передвигаются вражеские танки и орудия. А на проявленных фотопленках видна целехонькая скала. Стоит себе без всяких изменений, как сотни лет назад. А на верхнем ее выступе, как установили фототопографы, появился даже наблюдательный пункт какого-то крупного начальника. Кто-то сказал, что чуть ли не самого фон Манштейна. Короче говоря, перед Дмитришиным встала задача: фугасы должны сработать!..

Схему расположения фугасов и проводки к взрывателям ему дали в инженерном отделе. Предстояла несложная, но тонкая работа: заменить хотя бы один взрыватель, остальные должны сработать от детонации. Прикинув, каким путем можно добраться до скалы, Дмитришин решил отправиться туда один. Почему один? Вести за собой сапера по известной только разведчикам тропке, напоминающей тонкую нитку, продернутую через узкое ушко иглы, значит иметь еще один узел за своей спиной, который может застрять в узком месте и все погубить. Брать же двоих или троих разведчиков, как ему рекомендовали в штабе бригады, он отказался: зачем рисковать жизнью товарищей, когда есть хоть отчаянный, но верный ход и для одного человека…

И вот он уже лежит среди убитых и раненых вражеских солдат на обочине Ялтинского шоссе. На нем форма немецкого унтер-офицера. Рот завязан окровавленным бинтом, под головой санитарная сумка. Левая рука покоится на груди и кровоточит. Кровоточит по-настоящему, без подделки — не успели перевязать новое ранение. Руку распорол на колючей проволоке, и собственная кровь помогает теперь освежать окраску забинтованного рта — перебито горло или легкие повреждены… Ждет похоронщиков или эвакуаторов. Если скоро не появятся, сам выйдет на асфальт и будет голосовать санитарной сумкой перед возвращающимися с переднего края машинами.

Проходит полчаса. Как на зло, ни похоронщиков, ни эвакуаторов. Лежащий подле него раненый в голову фашист, видно придя в сознание, заметался, а затем схватил сумку Дмитришина и стал тянуть к себе. Дескать, помоги, санитар.

Не выпуская сумки — в ней взрыватели! — Дмитришин поднялся и вышел на асфальт. По дороге мчался огромный дизель. Мчался после разгрузки на полном газу, даже земля дрожала. Дмитришин поднял сумку. Дизель затормозил с пронзительным скрипом. Многие раненые, услышав шум, зашевелились, хотя раньше казалось, что среди них большинство мертвых. Дмитришин показал шоферу на раненых: возьми кого-нибудь. Тот открыл кабину. Влезли двое.

— Генук, генук (хватит, хватит), — закричал шофер и захлопнул кабину. Дмитришин вскочил на подножку и дал знак — вперед!

Подъехали к скале. На крутом повороте Дмитришину показалось, что именно сию секунду сработают фугасы. Но они не сработали.

За поворотом Дмитришин постучал в стекло кабины и показал шоферу на тропку слева: остановись, мол, мне надо сюда. Шофер затормозил, и разведчик спрыгнул на землю.

Машина скрылась за поворотом. Теперь надо спешить: июльская ночь короткая, скоро займется заря, а Дмитришину еще предстоит найти по схеме фугасные гнезда, осмотреть их, а… там видно будет.

Ни в одном гнезде, которые он нащупал, не оказалось взрывателей. Отверстия были пустые, а концы проводков присыпаны землей. Кто это сделал — непонятно. Если бы гитлеровцы обнаружили такое сооружение, то на месте фугасов остались бы пустые ямы. Быть может, сапер ждал подхода танков, чтобы именно в момент появления их под скалой вставить запалы и похоронить себя под обвалом вместе с танками, но… не успел, угодил под пулю? Всякое могло быть — кто знает?

Как же поступить Дмитришину?

Вставить хотя бы пару запалов, выйти на дорогу, попытаться остановить колонну перед скалой до взрыва. Взрыв преградит путь танкам. Риск отчаянный, но не пустячный. Хорошо сделал, что пробрался сюда один.

Где-то недалеко за поворотом протарахтели мотоциклы и заглохли. Хлопнули дверцы легковой машины. Кто-то, кажется, взобрался на верхний выступ скалы. А что, если в самом деле здесь наблюдательный пункт самого фон Манштейна?

На дороге послышался нарастающий грохот танков. Дмитришин быстро вставил запалы и вышел на асфальт. Остановился метрах в десяти от той линии, где, как значилось в схеме, были спрятаны механизмы нажимного действия — замыкатели электрической цепи. Поднял теперь уже пустую санитарную сумку. Впереди танков катилась легковая машина. В ней — какой-то крупный начальник в пенсне. Стекла поблескивали от подсветки радиоприемника. Машина остановилась. Из нее выскочили два офицера, но Дмитришин прорвался к генералу и жестами стал пояснять, что там, впереди, опасность, надо подождать.

— Во, во? (где, где?), — начали добиваться у него офицеры. Дмитришин, что-то бормоча сквозь повязку, размахивал руками. Ему надо задержать колонну. Пусть сюда сбегаются офицеры. Может, сверху спустится и тот, что поднялся на свой КП. Генерал просит сказать, как далеко опасность? Дмитришин подносит к лицу генерала растопыренные пальцы здоровой и окровавленной руки и начинает отсчитывать десятки метров. Двадцать, тридцать, сорок. Отсчитывает не торопясь. Уже перевалило за сотни метров. Генералу надоело ждать конца его отсчетов, и он махнул рукой — вперед. Видимо, торопился занять исходные позиции затемно.

Дмитришин побежал вперед вдоль шоссе. За ним затрусил лишь один офицер. Хотел удостовериться, какая опасность впереди. Дмитришин остановился. Запыхавшийся офицер наткнулся на его спину, затем на нож. Дмитришин ударил его не очень удачно, но не дал выхватить пистолет. Пришлось применить свой излюбленный прием: через спину затылком об асфальт — ни крика, ни стона…