ОБОРОТНИ СНОВА В ДЕЛЕ - Алина Илларионова(Лесная)

  Вперёд, гони! Какие мыши? Какие оборотни?! Эх, видел бы его хозяин! Хотя аватар не одобрял псовой охоты, но, как ни крути, лихо!

  Олень, тем временем, прыгнул, сразу вырвавшись далеко вперёд, и стало ясно, что до этого момента он дразнился, но теперь решил поиграть с охотниками в полную силу. А, может, и заманить кого неосторожного глубже в лес, на свою территорию. На территорию хищника. Ещё пара мгновений - и окольцованный рыжим пятном хвост победно замелькал среди белых стволов. Алесса на Симкином месте наверняка восхитилась бы контрастом.

  - Ушёл! - выкрикнул Михел, раздосадовано махнув рукой: подлесок Рижской Пущи переходил в чащу, едва успев начаться.

  Повелитель крепче сжал бока Адаманта. Симке на мгновение показалось, что ещё чуть добавить скорости, и конь взлетит над замороженным полем вместе с седоками, как огромная стремительная пустельга.

  - Оставь, ушёл!

  Но окрик Эстэра только подстегнул Аристана. На крыльях азарта Адамант вломился в березняк; справа мелькнули кустики брусники, окроплённые спелыми, алыми ягодами будто кровью. Голоса остальных охотников звучали всё тише и реже.

  Именно тогда Симку кольнуло предчувствие беды и вспомнились рассказы хозяина о безобидных на вид оленях с волчьим нравом. Кот хотел сказать императору, но рванувший в пасть ветер забил предупреждение обратно. Подлесок нырнул в балку так резко, что домового основательно тряхнуло в седле, а кроличья шапка едва не слетела вместе с головой. Зубы клацнули, а в желудке образовалась пустота.

  Гончие уже почти дошли, когда это случилось: беда явилась во всей сомнительной красе.

  Арса и Буран, видя прямо перед носом куцый олений хвост, вдруг поднажали и вырвались вперёд коня.

  - Ар-рса!

  Неожиданно олень развернулся, взрыв копытами землю, и склонил к земле ветвистые рога, до ужаса напоминая злобного быка Бурку, в сколку ни ставившего всех северингских горожан во главе с хозяином. При этом он чуть поводил головой, широко раздувая ноздри, будто вынюхивая среди стаи кого-то конкретного. Аристан, осадив коня, потянулся за спину к арбалету, походя прикрикнув на собак, которые оплясывали крагги, заливаясь, но не смея рвать хозяйскую добычу.

  Гибкое тело Бурана извернулось в торжествующем прыжке.

  Сумеречная тварь вдруг, резко дёрнув головой, схватила пса поперёк хребта, вмиг перегрызла и бросила тело оземь. Остервенело, будто сводя личные счёты с кровным врагом. Глухо стукнуло копыто.

  Время зависло и сорвалось.

  Вместе с болтом, мелькнувшим промеж рогов зверя на полпальца выше круглого лба. Крагги бешено заревел, сверкнув хищными зелёными бусинками в глубине тёмно-сливовых глаз, а Аристан уже перезаряжал арбалет. Гончие, будто только что спущенные со сворок, ярясь, всей стаей кинулись на зверя. Симка, окончательно перепуганный и почти оглохший от визга, рыка и лая едва не свалился под ноги коня.

  - Отрыщь! - закричал с седла подлетевший Михел. Тщетно. Гончие, обычно вежливые, мчавшие к доезжачему по первому зову, словно оглохли.

  Аристан беспомощно водил арбалетом, но в такой катавасии попросту невозможно было прицелиться, чтобы не зацепить собак! Псы захлёбывались злобным лаем. Они уже не хватали зверя за ноги, а метили к горлу, но крагги их, казалось, не замечал вовсе, что-то выискивая среди облепивших его тел. Не обращая внимания на повисших на нём псов, выхватил из своры Арсу за загривок и, встряхнув, отшвырнул прочь. Хрустнула, переломившись в стволе, тоненькая берёзка. А может, что-то другое.

  Теперь олень словно пришёл в себя и заметался, пытаясь вырваться из кольца. Псы нападали парно, со всех сторон одновременно; зверь вертелся волчком, лязгая клыками и брыкаясь. Вот он встал на дыбы, открыв светло-рыжее брюхо...

  Щёлк!

  Крагги, сражённый наповал в сердце, рухнул наземь, взбрыкнул и вытянулся.

  Аристан спрыгнул с коня и подбежал к Арсе, даже не глянув на добычу. Не такой ценой. Не такой.

  - А бык-то словно их двоих и поджидал - вон как грызанул... Ему уходить бы дальше или отбрыкиваться, а он на этих вызверился, как бешеный. С чего бы? - хмурясь, пробормотал под нос Михел. Симка прижал ушки: ему самому поведение крагги казалось странным.

  Арса была ещё жива. Чёрные, с подпалинами бока тяжело вздымались, но как ни цеплялась она за жизнь, каждый вздох давался всё труднее. Аристан приподнял её голову, погладил:

  - Хорошая моя... хорошая...

  Собака вяло махнула языком, отдавая хозяину последние крохи любви и верности, и замерла.

  Заслышав конский топот, Аристан обернулся к новоприбывшему. Целитель спешился и подошёл, но, приглядевшись, покачал головой: слишком поздно.

  Доезжачий стянул шапку.

  - Я подарю Его Величеству Стрижа! - громко заявил Велиар Эстэр и огляделся, точно ища одобрения своей находчивости.

  - Друзей не заменишь, - вместо императора вполголоса ответил Михел.

  Друзья... Те, кого нельзя было ни подкупить, ни обмануть. Те, кто всю свою жизнь оставались верны только одному запаху и не променяли бы его ни на один другой.

  И мгновенно почуяли бы фальшь.

  Первым завыл Горн. Протяжно, на грани надрыва. Стая подхватила плач в четыре десятка голосов, тягуче, как волки. Кажется, все замерли, и только Аристан продолжал отрешённо поглаживать лежащую у него на коленях мёртвую голову Арсы.

  Симка, мяукнув, положил обе лапки ему на руку.

  - Повелитель, я с тобой...

  - Мы возвращаемся.

  Небо над полем опустело. Сокол-пустельга, сжимая в когтях пойманную мышь, тоже возвращался в гнездо, ещё не зная, что оно разрушено.

  ***

  Редкая девушка осталась бы довольна именем, больше подошедшем бы какой-нибудь селянке, выпалывающей пырей на огороде, но повариха гордилась. Не раз приятельницы советовали переименоваться в Глафиэль или Глафириль, но она, как все эльфийки (даже наполовину) любила эффектность. Можно представить, какое потрясение испытывали юноши, когда на робкую просьбу осчастливить их именем эфирное остроухое существо с небесно-голубыми очами отвечало хорошо поставленным грудным контральто:

  - Глафирья!

  Ничуть не меньше гордилась она и должностью. Согласитесь, не каждой скромной девушке повезёт очутиться на кухне самого повелителя Аристарха, да ещё пережить ночь Алой волны, в которую разъярённый император не пощадил даже свою любимицу, "придворного соловья" Мартину Грайт. А она смогла. И устроиться, и удержаться, и выжить, и заслужить уважение нового императора. Даже угадывать с первого взгляда, с какой ноги встал повелитель или как прошла очередная пикировка с Ковеном, чтобы в случае чего быстренько сообразить успокоительный десерт. Хотя кто-кто, а Аристан умел держать себя в руках даже при напористых архимагах. Девятнадцать лет спустя Глафирья оставалась всё тем же эфирным синеглазым существом, теперь безраздельно царствующим на кухне. Продукты завозились во дворец ежедневно, но травки для специй девушка набирала сама дважды в неделю прямо из теплицы. Каждые понедельник и пятницу она завязывала изящным бантом широкие тесёмки чепчика, в тон к ним подбирала корзинку, брала извозчика и ехала к господину Нараду. Возвращалась исключительно пешком. Глафирья любила тёплый ветер в липах парка Дриад, звонкие мостовые восьми Лепестков и тихие, спокойные равеннские каналы, в которых золотыми корабликами уже поплыли первые листья осени. Была и ещё одна причина для прогулок. Ровно в то время, когда Глафирья шла обратно с наполненной корзиной, молоденькая служанка выгуливала в Собачьем парке волкодава Маэстро или попросту Мусика - косматую гору мышц со стальными челюстями и ранимой щенячьей душой.

  Глафирья уже видела парк, когда её развернули и сжали в объятиях так крепко, словно пытался задушить и раздавить одновременно, при этом заорав в самое ухо:

  - Дорогая кузина, ты ли это?! Сколько лет, сколько зим!!!

  - О-а-а! - фирменным контральто простонала повариха. Хватка тут же ослабла, и на девушку вытаращилась пара круглых глаз, цвет которых она забыла сразу после того, как рассталась с незнакомцем. Внешность - тоже.

  А сейчас Глафирья понимала три вещи: нахал выглядит как элегантный господин с тростью; ей заранее жаль его кузину; сейчас она испробует на лощёной физиономии остроту вчерашнего маникюра.

  - Ради бога, сударыня, помилуйте великодушно! Я, кажется, обознался! У вас с моей дорогой кузиной просто одна походка, и я решил, что она несколько усохла к старости! - жалостливо заныл "душитель".

  - Милейший, я вас прощаю ради вашей дорогой кузины и надеюсь, что ей приятна ваша манера здороваться, - сдержанно заметила Глафирья. По правде говоря, манера извиняться понравилась ей не больше.

  Мужчина окончательно скис. Раскланялся, напомнив при этом заморского заводного петушка, клюющего зёрна, но в отличие от петушка, у господина завод никак не кончался, поэтому Глафирья простила его ещё несколько раз на всякий случай и заспешила в парк, пока тот не додумался привязаться.