Песня сирены - Гапарон Гарсаров

– Но ведь он же… – Гербер запнулась, тревожно перебирая в голове нехорошие мысли.

Игорь, Валсея, Инга Михайловна – всё смешалось в одной куче, и разобраться в этом Лавра пока не могла. История убийства отца, причастность к этому хорошо знакомых и даже близких ей людей привели девушку в полнейшее замешательство. Отцы Марины и Керка убили Эдуарда Гербера??? Вернее, Герерберга… Неужели она не спит, неужели это правда?..

– Знала бы ты, как мой брат переживал из-за этой роковой ошибки, как он мучился. У него начались проблемы с сердцем, целый год он таскался по врачам и проходил разные обследования. Если честно, ему даже хотелось побыстрее уйти из жизни и тем самым снять с себя тень смерти Эдика. Марк так и вообще в ту пору попал в череду неприятностей: сначала утонула его жена Тина, потом его лишили права посещать Австрию… Лишь с началом девяностых он впервые за долгий период смог повидать своих родных, которые жили за границей. А Елисей, едва появилась такая возможность, переселился в Грац и оттуда ежемесячно посылал вашей семье денежное содержание. Это он поспособствовал тому, чтобы твой брат устроился на выгодный пост в военном ведомстве. Так что…

– Получается, что это они финансировали нас, – промолвила выпускница, ощущая, как к горлу подкатывают слёзы. – Опека нового ректора и Глеба Валентиновича… мне тоже теперь понятна. Вот дура, я же думала, что они люди доброй души, что помогают мне лишь по каким-то благородным соображениям!.. Какой ужас! – Она нервно схватилась за лицо, которое буквально горело. – Я ничего не добилась сама. Всё это время меня прикрывали убийцы моего же отца…

– Лавра, ты умная девочка, тебе и помогать-то было не нужно. Но ты права, мир… он такой, без масла для колёс своей телеги далеко не уедешь. А друзья Эдуарда просто проследили, чтобы тебе никто не мешал развиваться. Взять хотя бы поступление в университет… Или нынешнюю протекцию в аспирантуре…

Девушка вышла из-за стола в полнейшей растерянности. Она помотала головой и обернулась на захмелевшего Брона.

– Да пропади оно всё пропадом! – вдруг закричала Лавра. – И аспирантура, и Финтберг, и этот город! И дипломы все ваши, и грамоты, и медали!!! Мне ничего не нужно, ничего!!! Я больше не хочу жить с такими людьми, с таким обманом… Это… это низко и мерзко, вот так поступать со мной!..

Она заплакала, однако утихать не собиралась.

– И вы все молчали! Знали и молчали, смотрели на меня, а про себя думали, когда же эта тварь уйдёт сама… Какие же вы все сволочи!!!

Лавра кричала и кричала, пока к горлу не подкатил ком. Арсен Урсулович растерянно смотрел на неё, не зная, что сказать. Прокашлявшись, Гербер махнула на него рукой, кинулась к своим вещам, схватила их в одну кучу и побежала на выход.

– Лавра, вернись!.. – услышала она вслед, но не остановилась.

Психолог ринулся за ней, но двигалась девушка гораздо быстрее и уже бежала под проливным дождём, скользя по грязи, но всё же не останавливаясь. Она хотела оказаться сейчас как можно дальше от офиса Брона.

На перекрёстке её чуть не сшибла машина, однако Лавра и не думала сбавлять скорость, продолжая стремительный бег и не замечая уже никого вокруг себя. Причёска первая пострадала от ливня. На улице было холодно от дождя, но Лавра ощущала в теле сплошной жар. Крупные капли смешивались со слезами, мешая глазам. Однако на что смотреть, если мир вокруг рухнул?! Темень не пугала девушку, ей вообще было наплевать на всё, на любые опасности и страхи, которые могли бы подстерегать её за углом.

Около четвёртого перекрёстка она сбавила темп и припала к стене какого-то старого здания, по которому струилась дождевая вода. Лавра вымокла до нитки, но какое теперь это имело значение, когда вся жизнь разом обвалилась?.. Она огляделась по сторонам, убеждая себя, что Брон не сумеет догнать её и что никто уже не пытается к ней пристать со своими глупыми утешениями и сожалениями о случившемся. Меньше всего на свете она хотела телячьих нежностей, оправданий, наигранных сочувствий.

Заметив какое-то заросшее озерцо между двумя проспектами, девушка кинулась к нему. С этой стороны берег был заделан каменным парапетом и чугунной оградой, по которым, как и по всему вокруг, хлестала холодная вода. Положив сумку с курткой на плиту, она выглянула на озеро, бурлившее от сильного дождя. Оно манило и убеждало, что единственный способ утолить нарастающую боль – это его чёрная глубина, на которой не страшны предательства и обиды, на которой её будут по-настоящему любить и лелеять, которая успокоит воспалённое сознание своим ласковым смертельным объятьем.

Не утруждая себя лишними мыслями, Лавра перелезла через ограждения и встала на узком выступе, готовая полететь вниз. Мокрый вихрь в который раз растрепал её спутавшиеся волосы, словно подталкивая и заставляя поскорее выполнить дурную затею. Если отец погиб в Неве, то почему бы и дочери не завершить жизнь в одном из её водоёмов, тем более в таком прекрасном и умиротворённом. Сколько проблем разом будут решены после этого. Не придётся выяснять отношения с «щедрыми» Холодовыми. Не надо будет ставить свечи в церкви за то, чтобы Господь забрал к себе на суд Глеба Валентиновича. Не удастся наброситься на Марка Франковича, который испортил Лавре всю жизнь, начиная с отобранного отца и заканчивая Игорем. Не придётся разыскивать неизвестного Куликова и пытаться отомстить ему. И уж точно удастся обойти тяжёлое объяснение с матерью, которая все эти долгие годы таила от своих детей страшную тайну…

Лавра ещё раз всмотрелась в озеро и убедилась, что сделала верный выбор. Из воды торчали ржавые штыри. И хотя их выглядывающие на поверхность концы не казались очень острыми, смерть всё равно должна была стать мгновенной и безболезненной. Надо лишь оттолкнуться от мокрого парапета, пересилить трусость перед неизведанным, дать волю собственным желаниям!..

Лавра шевельнула ногой, рассчитывая спрыгнуть и проткнуть себя насквозь спасительными железяками, но в голове что-то удержало её, будто чья-то лёгкая нежная рука обняла её за шею и не отпускала в двери смерти. Встрепенувшись, Лавра вернулась на исходную точку и снова заморозила мысли, подбадривая себя к прыжку, уговаривая разум в том, что это всё, что осталось для неё в жизни. Да и что могло заставить её передумать? Ни друзей, ни любви, ни счастья, ни будущего. Впереди не ожидало ничего светлого и радостного, один лишь мрак, такой густой и гадкий, который поглощал всё хорошее и убивал любые надежды.

Нога в очередной раз шевельнулась, однако руки крепко уцепились в холодный чугун, не желая отпускать хозяйку и лететь вместе с ней навстречу смерти. Лавра посмотрела на них и повторила попытку. Только окаянные пальцы сговорились и до последнего держались за барьер, не подчиняясь её приказам. Они словно исполняли веления какой-то искорки, возникшей в голове. Девушка ещё раз встрепенулась, стараясь унять в себе страх. Сейчас всё пройдёт, сейчас станет намного легче. Но с каждой новой попыткой прыгнуть в озеро эта искра становилась всё ярче и сильнее. И вот она уже охватила затылок, перекинулась на виски, а в следующие секунды завладела оставшейся частью, полностью разубедив девушку в её чёрном замысле.

Чувства пропали. Лавра сидела возле мокнущей куртки, прижав к себе жёлтую сумочку и представляя, что обнимает кого-то близкого и родного, кого-то, кто не даст её в обиду, кто поможет ей унять боль и кто утешит душу. Даже хорошо, что на ближайших улицах никого нет. Ливень сделал такой щедрый подарок, прогнав посторонних. Сейчас он совсем не казался холодным. Наоборот, он приободрял её и остужал распалённое тело.

Синее ситцевое платьице от воды стало бесформенным и висело на Лавре точно на огородном пугале, прилипнув к коленям и спине. Девушка продолжала прижиматься к сумочке как к кому-то живому. От ридикюля исходил такой родной запах, смесь мяты, дешёвеньких духов, старых книг и нафталина. Ей вдруг припомнилось безоблачное детство и то, как она с матерью перебирает в шкафах завалявшиеся вещи. Кажется, тогда у них был именно такой запах, не слишком приятный, но такой близкий, что сердце невольно щемила тоска. Припомнились объятия Агнии Лесофовны, её утешающие слова, если маленькая дочь иногда начинала плакать. Да, от сумочки пахло родителями и их любовью, оттого-то она и стала сейчас самым близким предметом, от которого не хотелось отрываться.

Был двенадцатый час ночи, когда Лавра вошла в подъезд дома на Атаманской. Из кабинки тут же вылез охранник. Очевидно, он не признал в этой всклоченной мокрой девушке ту прекрасную гостью из четвёртой квартиры. Он не отважился задать вопросы об её внешности, лишь поздоровался и любопытным взглядом проводил до лестницы.

Гербер открыла дверь и замерла. Сюда она пришла в последний раз. Надо только забрать вещи. Для себя она уже решила, что задерживаться здесь не будет и что ближайшим рейсом уедет обратно к матери.