Академия. Вторая трилогия - Грегори Бенфорд

— Я — против! Обе стороны желают получить словесный поединок между интуитивной Верой и индуктивно-дедуктивным Разумом. А значит, технически усовершенствовать Деву — все равно что намеренно пожертвовать чистотой эксперимента.

— Марк!.. — воскликнула Сибил, вне себя от возмущения.

Все члены комиссии принялись с жаром обсуждать возникшие трудности. Марк один за другим выкладывал все более веские доводы в пользу своей точки зрения, склоняя слушателей на свою сторону. На Сибил Марк не смотрел, более того — он старательно избегал встречаться с ней взглядом. Но когда выяснилось, что спор может продлиться бесконечно долго, а устраивающее всех решение так и не будет найдено, председатель комиссии своей властью принял решение — в пользу Сибил.

Сибил тотчас же воспользовалась неожиданным преимуществом:

— Я также прошу вашего согласия на то, чтобы изъять из блока памяти Девы воспоминания о сожжении заживо. Она боится, что ее снова подвергнут ужасной казни, — и это чрезвычайно затрудняет, делает практически невозможным ее выступление в защиту Веры. Она не сможет выступать столь же свободно, как могла бы, если бы ее мысли не омрачались подобными тяжкими воспоминаниями.

— Должен заметить, — вмешался Марк, — что для людей, в общем-то, ничем не примечательных, мученичество — единственно возможный способ прославиться. И Дева, которая не претерпела страданий и мученической смерти, — это никоим образом не та Дева, что прославилась в древние времена!

Сибил не осталась в долгу и ответила:

— Но мы ведь вовсе не знаем их истории! Эти симы — из эпохи Темных Веков. И ее психологическая травма…

— Если стереть ей воспоминания о пережитом, это все равно что… Ну, давайте разберем это на примере какой-нибудь первобытной легенды, — Марк развел руки в стороны. — Или хотя бы их религии! Это все равно что воссоздать симулятор некоего Христа — их доисторического божества — без распятия на кресте!

Сибил обожгла Марка яростным взглядом, но он смотрел на председателя и обращался только к нему — словно Сибил здесь не было вовсе.

— Сохранить сим неприкосновенным — только таким он нужен нашим клиентам!..

— Я требую также, чтобы в программе памяти Вольтера были стерты все воспоминания о мучениях, которые он перенес по вине власть имущих! — заявила Сибил.

— Я возражаю, — . — тотчас же отозвался Марк. — Если бы Вольтер не подвергался преследованиям и нападкам со стороны официальных властей, он не стал бы Вольтером!

Сибил не вмешивалась, пока остальные члены комиссии спорили между собой. Ее поразили необъяснимые перемены, произошедшие в Марке. Все вокруг казалось ей странным сном. В конце концов, она узнала решение начальства — компромисс, на который Сибил согласилась только потому, что выбора у нее просто не было. Сибил позволили усовершенствовать информационный блок Девы, однако стереть воспоминания о пытках и сожжении на костре не разрешили. Вольтера тоже не пожелали избавить от навязчивой боязни преследований со стороны церкви и государственных властей.

Председатель сказал:

— Напоминаю вам, господа, что все мы балансируем на лезвии ножа, занимаясь этим проектом. Такие симы, как Вольтер и Дева, запрещены законом. Они — табу. Представители сектора Юнин предложили нам огромную сумму только за то, чтобы мы согласились взяться за работу, — а мы еще и преуспели в ней. Однако мы рискуем. Очень и очень рискуем.

Когда собрание закончилось и они вышли из зала заседаний, Сибил прошептала Марку на ухо:

— Ты на что-то наткнулся!

Марк растерялся и неожиданно смутился.

— Ну, это же исследование… Ты же знаешь, когда работаешь, не поднимая головы, не знаешь толком, до чего в конце концов доработаешься.

И Марк пошел дальше, словно по рассеянности не обращая больше внимания на Сибил. А она так и осталась стоять, разинув рот от удивления. Как можно понять этого человека?

Глава 15

Не обращая внимания на присутствие госпожи волшебницы, Дева расправила плечи и села прямо на пол своей тюремной камеры. В ее голове раздавались голоса — они говорили не по очереди, а все сразу, перебивая друг друга.

Звук получался похожий на шум сражения — пронзительно-громкий и неразборчивый. Однако если прислушиваться внимательно, не позволяя бренной плоти возобладать над бессмертной душой. — тогда… Тогда благословенное святое многоголосье раскрывало перед Жанной всю свою красоту и тонкий смысл.

Архангел Михаил, святая Екатерина и святая Маргарет — от чьего имени чаще всего говорили святые голоса — весьма неодобрительно отнеслись к тому, что Жанна, сама того не желая, полностью прочла «Собрание сочинений» мсье Аруэ. Особенно тяжким преступлением святому Михаилу казалось чтение «Частиц Ньютона», философию которого Михаил считал совершенно несовместимой с философией Церкви — и с его собственным существованием.

Сама Дева колебалась. К своему великому удивлению, Жанна познала поэзию и гармонию уравнений, которые доказывали как будто для этого нужно было какое-то доказательство! — непревзойденную реальность Творца. И для человека возможно было постичь установленные Создателем физические законы, но не Его великие цели.

Способ, которым Жанна постигла это, сам по себе был чудесным и дивным. Она просто видела красоту в расчетах силы и скорости, как в круговороте миров. Неодушевленные вещества кружились в строго размеренном божественном гавоте — словно кавалеры и дамы на королевском балу. Жанна ощущала эту всеобщую гармонию всем своим существом, непосредственно, словно на нее снизошло божественное прозрение. Красота и гармония являлись Жанне ниоткуда, просто являлись, и все. И как можно было не доверять тому, что чувствуешь?

Божественное откровение не может не быть святым и благим. И то, что познание гармонии мира пришло к Жанне потоком новых ассоциаций, воспоминаний, умений, только вернее подтверждало, что откровение было ниспослано ей небесами. Волшебница Сибил бормотала что-то о компьютерных файлах и подпрограммах, но все эти слова — лишь магические формулы и заклинания, а не истинная правда.

Но Жанну поразило и обидело даже не само по себе новое знание, но то, что автор «Частиц» оказался англичанином!

Жанна пожаловалась святому Михаилу, обсуждая с ним еще одну работу мсье Аруэ:

— По-моему, «Генриада» гораздо более отвратительна, чем «Частицы». И как отважился мсье Аруэ, который надменно называет себя придуманным именем Вольтер, как только он отважился утверждать, что в Англии разум свободен, а в нашей родной, горячо любимой Франции он скован мрачными предрассудками абсолютистских священников! Но разве не иезуитские священники первыми научили его рассуждать? А он теперь их обвиняет!