Петербург - Андрей Белый

"Мы спешим вас уведомить, что очередь ныне за вами", читал Николай Аполлонович. И обернулся: за спиною его раздавались шаги; какая-то непокойная тень двусмысленно замаячила в сквозняках закоулка. Николай Аполлонович за своими плечами увидел: котелок, трость, пальто, бороденку и нос.

Николай Аполлонович пошел навстречу прохожему, выжидательно вглядываясь; и увидел котелок, трость, пальто, бороденку и нос; все то проходило, не обратило никакого внимания (только слышался шаг да билось разрывчато сердце); на все то Николай Аполлонович обернулся и глядел за собой в грязноватый туман - туда, куда стремительно проходили: котелок, трость и уши; долго еще он стоял изогнувшись (и все то - было когда-то), раскрывая рот неприятнейшим образом и во всяком случае представляя собою довольно смешную фигуру безрукого (он был в николаевке) с так нелепо плясавшим по ветру шинельным крылом... Разве можно было с его близорукостью рассмотреть что бы то ни было, кроме края забора?

И вернулся он к чтению.

"Нужный вам материал в виде бомбы с часовым механизмом своевременно передан в узелке..." Николай Аполлонович к этой фразе придрался: нет, не передан, нет, не передан! И придравшись, он ощутил нечто вроде надежды, что все это - шутка... Бомба?.. Бомбы нет у него?!.. Да, да - нет!!

В узелке?!

Тут припомнилось все: разговор, узелок, подозрительный посетитель, сентябрьский денек, и все прочее. Николай Аполлонович явственно вспомнил, как он взял узелочек, как его засунул он в столик (узелочек был мокрый).

Тут только Николай Аполлонович впервые сумел осознать весь ужас своего положения. Как же так, как же так? И впервые его охватил невыразимый испуг: он почувствовал острое колотье в сердце: край подворотни пред ним завертелся; тьма объяла его, как только что его обнимала; его "я" оказалось лишь черным вместилищем, если только оно не было тесным чуланом, погруженным в абсолютную темноту; и тут, в темноте, в месте сердца, вспыхнула искорка... искорка с бешеной быстротой превратилась в багровый шар: шар - ширился, ширился, ширился; и шар лопнул: лопнуло все... Николай Аполлонович очнулся: непокойная тень оказалась вторично поблизости: котелок, трость и уши; то какой-то паршивенький господинчик с бородавкой у носа (позвольте: как будто он только что господинчика видел; как будто он видел господинчика на балу; как будто бы господинчик в гостиной там стоял перед тем, стареньким, потирая ручонками) - паршивенький господинчик с бородавкой у носа остановился в двух шагах от него перед старым забором за естественною нуждою; но, став перед старым забором, он лицо повернул к Аблеухову, щелкнул как-то губами и чуть-чуть усмехнулся:

- "Верно с бала?"

- "Да, с бала..."

Николай Аполлонович был застигнут врасплох; да и что ж тут такого: быть на балу еще не есть преступление.

- "Я уж знаю..."

- "Вот как? Почему же вы знаете?"

- "Да у вас под шинелью виднеется, как бы это сказать: ну - кусок домино".

- "Ну да, домино..."

- "И вчера он виднелся..."

- "То есть, как вчера?"

- "У Зимней Канавки..."

- "Милостивый государь, вы забываетесь..."

- "Ну, полноте: вы и есть домино".

- "То есть, какое такое?"

- "Да - то самое".

- "Не понимаю вас: и во всяком случае странно подходить к неизвестному вам человеку..."

- "И вовсе не к неизвестному: вы Николай Аполлонович Аблеухов: и еще вы - Красное Домино, о котором пишут в газетах..."

Николай Аполлонович был бледней полотна:

- "Послушайте", - протянул он руку к сладкому господинчику, "послушайте..."

Но господинчик не унимался:

- "Я и батюшку вашего знаю, Аполлона Аполлоновича: только что имел честь с ним беседовать".

- "О, поверьте мне", - заволновался Николай Аполлонович, - "это все какие-то поганые слухи..."

Но окончив естественную нужду, господинчик медленно отошел от забора, застегнул пальтецо, фамильярно засунул в карман свою руку и значительно подмигнул:

- "Вам куда?"

- "На Васильевский Остров", - брякнул Николай Аполлонович.

- "И мне на Васильевский: вот - попутчики".

- "То есть мне - на набережную..."

- "Видно вы сами не знаете, куда следует вам", - усмехнулся паршивенький господинчик, - "и по этому случаю - забежим в ресторанчик".

Закоулок бежал в закоулок: закоулки вывели к улице. По улице пробегали обыденные обыватели в виде черненьких, беспокойных теней.

ПОПУТЧИК

Аполлон Аполлонович Аблеухов, в сером пальто и в высоком черном цилиндре, с лицом, напоминающим серую, чуть подернутую зеленью замшу, как-то испуганно выскочил в открытую подъездную дверь, дробным шагом сбежал с подъездных ступенек, оказавшись вдруг на промокшем и скользком крыльце, затуманенном сыростью.

Кто-то выкрикнул его имя и на этот почтительный выкрик черное очертанье кареты из рыжеющей мглы вдвинулось в круг фонаря, подставляя свой герб: единорога, прободающего рыцаря; только что Аполлон Аполлонович Аблеухов, согнувши углом свою ногу, чтобы ею опереться о подножку кареты, изобразил в сыроватом тумане египетский силуэт, только что собрался он прыгнуть в карету и улететь вместе с ней в сыроватый туман тот, как подъездная дверь за ним распахнулась; паршивенький господинчик, только что перед тем открывший Аполлону Аполлоновичу правдивую, но прискорбную истину, показался на улице; он, на нос надвинувши котелок, затрусил прочь налево.

Аполлон Аполлонович опустил тогда свою углом поднятую ногу, прикоснулся краем перчатки к борту цилиндра и дал сухой приказ оторопевшему кучеру: возвращаться домой без него. После Аполлон Аполлонович совершил невероятный поступок; такого поступка история его жизни не знала лет уж пятнадцать: сам Аполлон Аполлонович, недоуменно моргая и прижав руку к сердцу, дабы умерить одышку, побежал вдогонку за ускользавшей в тумане спиной господинчика; примите же во внимание один существенный факт: нижние оконечности именитого мужа были миниатюрны до крайности; если вы примете во внимание этот существенный факт, вы поймете, конечно, что Аполлон Аполлонович, помогая себе, стал в беге размахивать ручкою.

Сообщаю эту драгоценную черточку в поведении недавно почившей особы первого класса единственно во внимание к многочисленным собирателям материалов его будущей биографии, о которой, кажется, так недавно писали в газетах.

Ну, так вот.

Аполлон Аполлонович Аблеухов совершил два невероятнейших отступления от кодекса своей размеренной жизни; во-первых: не воспользовался услугой кареты (принимая во внимание его пространственную болезнь, это можно назвать действительным подвигом); во-вторых: в буквальнейшем, а не переносном смысле понесся он темною ночью по безлюднейшей улице. А когда с него ветер сбил высокий цилиндр, когда Аполлон Аполлонович Аблеухов сел на карачки над лужею для извлечения цилиндра, то вдогонку убегающей куда-то спине он надтреснутым голосом закричал:

- "Мм... Послушайте!.."

Но спина не внимала (собственно, не спина - над спиной бегущие уши).

- "Остановитесь же... Павел Павлович!"

Там мелькающая спина остановилась, повернула там голову и, узнавши сенатора, побежала навстречу (не спина побежала навстречу, а ее обладатель - господин с бородавкою). Господин с бородавкою, увидев сенатора на карачках пред лужею, изумился до крайности и принялся вылавливать из лужи плывущий цилиндр.

- "Ваше высокопревосходительство!.. Аполлон Аполлонович! Какими судьбами?.. Вот-с, извольте получить" (с этими словами паршивенький господинчик подал именитому мужу высочайший цилиндр, предварительно вытертый рукавом пальто господинчика).

- "Ваше высокопревосходительство, а ваша карета?.."

Но Аполлон Аполлонович, надевая цилиндр, прервал излияния.

- "Ночной воздух полезен мне..."

Оба они направились в одну сторону: на ходу господинчик старался совпасть в шаге с сенатором, что было воистину невозможно (шажки Аполлон Аполлоновича можно б было рассматривать под стеклом микроскопа).

Аполлон Аполлонович поднял глаза на попутчика: проморгал и сказал сказал с видимым замешательством.

- "Я... знаешь-тили" (Аполлон Аполлонович и на этот раз ошибся в окончании слова)...

- "Да-с?" - насторожился тут господинчик.

- "Я знаете ли... хотел бы иметь точнейший ваш адрес, Павел Павлович..."

- "Павел Яковлевич!.." - робко поправил попутчик.

- "Виноват, Павел Яковлевич: у меня, знаете ли, плохая память на имена..."

- "Ничего-с, помилуйте: ничего-с".

Паршивенький господинчик подумал лукаво: это

он все о сыне... Тоже хочется знать... а спросить-то и стыдно...

- "Ну, вот-с, Павел Яковлевич: так давайте мне адрес".

Аполлон Аполлонович Аблеухов, расстегнувши пальто, достал свою записную книжечку, переплетенную в кожу павшего носорога; оба стали под фонарем.

- "Адрес мой", - завертелся вдруг господинчик, - "переменчивый адрес: чаще всего я бываю на Васильевском Острове. Ну, да вот: восемнадцатая линия, дом 17. У сапожного мастера, Бессмертного. У него я снимаю две комнаты. Участковому писарю