Дикое поле - Василий Веденеев

— Преисподняя, — шептал он, стараясь унять нервную дрожь.

Следуя за поворотами хода, Белометти очутился у новой развилки. И тут его внимание привлекла какая-то полоса, неровно проведенная по каменному полу. Он наклонился, разглядывая ее в неверном свете огарка. Да это же его веревка! Выходит, он сбился с пути и сделал круг, приняв продолжение рукава галереи за очередную нишу. Джакомо поднял свечу и закоптил свод правого хода, чтобы опять не свернуть туда в следующий раз, потом отвязал веревку и долго вытягивал ее, сматывая в кольцо. Наконец двинулся дальше, теперь уже по левому проходу.

Куда он его приведет и, главное, когда? Галерея то сужается, то вновь становится шире, и временами кажется, что она никогда не закончится: так и будешь шагать, разматывая веревку и зажигая одну свечу от огарка другой, тщетно надеясь когда-нибудь опять оказаться на поверхности. Но ведь кто-то же прорубил в толще камня эти ходы?

Заглянув из любопытства в одну из ниш, Джакомо увидел лежавший на кучке щебня скелет небольшого зверька — скорее всего кошки или собачонки. Кости давно истлели и готовы были рассыпаться в прах от малейшего дуновения. Сколько они здесь пролежали? Не исключено, что несчастный зверек, на свою беду забежавший в подземный ход, был современником последних византийских императоров. И тут же мелькнула паническая мысль: а вдруг воздух здесь наполнен ядовитыми испарениями, не имеющими запаха? Тогда, обнаружив его скелет спустя множество столетий, кто-то будет гадать, какая нужда завела сюда бедолагу? Ну нет, пока есть возможность — вперед!

Венецианец прошел еще несколько шагов и остановился перед новой развилкой. Господи, ну сколько еще здесь блуждать?! Свечи на исходе, веревка скоро закончится, а наверху, наверное, уже занимается утренняя заря. Больше половины ночи он провёл под землей, но ничего не нашел: проклятые духи подземелья словно издеваются над ним, то заставляя ходить по кругу, то подсовывая все новые и новые развилки. Все, баста!

Он уже хотел повернуть назад, когда огонек свечи в его руке неожиданно заплясал и отклонился, как будто на него кто-то дунул из темноты. Сквозняк? Но если есть тяга свежего воздуха, значит, там выход?! Белометти начал водить перед собой свечой, стараясь поймать поток воздуха. Оказалось, что он идет из ниши в стене, и Джакомо решительно полез в нее: будь что будет, он устал от неизвестности. Пробираться ему пришлось согнувшись в три погибели, и все время преследовал страх, что вот-вот его завалит, заживо похоронив в этой кротовой норе.

О Боже! Что это? Свеча потухла, и в лицо пахнуло сырым ветром. Он рванулся вперед, и его вытянутые руки наткнулись на спутанный клубок каких-то грязных, перемешанных с землей и песком жестких веревок. До ушей донесся неумолчный мерный рокот. Но поток свежего воздуха становился все сильнее и сильнее. Да это же не веревки, а корни куста или дерева, а рокочет, ударяя волнами о камни, морской прибой! Ну, еще немного! Раздвинув свисавшие корни, он просунул в образовавшееся отверстие голову и радостно захохотал: спасен!

Небольшое усилие — и Джакомо очутился на береговом откосе. Внизу пенились волны, справа был пустынный берег, поросший густым кустарником, а слева угадывалась в предутренней дымке изогнутая линия набережной Константинополя. На востоке уже появилась жемчужно-розовая полоска зари Следовало торопиться.

Белометти оглянулся. Темную дыру входа в катакомбы, как занавесом, закрывали спутанные корни кустов диких роз Прекрасно, он крепко запомнит это место. А теперь, хочешь не хочешь, придется снова лезть под землю…

Возвращаясь, он пометил заветную нишу, закоптив над входом в нее отметку в виде креста. Оставшиеся свечи аккуратно сложил у стены галереи: они еще могут пригодиться. Обратно к люку он почти бежал, на ходу сматывая веревку. Ухватившись за нее, влез в подвал, захлопнул деревянную крышку и задвинул ее сундуком. Сегодня же надо будет проверить, известно ли слугам и самому Фасих-бею о тайне подземелья. Если да, то придется все начинать сначала, но если нет…

Прокравшись в спальню мимо все еще бесчувственных слуг, Джакомо тщательно вычистил одежду и лег в постель, не забыв изнутри запереть дверь. Сейчас он нуждался в отдыхе.

Проснулся венецианец около полудня. Судя по доносившимся снизу звукам, слуги тоже поднялись и теперь ползали по дому, как ленивые осенние мухи. Завтрак подал один из «борцов» — глаза у него припухли, а лицо сильно отекло. Видимо, он мучился от головной боли, но крепился, стараясь не подать вида.

— Позови управляющего, — приказал ему Белометти.

Через несколько минут тот пришел. Выглядел он не лучше слуги.

— Слушаю, эфенди.

— Я решил перестроить дом, — огорошил его Джакомо. Внимательно наблюдая за управляющим, он отметил, что при этом известии его лицо не потеряло сонливого выражения.

— Да, эфенди.

— Мои комнаты будут внизу, в левом крыле. Под ними устроим винный погреб в подвале, а наверху расширим женскую половину. Гостиную и правое крыло трогать не нужно… Хотя лучше сделаем так: оружейную расположим в большой гостиной, а из нее прорубим дверь ко мне. Распорядитесь.

— Хорошо, эфенди, — поклонился управляющий.

Отпустив его, Белометти подумал, что сегодня же о замыслах перепланировки дома станет известно Фасих-бею. Теперь все зависит от того, как к этому отнесется хитрый старик.

На следующий день в ворота усадьбы въехали телеги с камнями. Увидев их из окна своей комнаты, Джакомо понял: он выиграл! Фасих-бей не знал тайны подземных галерей.

Сухоборец прочел послание Паршина, взял лежавший на краю стола острый нож, расправил полоску пергамента и начал тщательно скоблить ее, превращая закорючки тайнописи в тонкий порошок. Вскоре пергамент был чист: тайнопись стала прахом, и теперь никто не в силах вновь собрать его и прочесть письмо. Но содержание его крепко отпечаталось в памяти Бажена: Москва просит сделать все, чтобы сохранить мир!

Да, Азов сейчас для османов, словно чирей на интересном месте: как ни повернись, все время не дает покоя, начнешь выдавливать — искры из глаз, но и терпеть мочи нет. Кто знает, захотят ли они ждать, пока этот чирей сам прорвется, или все-таки дойдут до края и выдавят гнойник вместе с кровью? Ох, и прольется кровушки, если турки пойдут под Азов и двинутся потом дальше, в пределы русской Державы. Но пока царь Михаил Феодорович раздумывает, взять Азов под свою руку или нет, Стамбул выжидает, притаившись, как зверь в засаде.

Многое будет зависеть от того, кто здесь возьмет верх. Бажен Сухоборец знал, что султан Мурад не желает войны на севере, опасаясь ослабить империю. Но сановники им недовольны, и его мать, валиде Кезем, уже сколотила новый заговор, об этом Бажену тайком шепнули надежные люди, посвященные в секреты дворца Топкапы. Сухоборцу никогда не приходилось видеть гречанку Кезем, но слышал он о ней многое.

Кезем была одной из жен покойного султана Ахмеда I и после смерти мужа сумела свалить с трона его брата, недалекого Мустафу. Интриговала валиде в пользу своего старшего сына Османа II, который и сел на трон. Но процарствовал недолго янычары перевернули котлы [22] и убили Османа. Гречанка затаилась, а султаном опять стал Мустафа, которого она не успела уничтожить. Осознав свою ошибку, Кезем поднялась в новую атаку, и меньше чем через год трон занял другой ее сын — нынешний султан Мурад IV. Он, как и его старший брат, Осман, нарушил закон, не казнив никого из родственников мужского пола, которые могли претендовать на верховную власть. Почему Мурад так поступил, загадка. Новый падишах отправил брата Ибрагима в темницу и забыл о нем.

Теперь мать султанов — валиде Кезем — хочет видеть на троне Ибрагима, который, в отличие от Мурада, станет послушен ей. Однако Мурад по доброй воле ни за что не откажется от престола — он не глуп, жесток, отважен и воинственен. Значит, мать готовит яд или ятаган для одного сына, чтобы править за спиной другого? И эта женщина — мать?

Ладно, Бог ей судья, сейчас нужно подумать о другом: что будет, если заговор удастся? Сама Кезем не станет высовываться из-за спины Ибрагима, а начнет действовать через своих приближенных, которые займут высшие должности в империи. Среди них самые яркие и опасные фигуры — Гуссейн-паша и не так давно примкнувший к заговору Фасих-бей. Каждый из них хочет быть великим визирем и хранителем, султанской печати. Остальные удовольствуются меньшим, понимая, что им не справиться с такими противниками, и поберегут собственные головы. А набивать сундуки золотом турки умеют на любой должности.

«Вот и думай, Бажен! Умудряйся и дело государево справлять, и свою башку от меча беречь». Он горестно вздохнул, встал из-за стола и прошелся по комнате. За окнами догорал жаркий день, сад начали окутывать мягкие сумерки. Словно запутавшись в густой листве, замерцала первая звезда. Скоро сгустится темнота, смолкнет шум улиц, опустеют базарные площади, замрут беспокойные причалы, потом начнут гаснуть огни в домах, и огромный город погрузится в сон.