Староград - Артем Рудик

Прежде чем он прекратился, Соколов вытащил из чемоданчика следующий предмет. Это был обычный молоток, который резким движением прошёлся прямо по колену бедолаги. То выгнулось в неестественной форме. Судя по всему, это было настолько больно, что у солдата случился болевой шок, и тот более не чувствовал свою ногу.

— Скажи мне, ублюдок, ты тюбик или кран? Мне тебя давить, чтобы ты всё по капле мне выложил, или один раз серьёзно крутануть, чтобы ты, подонок, наконец заговорил?

Сплюнув кровь, Ясенев всё с тем же непониманием произнёс:

— Я ничего не делал!

В порыве чувств генерал нанёс ещё один размашистый удар молотком, вновь по той же ноге, что, видимо, окончательно выбил коленный сустав с насиженного места, оставив висеть ногу ниже колена, словно яблоко на ветке.

На лице бедолаги выступили крупные слёзы, он сглотнул очередной поток крови и сказал:

— За что?! Я разве сделал что-то плохое?

Александр вновь не сдержал своих эмоций и, на этот раз достав из ящичка секатор, поставил его на указательный палец правой руки Ясенева. После чего несколькими жёсткими движениями отсёк его от тела. Дав солдату отдышаться и как следует покричать, генерал нанёс очередной тяжёлый удар, оставивший после себя огромную гематому на щеке и слегка сместив и без того сильно повреждённую челюсть.

Я тихо обратился к генералу, в надежде на то, что всё-таки буду услышан:

— Не перебор?

Конечно же, ответа я не получил, а сам Соколов в это время продолжал рвать и метать:

— После всех тех убийств, шантажа и издевательств, загубивших так много жизней, ты ещё смеешь спрашивать такое?

— Мы на войне, — почти невнятно произнёс Ясенев. — Я убивал, только если это было необходимо, как и все остальные.

— Её тоже необходимо было похищать? А?! А всех тех невинных людей было необходимо убить столь жестоко?

— Так ты о той певичке? Мы её не похищали. Она, можно сказать, к нам сама пришла.

— Погоди-ка, какой ещё певичке? — вмешался в допрос я.

— Ришар, да, Вивьен Ришар... Она пришла к нам несколько дней назад, вся голодная и израненная. Можно сказать, что она обратилась к нам за помощью. Ну мы и приютили её у себя, теперь она поёт у нас в штабе да раненых латать помогает.

— Это у кого ещё “у вас”? — свирепея, спросил Соколов.

— Это агент повстанцев, вы, кажется, взяли не того. Хотя оперативник повстанцев — вполне неплохая альтернатива поимке главного преступника города, — ответил за него я...

— То есть ты не Мясник? — с удивлением обратился к Ясеневу генерал.

— Нет, боже, нет... Меня зовут Дубов Семён, позывной «Дуб», у вас работал под псевдонимом Ясенев, я один из главных внедрённых агентов повстанцев. Вы меня раскусили.

— Ничего себе ты выбрал псевдоним, конечно, ещё бы Берёзиным назвался, тогда бы точно никто не понял, кто ты на самом деле. И всё же, возвращаясь к моему недавнему вопросу, генерал, с чего вы взяли, что это Староградский Мясник? — спросил я.

— А зачем повстанцам лезть в систему видеонаблюдения?

— Я искал компромат. По наводке информатора. Он предположил, что на камерах «Коламбии» вполне могут быть файлы, что могут повредить репутации Салема или кого-то из ваших.

— Так ты всё это время был крысой, приютившейся прямо под моим боком? — безжизненно произнёс Соколов.

— Вроде того, но это цветочки, по сравнению с теми ужасами, которые вы пытались на меня повесить. Я повторю, я всего лишь солдат, и я честно выполнял свою работу, пусть и работал всё это время на вашего врага.

— Ничего не может быть хуже предательства. Я не хотел к этому прибегать, но, похоже, что теперь придётся использовать метод пытки, которому меня научил мой дед. Он как раз для крыс, подобных тебе.

После этих слов, произнесённых теперь уже спокойно и размеренно, генерала словно с катушек сорвало, он методично открыл клетку, схватил одного из грызунов за хвост и одной рукой с силой раскрыл рот предателю. Тот пытался сопротивляться, но железная хватка Соколова просто не оставляла шансов, и вскоре трепыхающийся напуганный грызун был погружён Дубову прямо в глотку. То, что происходило далее, сложно описать здраво, ибо от этого даже мне стало не по себе. Бедный парнишка буквально захлёбывался в собственной рвоте и задыхался оттого, что царапающегося и пытающегося прогрызть путь наружу зверька запихивают всё глубже.

Это продолжалось довольно долго, пока наконец генерал не ослабил хватку, позволив солдату исторгнуть то, что находилось у него в горле, заведомо отойдя в сторону. Чудо, как вместе с остатками завтрака и тушкой бедного зверька парень не исторгнул из себя свои внутренности. По выражению его лица было понятно, что он уже готов умереть, лишь бы всё это закончилось.

— Ну всё, хватит, это уже слишком! — уверенно произнёс я, желая было остановить генерала.

Но он, в ту же секунду, с проворством хорька, бросился на привязанного бедолагу, осыпая градом тяжёлых ударов со скоростью отбойного молотка. Я, конечно, сразу попытался оттащить Соколова от бедняги, лицо которого медленно, но верно начало превращаться в кровавую кашу. Но можно ли удержать бешеного медведя?

Лично получив несколько шальных ударов, я бросил затею спасти человека, которого сейчас забьют до смерти. Пусть он и был, как оказалось, частью вражеского лагеря, мне всё равно было крайне больно и неприятно наблюдать за тем, как зверь внутри моего боевого товарища берёт верх и превращает его в нечто даже более ужасное, чем тот, на кого он всё это время охотился... В общем-то, я был не в силах ничего более предпринять и лишь смотрел.

Со временем, перейдя с увесистых ударов руками на пинки ногами в тяжёлых сапогах, Соколов уже стал явно выдыхаться, в течение нескольких минут избивая давно уже превратившегося в труп человека.

Стоило ему окончательно устать посыпать бесконечными ударами бездыханное тело, как я уже начал думать, что бессмысленное насилие окончено. Однако, последним аккордом, генерал вытащил пистолет из своей кобуры и бесцеремонно выпустил в труп весь свой магазин.

В этот момент в комнату влетела Глиммер со шприцем в руке. Она, с лёгкостью кошки, быстро подобралась к генералу за спину и, пока он был в яростном ступоре, ввела всё содержимое прямо в шею. Тот неуклюже