Автор тот же - Барщевскнй Михаил

Судья же сначала удивленно посмотрела на выступающего, потом перевела взгляд на Вадима. Брови ее при этом поползли вверх. Поняв нечто, другим неведомое, она прикрыла рукой лицо, будто читает дело… Правда, присмотревшись, можно было заметить, что ее плечи подрагивают от вырывающегося из-под строгого судейского контроля смеха.

…Тем временем „адвокат-с-бодуна“ закончил цитирование и с видом римского цезаря посмотрел на Осипова:

— Вот так, молодой человек! И незачем было вам вселять надежды в доверителя, принимая поручение по абсолютно безнадежному делу! Не позорьте профессию! — И повернувшись к судье: — Простите мне, товарищ председательствующий, некоторую эмоциональность, но, право слово, обидно! Прошу удовлетворить требования моего заявителя в полном объеме.

Он сел, обводя взглядом пусть маленькую, но все же аудиторию. В глазах читался то ли вопрос, то ли утверждение: „Здорово я его?!“

Настала очередь Вадима. Он чувствовал, что от хамства все равно не удержится, а потому решил себе не противиться. Тем более что судья, приубрав ладонь с одного глаза, смотрела им на Осипова с явным одобрением, мол, ну давай, ну устрой бой гладиаторов. Все-таки в профессии судьи были свои преимущества — „хлеба“ она давала немного, но вот „зрелищ“ — предостаточно.

— Коллега только что призвал меня не позорить профессию. Правильный призыв. Но призывать кого-то к чему-то, не подкрепляя этого собственным примером, недостойно сильного человека. Поэтому не могу не оценить мужество, силу характера, силу воли моего оппонента. Прийти в суд, не сорвать процесс, попытаться, пусть и наивно, без аргументов, но, главное, попытаться отстоять безнадежную позицию своего доверителя — разве это не поступок? И это в таком состоянии! Когда голова раскалывается, когда самому себе говоришь: „Гори оно все огнем“, „Пропади все пропадом“! Когда в мозгу сверлит один вопрос, снова и снова: „Ну зачем я вчера вечером так?!“ Конечно, это мужество. Конечно, это — поступок. Поэтому я прошу суд, искренне прошу, не выносить частного определения в адрес моего коллеги. Ни за его состояние, ни за, уверен, неумышленную попытку обмануть и суд, и правосудие в целом. Уверен, что, вводя вас в заблуждение, мой коллега не ставил перед собой задачи примитивно солгать. Вполне возможно, он просто не понял сути сказанного в статье, которую цитировал. Что вполне объяснимо: навык усвоения нового материала, тренируемый в студенческие годы, быстро улетучивается без подпитки. Я имею в виду подпитку текстами, а не… — Вадим сделал вид, что подыскивает точное слово, — а не напитками. Возможно, у него просто сил не хватило процитировать статью не до запятой, а до точки. А еще лучше — до конца абзаца. Но зато процитировал-то он без ошибок! Это явно смягчающее обстоятельство! Дело все в том, что там, где мой мужественный коллега поставил точку, на самом деле в статье стоит запятая. А далее сказано, — Вадим подождал, пока крепко взявшая себя в руки судья, почти перестав подрагивать от смеха, нашла в журнале нужное место, — далее, после запятой, сказано: „…но с этим утверждением согласиться никак нельзя“.

Вадим еще несколько минут по памяти цитировал статью из „Советской юстиции“, а судья водила пальцем по тексту, проверяя, не пропустит ли Осипов какое-нибудь слово. Один раз поправила, Вадим переставил местами два определения… Судья развлекалась, Вадим тоже — к сути процесса это не имело никакого отношения.

Когда Вадим закончил, судья обратилась к поверженному, но еще не вполне осознавшему сей прискорбный факт оппоненту Осипова:

— А вы не помните, кто автор этой статьи? Возможно, суд посчитает необходимым пригласить его в процесс в качестве эксперта для устранения возникших разночтений. — Судья старательно демонстрировала серьезность момента.

— Сейчас посмотрю. — „Адвокат-с-бодуна“ протянул руку к судейскому столу, прося тем самым вернуть ему „Советскую юстицию“.

Судья, явно назло, журнал закрыла и передала адвокату. Тот, волнуясь, дрожащими руками стал перелистывать страницы, нашел наконец то, что искал.

— Вадим Михайлович Осипов! — торжественно произнес „адвокат-с-бодуна“. — Кандидат юридических наук, виднейший ученый, между прочим, в области советского наследственного права! — В голосе адвоката звучали фанфары, литавры и „Аллилуйя“. — Непререкаемый авторитет для нас, практикующих юристов! — Он победоносно посмотрел на Вадима.

Судья повернулась к Осипову:

— Встаньте, пожалуйста, товарищ адвокат.

Вадим встал.

— Представьтесь, если вам не трудно.

— Осипов Вадим Михайлович, кандидат юридических наук Юный коллега моего оппонента.

Судья больше сдерживаться не могла. Прыснула и, глотая смех, произнесла:

— Суд удаляется для вынесения решения. — Потом, обращаясь к растерянному, дико озирающемуся по сторонам поверженному гладиатору, посоветовала:- А вы, товарищ адвокат, в следующий раз, я вам настоятельно советую, читайте фамилию оппонента в ордере консультации. Ордер-то в деле уже месяца два подшит.

„Мой юный коллега“ был отомщен, дело выиграно. Казалось, ничто Вадиму не может испортить настроение. Тем более еще и эта весенняя капель…

— Вадик! — Голос показался Вадиму незнакомым, а потому обращение по имени, без отчества, резануло. Долго он не мог привыкнуть к „Вадиму Михайловичу“, но все меньше и меньше вокруг оставалось называвших его просто по имени. Зато все больше и больше появлялось тех, кому и в голову не могло прийти фамильярничать с одним из известнейших московских адвокатов. Пусть еще и очень молодым. Иногда Вадиму становилось от этого очень тоскливо.

Вадим обернулся. От здания суда его нагонял молодой мужчина неприметной внешности. Незнакомый.

— Вадик, ты меня не узнаешь? — Мужчина приветливо улыбался, но на лице читалась некая степень разочарования. Он явно ожидал, что Вадим сразу бросится ему на шею.

— Нет, простите! — Вадим улыбнулся в ответ, но растерянно, извиняясь. — Что-то очень знакомое…

— Ну, все-таки не „что-то“, а „кто-то“, я надеюсь! — рассмеялся мужчина. — Да ты что, охренел? Я — Дима, Дима Соловьев — твой однокурсник. Более того, одногруппник!

— Тьфу ты, черт! Димка! — Вадим бросился обниматься с Димой. — Правда не узнал. Ты еще против солнца стоишь!

— Ладно оправдываться, товарищ адвокат. Вам еще никто обвинения официально не предъявлял. — Дима искренне забавлялся смущением Вадима.

— Нет, ну правда, извини! — Вадим совсем стушевался. — Где ты сейчас?

— Рядом с великим и ужасным Вадимом Осиповым! В городе Москве, столице СССР!

— Ну, слава богу! — Вадим пришел в себя и подхватил шутливый тон собеседника: — А я уж испугался, думал, я в Нью-Йорке!

Произнеся название американского города, Вадим вдруг действительно испугался. Он вспомнил, что на последнем курсе института по группе ходил слух, что Димку пригласили работать в КГБ. Шутка про заграницу с комитетчиком…

— Нет, до Нью-Йорка нам еще далеко! Да меня туда и не выпустят.

— Ну меня понятно почему. А тебя-то? — состорожничал Вадим.

— Наоборот! Меня — понятно. Я слишком ценный кадр. А вот тебя легко — гостайн не знаешь, наполовину еврей — можешь ехать. — Дима говорил с явной подначкой.

— Ага, ты еще скажи: „чемодан-вокзал-Израиль“! — Вадим напрягся.

— Нет, это не мой девиз. Это для дураков! Я, знаешь ли, придерживаюсь тезиса Косыгина из старого анекдота: „Не ряды наши пожидели, а жиды наши поредели!“ — Дима смеялся от души.

Вадим напрягся еще больше — что это вдруг бывший однокурсник чуть ли не с порога начал с политических анекдотов? Пусть и старых. Точно в КГБ работает!

— А кстати, ты ценный кадр где? — Вадим спросил как бы невзначай. Естественный вопрос при том, что давно не виделись.

— Успокойся. В 5-м Управлении КГБ я не работаю, так что анекдоты можешь травить с той же скоростью, что и в студенческие годы. — Дима ответил не моргнув глазом, что Вадима несколько успокоило.

— И все-таки?

— Не будь занудой. В правоохранительных органах. Но на интеллектуальном направлении. — Было понятно, что дальше распространяться на эту тему Дима не хотел. — Ты-то как?

— Да нормально. Ты здесь случайно? — Что-то Вадима все-таки тревожило, не верил он в такие неожиданные встречи.

— Если честно, то нет. С тобой хотел поговорить. Просьба у меня есть.

„Жигули“ Димы были припаркованы за углом. Как и сам он, неприметные, но аккуратненькие. Небитые, особо сильно не замызганные.

— Твои или служебные? — поинтересовался Вадим.

— Мои. Я достаточно прилично зарабатываю. 150 плюс погоны, плюс выслуга, плюс секретность. Короче, сильно за 300. С твоими доходами, конечно, не сравнить, но мне хватает. — В голосе Димы не было ни зависти, ни раздражения. Правда, смирением тоже не пахло. Просто спокойствие и уверенность.