Остров - Робер Мерль

— Ну, что же вы мне ответите?

— Ничего, — спокойно произнес Парсел.

Теперь, когда он понял, что именно руководило Смэджем требовавшим себе Ивоа, все стало простым. Оставалось самое легкое: бороться за свои права.

— Я считаю, — добавил он ровным, даже ласковым голосом, — что дискуссия окончена.

— В таком случае, — бросил Смэдж, и его маленькие крысиные глазки угрожающе блеснули, — в таком случае я требую перейти к голосованию.

Он повернулся в сторону Маклеода, но шотландец не удостоил его взглядом. Он неотрывно смотрел на Парсела, пытаясь подавить смутное беспокойство.

— Раз один из участников ассамблеи требует голосования, — до странности неуверенным голосом проговорил он, — я, понятно обязан исполнить его волю.

Парсел поднялся и взглянул на Маклеода.

— Вы не поставите этот вопрос на голосование, Маклеод, — твердо произнес он. — Это гнусность, а не голосование. Я отвергаю его.

— Отвергаете? — проговорит Маклеод тоном чиновника, оскорбленного при исполнении обязанностей. — Отвергаете! Голосование ассамблеи! Обойдемся и без вашего согласия, так и знайте.

— В таком случае вы один будете вершить здесь дела, — сказал Парсел, не повышая голоса.

Минута прошла в молчании, прежде чем Маклеод снова заговорил:

— Что вы хотите этим сказать, Парсел?

— А то, что, как только вы поставите этот вопрос на голосование, я выхожу из ассамблеи и впредь отказываюсь признавать ее авторитет.

Бэкер тут же поднялся с земли и встал рядом с Парселом. Джонс молча поглядел на них, потом тоже поднялся и, встав слева от Парсела, выставил вперед ногу, и, хотя на сей раз он не напряг по обыкновению мускулы, глаза его настороженно следили за Маклеодом.

Таитяне возбужденно заговорили все разом. Не понимая речей главных действующих лиц, они смотрели на сцену раздела женщин, как на пантомиму, и порой смысл происходившего ускользал от них. Но сейчас обмануться было невозможно. Трое перитани, выстроившиеся против Скелета, явно оспаривают его право на власть.

— Мне не хотелось бы доводить дело до разрыва, — спокойно продолжал Парсел. — И я готов был идти на значительные уступки, лишь бы его избежать. Если он все — таки произойдет, создастся весьма опасное положение. Не доводите меня до крайности, Маклеод. Если Джонс, Бэкер и я выйдем из ассамблеи, атмосфера в поселке накалится до предела. Две партии будут господствовать на острове, два клана, которые поведут между собой войну или в лучшем случае будут жить, не считаясь друг с другом. Остров невелик. И наша жизнь в конце концов станет невыносимой.

— Если вы выйдете из ассамблеи, вас приравняют к мятежникам и повесят! — крикнул Смэдж.

— Заткнись, — посоветовал Маклеод.

Хотя Маклеод держался по — прежнему твердо, в душе он колебался. Если Парсел выйдет из ассамблеи, все таитяне присоединятся к нему. За Парселом будет большинство, сила, на его сторону встанут и женщины. «И все из — за этого маньяка Смэджа, — злобно подумал он. — Поди попробуй разубедить этого сумасшедшего! И еще придется голосовать за него, лишь бы сохранить на будущее его голос!» Впервые Маклеод с горечью и удивлением подумал, что, если он и царит на острове благодаря поддержке своих сторонников, по сути — то он сам их раб.

— Поразмыслите хорошенько, Маклеод, — продолжал Парсел, — я отнюдь не враждебно настроен к ассамблее. Напротив, пока люди голосуют и спорят, они по крайней мере не хватаются за ножи. Но если большинство пользуется своей властью, чтобы притеснять меньшинство, то это же тирания, пожалуй, еще худшая, чем тирания Мэсона. Даже прибегнув к насилию, вы не вырвете у меня согласия.

Маклеод оценил значение этих слов. Это был ультиматум. Правда, замаскированный, потому что Парсел не только ничем не угрожал, но выставил его, Маклеода, сторонником насилия. Но замаскированный или нет, это был ультиматум со всеми возможными последствиями.

Смэдж догадался о колебаниях Маклеода. Побагровев от злобы и страха, он сжал кулаки, выпрямился, что, впрочем, не прибавило ему роста, угрожающе выставил нос и истерически завизжал:

— Не поддавайся, Маклеод! Не слушай его! Ставь на голосование! Чего ты ждешь? Неужели ты позволишь проклятому офицеру командовать тобой?

Его гримасы и крики поразили таитян. «Маамаа», — шепнул Тетаити, выразительно простучав пальцем себе по лбу. Послышался смех и громовой голос Омааты:

— Чего он хочет, этот крысенок, скажи, Адамо?

Парсел обернулся к ней.

— Хочет отнять у меня Ивоа, и остальные будут голосовать за него.

Среди таитян послышалось шушуканье, мало — помалу превратившееся в ропот, но и его заглушали пронзительные крики женщин. Меани решительно поднялся с места. Ивоа доводилась ему сестрой; его не меньше, чем Адамо, оскорбило бесстыдство Смэджа. Вытянув вперед обе руки, он потребовал молчания и начал пространную речь, изящно и гневно выговаривая Смэджу и Скелету за их недружелюбное поведение. Он очень сожалеет, но все — таки обязан сказать, что оба эти перитани вели себя с Адамо, как дети свиньи, плохо вели себя они также и с таитянами. Это Скелет исключил их из раздела, и теперь на них, шестерых, придется всего три женщины. Конечно, ничего от этого не изменится. Он, Меани, чувствует в себе достаточно силы, чтобы играть со всеми женами перитани (смех). Но это прямое оскорбление. Это прямое оскорбление для Тетаити, сына вождя. Это оскорбление для самого Меани. Это оскорбление для всех таитян. Он, Меани, сын великого вождя, И всем известно, скромно добавил он, кому его отец — великий вождь Оту — приходится сыном… Поэтому Оту так добр и великодушен ко всем перитани. А сейчас начальник большой пироги стал маамаа. Сидит запершись с утра до ночи в своей хижине. Вся власть перешла к Скелету. А он обращается с таитянами хуже, чем с военнопленными, и намерен похитить у его брата Адамо законную жену. Вот почему он, Меани, сын Оту, говорит: надо бороться на стороне Адамо против Скелета. И кто согласен с этим, пусть скажет.

Меоро и Кори тотчас же поднялись с места и за ними Оху и Тими. Тетаити поднялся последним, не потому, что он был менее решителен, чем прочие, но, будучи тоже сыном вождя и имея преимущество в возрасте перед Меани, он обязан был думать дольше, прежде чем принимать решение. Зато, согласно таитянскому этикету, он первым прервал молчание и важно произнес: «Эа роа».[11] Эти слова, как эхо, подхватили его соотечественники.

Маклеод оглядел всех шестерых таитян, потом перевел взгляд на Парсела, Джонса и Бэкера, стоявших против него. И без того гонкие губы его под крючковатым носом сжались в узкую извилистую черту.

— Предлагаю отложить голосование, — протянул он. — Мы не можем вести прения под давлением черных.