Жернова истории 3 (СИ) - Андрей Колганов

   - Да вы не поняли! Мне с женой поговорить надо, - и диктую им номер кабинета Мессинга. Видимо, знакомые тут у него остались, и телефон этот кое-кому был известен, потому что на меня посмотрели с пониманием и пообещали дать связь как можно быстрее.

   Когда телефонная станция сообщила, что можно говорить с Москвой, хватаюсь за трубку:

   - Станислав Адамович? Здравствуйте. У телефона Осецкий. Лида у вас?

   - Здравствуйте, Виктор Валентинович. Здесь ваша жена, - ну, кто бы сомневался. Опять на работе торчит чуть не за полночь!

   - Позовите ее, пожалуйста, если это не трудно.

   - Виктор? Что стряслось? - в голосе жены нешуточное беспокойство.

   - Как ты можешь убедиться - ничего особенного. Жив, здоров, и звоню тебе, - стараюсь говорить как можно более убедительно.

   - Та-а-к... - зловеще тянет Лида. - А не особенного что случилось?

   - Ведьма ты у меня, - выпаливаю в ответ.

   - Ты что обзываешься? - судя по голосу, моя половинка пока не решила: обижаться или принять за шутку?

   - Так я в хорошем смысле! - спешу оправдаться. - Как ты заранее угадала, что мне именно сегодня понадобится пистолет? Оба магазина расстрелял...

   - Так ты сегодня был в Партклубе? - с тревогой перебивает меня жена. Им что, уже пришла информация из КРО, от Артузова? Быстро, однако...

   - Был, был. Все патроны потратил, а уложил только одного. Одно хорошо, что напугал их своей пальбой, и они поспешили драпануть, а не стрелять в ответ, - тороплюсь выложить ей подробности. - Впрочем, здешнее ГПУ, скорее, хвалить меня будет за не слишком меткую стрельбу, потому что двоих прихватили живьем.

   Глава 17. Первенец

    Когда утром девятого июня я вернулся в Москву, Михаил Евграфович огорошил меня новостью:

   - У Лиды вчера вечером прямо на работе схватки начались. К счастью, Михаил Абрамович сам ее отвез на автомобиле в роддом.

   - И как она? - господи, лишь бы все обошлось!

   - Может быть, и родила уже. Я, растяпа, телефончик роддома не взял...

   - У меня записан, - перебиваю его, и сразу же бегу к аппарату.

   Через час, подобно другим счастливцам, торчу под окнами здания на Большой Молчановке, и так же, как они, получаю от ворот поворот - рано, к молодым мамам пока не допускают. В лучшем случае увижу ее с ребенком на следующий день, да и то издали. Но главное уже знаю:

   - Гражданка Осецкая-Лагутина в четыре часа двадцать минут сего числа, - строгим голосом сообщает мне подробности пожилая сухонькая сестра в регистратуре, - разрешилась от бремени благополучно, младенцем мужского полу, весом восемь фунтов девятнадцать золотников.

   Когда же они метрическую систему усвоят? Пора бы уже! А то я от волнения никак не соображу: восемь фунтов - это много или мало? Видя мое замешательство, милосердная сестра и в самом деле решает проявить милосердие. Неожиданно тепло улыбнувшись, она бросает успокаивающе:

   - Богатырь...

   Но волнения - волнениями, радости - радостями, а на работе ждет меня водоворот дел. Да тут еще оппозиция разродилась платформой к предстоящему XV съезду ВКП(б). Приходится, как не самому последнему человеку в партийной иерархии, разбираться еще и с их идеями. Занесло же меня на эти галеры!

   На собрании парторганизации ВСНХ СССР выступаю довольно жестко. Хотя никакого желания давить оппозиционеров у меня нет, но и их манера бороться за популярность демагогическими приемами раздражает.

   - Что нового поведали нам товарищи оппозиционеры о нашем внутреннем положении? - обращаюсь к залу, в котором то и дело вспыхивают шепотки. Собравшиеся все никак не угомонятся, обсуждая между собой выступление члена финансового комитета ВСНХ, работника ЦСУ и Госплана Вадима Михайловича Сапронова, под руководством которого Осецкому довелось работать в Наркомате торговли и промышленности РСФСР в годы "военного коммунизма". Защищая платформу левой оппозиции, Вадим Михайлович в своих критических выпадах нередко заходил гораздо дальше изложенного в этом документе. Видимо, потому, что отдельной, крайне левой "Платформы 15-ти" в текущей истории пока не появилось.

   - Рост бюрократизма? Об этом написано даже в программе нашей партии. Коррупция и разложение аппарата в обстановке НЭПа? Эта проблема не сходит со страниц партийной печати, - зал понемногу затихает. - Оппозиция упрекает партийное руководство в том, что нет достаточно последовательной борьбы с этими явлениями. Возможно, этот упрек в наш адрес мы и заслужили, - среди собравшихся снова поднимается волна шума. - Но разве предложила оппозиция нам что-нибудь такое, что помогло бы справиться с этими явлениями? Увы, конструктивных предложений мы в их платформе не увидим - ораторским жестом широко развожу руками.

   - Что же касается экономической части платформы, то оппозиция пугает нас перечислением экономических трудностей. Но уж сидящих в этом зале подобным перечнем не испугаешь - мы тут каждый день имеем дело с хозяйственными проблемами всякого рода, - по залу прокатились смешки. - Мы взяли недостаточный темп развертывания промышленности? Может быть, но подскажите тогда, где изыскать средства, чтобы увеличить капитальные вложения! Правда, один рецепт нам предлагают, уже давно тиражируемый Преображенским и Пятаковым: усилить нажим на деревню и поднять с этой целью, как обложение крестьян, так и промышленные цены, ликвидировать частный рынок хлеба, да и частный рынок вообще. Хороший рецепт - в самый раз, чтобы вызвать крестьянскую "хлебную стачку". И, видимо, чтобы пугнуть посильнее, нам преподносят совсем уж чудесные перлы, вроде утверждения, что кулацкая прослойка, составляющая 6% деревни, держит в своих руках 53% товарного хлеба! Конечно, активность кулака и частного торговца на хлебном рынке растет, и с этим надо считаться. Но любые, сколько-нибудь опирающиеся на факты оценки не дают им более 20%.

   - В чем я вижу наибольшую опасность выступления оппозиции? - опять обращаю свой вопрос к залу, и сам отвечаю на него. - В том самом пункте, который оппозиция сделала центральным в своей платформе - в вопросе о внутрипартийной демократии. Почему мы в годы гражданской войны допускали свободу фракций и группировок, и почему сейчас мы не можем позволить себе такой роскоши? - к столь открытой и резкой постановке вопроса представителем партийного большинства мои коллеги не привыкли, и уровень шума в зале пополз вверх.

   - Потому, что тогда партия была относительно немногочисленной организацией, в которой безраздельно господствовал авторитет крепко спаянной группы товарищей с дооктябрьским и даже дофевральским стажем. Поэтому любые разногласия, даже по таким коренным политическим вопросам, как, например, вопрос о Брестском мире, глубоко расколовший РКП(б), не подрывали единства действий партии, - оглядываю зал. Затихли, слушают внимательно. - Однако с тех пор партия значительно выросла количественно, и, кроме того, превратилась в единственную правящую партию, более того - в единственную политическую партию вообще. И как такая единственная партия она неизбежно испытывает влияние настроений различных классов и социальных слоев. В этих условиях представители враждебных нам классов и политических течений неизбежно будут пытаться действовать единственным оставшимся для них способом - так или иначе повлиять на политику ВКП(б).

   - Разрешить в подобной ситуации свободу фракций и группировок, значит, создать лазейки для политической организации нашим противникам. Они будут всячески поддерживать любое оппозиционное выступление, даже самое архиреволюционное, рассчитывая таким образом внести смуту в наши ряды, поколебать необходимое нам единство действий в борьбе за социалистическое преобразование страны. Некоторые товарищи делают из такого умозаключения простой вывод - оппозицию давить, как врагов революции, и дело с концом, - энергично рублю воздух ладонью, а по залу в который раз прокатывается волна шума, сопровождаемая нервными усмешками.

   - Такое простое решение, однако, является категорически неверным. Уже отмечаются случаи, когда любое критическое выступление объявляется "оппозиционной вылазкой", - на эти слова реакция довольно оживленная. - Однако свобода критики внутри партии является непременным условием выработки правильной политики. Принятые решения могут устареть или не выдержать проверки практикой. Поэтому каждый член партии не только имеет право, но и обязан участвовать в совершенствовании нашей партийной политики. А это значит, что каждый из нас имеет право критиковать не только частные ошибки и недостатки, но, если находит это необходимым, и генеральную линию, и Программу, и Устав! - вот после этих слов шум в зале взлетает до потолка.

   - Да, товарищи, вы не ослышались. Но точно так же, как мы должны обеспечить право на критику, мы ни в коем случае не будем признавать "права" за кем бы то ни было брезгливо поворачиваться спиной к принятым партией решениям, саботировать и срывать их исполнение. Если вы видите в этих решениях недостатки - критикуйте, предлагайте на суд партии шаги по исправлению этих недостатков. Но если вы считаете себя членами партии, вы обязаны честно работать для проведения в жизнь линии, принятой большинством партии! Таких членов партии, которые принимают к исполнению лишь те решения, что отвечают их личным вкусам, а остальные забалтывают, - мы в своих рядах не потерпим. При всей свободе критики партия - не дискуссионный клуб, а боевая организация, спаянная единством воли! - эти последние слова как будто срывают вихрь аплодисментов, прокатывающихся по залу.