Публичное разоблачение - Лаура Ван Вормер

– Поэтому в вашем кабинете, – сказала я, – всегда свежий воздух.

Она сидела, скрестив ноги. Голубая шелковая блузка на ней оттеняла ее глаза, и мне с трудом удавалось сосредоточиться.

Итак, почему бы нам не начать с того, как вы познакомились с Касси? – Я надеялась, голос не выдаст меня: я страшно нервничала.

На меня так много свалилось: Верити, дневник, «ДБС» «Экепектейшнз» – все сразу.

– Бывший муж Касси, Майкл Кохран, – с легкостью вступила Александра, – пригласил меня работать здесь, в Нью-Йорке. Он искал новую телеведущую и увидел мои записи из Канзас-Сити.

– Сколько лет вам было?

– Двадцать семь.

– Значит, Касси было сорок… – Она не воспользовалась намеком, поэтому я закончила: – Сорок один.

– Почему это так важно? – полюбопытствовала она.

– Просто пытаюсь выстроить временную линию.

Она изучающе смотрела на меня и решила согласиться с этим.

– Во всяком случае, вскоре после того, как я приехала, Кохраны устроили вечеринку в своем доме. Там мы впервые и встретились.

– И стали друзьями? Все трое?

– Думаю, да. Я работала на Майкла. Пожалуй, спустя какое-то время мы стали друзьями.

Я сделала запись в блокноте.

– Сегодня утром я разговаривала с Розанной Ди Сантос, – сказала я, глядя на нее, – и она сказала, что в то трудное для Касси время, когда она наконец сказала Майклу, что он может не возвращаться домой, пока не обратится за помощью, вы стали ее лучшей подругой.

Наши взгляды скрестились, и я поняла, что она что-то заподозрила.

– Было именно так, как вы сказали, – ответила Александра. – Это было трудное время. Так как я работала с Майклом, мне случалось бывать у них.

– Он был уволен из «ВВКК».

Она кивнула.

– Я очень беспокоилась за него.

– Вы пытались поговорить с ним, когда он, ну, скажем, кутил?

– Однажды он позвонил мне на работу… – Она нахмурилась. – Неужели это действительно важно? Я серьезно думаю, что про Касси лучше поделиться другой информацией.

– Я имела в виду, помогали ли вы Касси уговорить его обратиться за помощью.

Помолчав, она ответила:

– Бесспорно, я думаю, вам следует поговорить об этом лично с Касси.

Она успешно осадила меня, и я стала просматривать свои записи, пытаясь перегруппироваться. Я сглотнула, не зная, что предпринять дальше.

– Если бы у вас было пять слов, чтобы описать Касси, что бы вы сказали?

Она немного расслабилась, откинулась в кресле, Посмотрела на потолок, затем снова на меня.

– Адаптивная.

Я записала и посмотрела на нее.

– Находчивая. Любящая, добрая и нежная, – закончила она.

Кивнув, я все записала.

– «Добрая» и «нежная» – этими эпитетами награждают ее почти все.

– Не без основания.

– Она располагает к себе, – сказала я. – К ней лояльны даже те, кого она уволила.

– О? – Брови Александры поползли вверх.

– На прошлой неделе я разговаривала с Гленном Мортимером, – сказала я, ссылаясь на бывшего политического аналитика «ДБС».

– Ах, с ним.

– У вас есть какие-нибудь комментарии по этому поводу?

– Нет, – последовал ответ.

– Он много говорил о вас.

– Не сомневаюсь.

Мы помолчали.

– Он все еще высокого мнения о Касси, – сказала я. От Александры не последовало ответа. – Я также разговаривала с Бонни Керк.

– Угу, – промычала Александра.

– На самом деле она больше говорила о вас, чем о Касси.

– Не сомневаюсь, так как именно я ее уволила.

– Ну, гм… – Я начала заикаться, пытаясь сформулировать вопрос. – Неужели вам не любопытно, что она говорила о вас?

– Нет.

Итак, что дальше?

– Она была очень сердита, – закинула я удочку.

Александра кивнула, словно подтверждая, что она и в этом не сомневалась.

– Гм, – прочистила я горло.

– Что вы хотите спросить меня, Салли? – Ведущая «Новостей» придвинулась ко мне.

– Относительно комментария, который она сделала. – Мое лицо пылало.

– И вы хотите рассказать мне, что она сказала. Даже если мне неинтересно это слушать?

О Господи, надо подойти к этому разговору с какой-то другой стороны. Все это так ужасно.

– Это был очень интересный комментарий.

– И какое это имеет отношение к очерку о Касси?

Она начала что-то подозревать.

– Ну, – начала я, – если то, что сказала Бонни Керк о вашем образе жизни, правда, то мне интересно узнать, какую роль сыграла – или продолжает играть – Касси во всей этой истории.

Выражение лица телеведущей было непроницаемым, но я знала, что задела ее.

– В сущности, – сказала Александра, тщательно подбирая слова, – вы спрашиваете меня: нельзя ли придать пикантности статье о Касси за мой счет?

О Господи, мне хотелось умереть.

– Что, если Верити не удалось раздобыть что-то грязное о Касси, и она посоветовала вам обратиться ко мне?

– Нет, – честно призналась я, решительно замотав головой.

Александра глубоко вздохнула. Наклонившись вперед, она поставила локоть на колено и подперла подбородок.

– Если существует живой пример добродетели и чистоты, так это Касси Кохран. В этом вы можете процитировать меня. Что же касается моей личной жизни – и я рада, что диктофон работает, – то должна предупредить вас, Салли, что у меня есть средства защитить ее. – Она распрямила спину. Похоже, она мне угрожает. – Но, – продолжила Александра уже нормальным голосом, – вы должны знать, что знают другие: я не замужем. Я выйду замуж только тогда, когда захочу иметь детей.

– А Джорджиана Гамильтон-Эрис?

– Она моя самая лучшая подруга.

Мне был невыносим ее взгляд. Я просто кивнула, делая записи. Мне надо убираться восвояси. Или по крайней мере сменить тему разговора. Я с улыбкой посмотрела на нее.

– Скажите мне о том плохом, которое Касси когда-либо причинила вам.

Мои слова не захватили ее врасплох. Лицо Александры расплылось в улыбке, и она пустилась в длинный рассказ, который уходил корнями в то время, когда она пыталась создать программу новостей. Она мыслила ее в одном формате, а Касси – в другом, и Касси сдалась, предоставив Александре осуществить ее идеи, хотя знала, что они не сработают.

– Но почему?

– Потому что я не хотела ее слушать. А Касси не хотела отказать мне. В то время они возлагали на меня большие надежды. Они выпускали меня в эфир.

– И что случилось?

– Мой формат провалился.

Напряжение постепенно спало.

– Это было самое худшее, что когда-либо сделала для меня Касси: позволила мне действовать самостоятельно.

Я смеялась, делая пометки. Умирать мне больше не хотелось.

– На самом деле это пошло мне на пользу, – продолжила Александра. – К тому времени, когда я пришла работать на «ДБС», мне было тридцать лет. Я боялась до смерти, но думала, что все могу делать сама. И этот провал доказал, что не могу, что я должна научиться работать в команде. И в результате мы общими усилиями создали преуспевающий новостной отдел.

– Что вы вкладываете в понятие «преуспевающий»?

– Если со мной что-то случится, выживет ли наш отдел будет ли он по-прежнему интересовать телезрителей? Ответ – решительное «да, будет». Не надо недооценивать то, что может произойти на национальном телевидении. Вы, наверное, помните тот эпизод, когда в меня стреляли и я оказалась в госпитале, потом мое выздоровление. Все это привлекло еще больше людей к нашему каналу. Им было любопытно знать, что со мной. Все узнали меня, потому что эпизод с выстрелом много раз показывали разные каналы страны.

Это правда. Эпизод был драматичным. Вся страна с ужасом наблюдала, как молодая репортерша канала, которая вела репортаж от стен конгресса, оказалась жертвой выстрела.

Мы продолжали обсуждать историю «ДБС», и Александра со счастливым видом перечисляла мне каждый шаг проделанного пути: как Джексон советовался с ней, как Касси постепенно продвигалась по службе, пока не стала во главе канала. Она говорила не умолкая почти сорок минут.

Она отказалась, однако, говорить о том времени, когда Джессика пила.

– Нет, – решительно заявила она, – это не мое дело. – Она даже не хотела обсуждать то, что Джессика сама рассказала мне, заявив: – Вам придется довольствоваться тем, что она сказала.

Разговор подходил к концу, когда в кабинет вошел ее секретарь Тревор и сообщил, что ей пора идти на совещание. Я стала собирать вещи. Меня беспокоило то, что Александра продолжала сидеть, наблюдая за мной.

– Могу себе представить, как хорошо вам оплатят этот очерк, – сказала она.

– Для меня определенно да, – ответила я, вынимая из диктофона кассету.

– И наверняка Верити сделает вам другие предложения.

– Не знаю. – Я встала. – Я очень ценю, что вы уделили мне столько времени.

Она продолжала сидеть.

– Присядьте на минутку, Салли, – сказала она.

Начиная нервничать, я села.

Скрестив руки на груди, она с минуту смотрела на меня.

– Вы изменились. – Молчание! – Изменились меньше чем за две недели.