Умеющая слушать - Туве Марика Янссон

сказал лавочник. – Саму Эмелиншу теперь и к телефону не подпускают. В таком разе передайте ей, что преступники пойманы. Еще к одним забрались, тут их и накрыли… А с надзором-то как делишки?

– Отложите для нас два пакета молока и дрожжи, – сказала Катри, – и все запишите в счет.

– Ба! Вы что же, и выпечкой занялись? Видать, хозяйство в «Кролике» день ото дня растет.

– Ну все. В случае чего я позвоню. – Катри положила трубку и пошла обратно на кухню.

– Лавочник звонил? – спросила Анна. – Удивительно. Раньше за ним такого не водилось.

– Я заказала дрожжей. А крупчатка у нас есть. – Стоя в дверях, Катри в упор смотрела на Анну. И в конце концов коротко бросила: – Их поймали.

– Что? О чем вы?

– Грабителей арестовали. Опасность миновала.

– Вот и хорошо, – откликнулась Анна. – Хотя, сказать по правде, я удивлена, этот полицейский не показался мне очень уж энергичным. Кстати, пока не забыла: вы бы попросили Матса посмотреть камин в вашей комнате. Там нет тяги и никогда не было. Если погода не переменится, мигом сляжете с простудой… или еще с чем-нибудь, – добавила Анна и опять уткнулась в книгу.

Ближе к вечеру Катри принесла дров, чтобы растопить печь в гостиной.

– Сырые, – сказала она. – Надо бы прикрыть поленницу. Навес поставить, что ли.

– Ни в коем случае. Папа терпеть не мог навесов.

– Но ведь зарядят дожди…

– Голубушка, – сказала Анна, – у нас дрова всегда лежали под стеной, а любой навес испортил бы изящные пропорции дома.

Катри улыбнулась на свой угрюмый манер.

– Не так уж этот особняк и красив. Хотя лично я видала и пострашнее, этого же периода.

Наконец дрова разгорелись, Анна села к огню.

– Хорошо как у огонька, – вздохнула она и словно невзначай обронила: – И как приятно, что вы снова стали самой собою.

Наутро Анна объявила, что намерена устроить маленькое торжество. Сегодня Катри не будет обедать на кухне. Стол, накрытый на три персоны, серебряные приборы, вино, яркий свет. Анна тщательно проследила за сервировкой и подправила кой-какие мелочи, о которых люди Катриных лет и воспитания, разумеется, понятия не имеют. В условленный час явился Матс, приветливый и чуть смущенный. И вот все трое сели за стол. Анна к обеду переоделась. Обыкновенно она с легкостью исполняла роль хозяйки, однако нынче доброжелательная чуткость изменила ей, и после нескольких отрывочных фраз, из которых так и не вышло беседы, она предоставила трапезе идти своим чередом, как бы не замечая безмолвия гостей. Когда Катри поднималась, чтобы подать новое блюдо, Анна быстро вскидывала глаза и тотчас же отводила их в сторону. Стол, залитый светом хрустальной люстры, в которой горели все лампы, был великолепен; бра тоже были все зажжены. Настало время десерта.

Анна обхватила пальцами свой бокал, но не подняла его, внезапное оцепенение хозяйки передалось гостям, и на миг все в комнате замерли, как на фотографии.

Потом Анна заговорила:

– Внимание… Как же редко мы дарим другого своим безраздельным вниманием. Я на самом деле считаю, что такое бывает не слишком часто… Вероятно, для этого требуются изрядная доля проницательности и время на размышление, ведь надо угадать, в чем этот другой нуждается, чего в глубине души желает. А иной раз и сам толком не знаешь – то ли одиночества хочется, то ли, наоборот, побольше людей вокруг… Частенько не знаешь, частенько… – Анна умолкла, подбирая слова, подняла бокал, пригубила. – Кислое вино. Должно быть, перестояло. У нас не завалялось в буфете закупоренной бутылочки мадеры? Ну да ладно. Не перебивайте меня. Я хотела сказать, что немного найдется людей, у которых хватает времени понять другого, и выслушать, и вникнуть в его жизненные привычки. В последние дни я все думаю, до чего любопытно, что вы, фрёкен Клинг, умеете писать мою фамилию моим же собственным почерком, при всем желании не отличишь. И в этом – суть вашей заботливости, вашего внимания ко мне. Чудеса, да и только!

– Чудеса тут ни при чем, – возразила Катри. – Матс, передай-ка сливки. Все дело в наблюдательности. Наблюдаешь определенные привычки и манеру поведения, отмечаешь, чего недостает, не хватает, и восполняешь недочеты. Методика уже отработана. Подправляешь, налаживаешь по мере возможности. А после ждешь.

– Чего ждешь? – с досадой спросила Анна.

– Как дальше пойдет, – ответила Катри, в упор глядя на Анну, глаза у нее в этот миг действительно были желтые. Очень медленно, с расстановкой, она продолжала: – Фрёкен Эмелин, за редким исключением поступки как таковые значат крайне мало. Главное – цели, которые эти поступки преследуют, все то, к чему люди стремятся, чего жаждут достичь.

Анна отставила бокал и посмотрела на Матса. Мальчик улыбнулся, он явно пропустил весь разговор мимо ушей.

– Удивляюсь я вам, фрёкен Клинг, – заметила Анна. – Стоит ли тревожиться из-за таких вещей? Если уж люди измысливают что-нибудь хорошее, стараются помочь ближнему, порадовать его, то все, наверное, так и есть, без обмана… Кстати, что там с мадерой? Или это у вас портвейн? Достаньте лучше папины бокалы, они на верхней полке, справа. И не перебивайте меня, я хочу кое-что сказать.

Анна нетерпеливо ждала. Когда бокалы были наполнены, она поспешно и чуть ли не сердито объявила, что, поскольку верхний этаж пустует, лучше всего будет, если там поселятся Катри и Матс. Начисто забыв про тост, она вышла из-за стола и пожелала брату с сестрой приятного вечера, мол, дальнейшие словопрения и до завтра подождут, и еще: пусть Матс обязательно закроет вьюшку, когда дрова как следует прогорят.

У себя в комнате Анна вдруг всполошилась; дрожа как осиновый лист, стояла она в ожидании возле