Сибирская амазонка - Ирина Мельникова

Ее учили быть безжалостной ко всем, кто мог посягнуть на те святыни, которые охраняли ратники. Сама она знала, что у нее не дрогнет рука, когда придется стрелять в никонианина.

Ведь это слуги Антихриста, воплощение сатанинских замыслов и пороков. И чем больше убьешь подлых никониан, тем быстрее наступит царствие господне и очистятся от скверны те души человеческие, что согрешили не по своей воле, и примет их всевышний в свои объятия чистыми и неискушенными, как в первые дни творения…

В этот момент ее раненая нога зацепилась за сучок. Евпраксия вскрикнула от резкой пронзительной боли и повалилась на землю. До оставленного неподалеку коня оставалось совсем немного, и она поползла, как ящерица, среди камней и травы, извиваясь всем телом и останавливаясь для того, чтобы очистить путь от корявых сучьев и острых камней. Она понимала, что надо спешить. Светловолосый никонианин сейчас на зимовье и очень быстро настигнет ее, когда поймет, что произошло с его приятелями… Тогда ей придется несладко. Евпраксия не воспринимала себя женщиной и не ждала поэтому снисхождения. Она была воином, вела себя соответственно и считала, что с ней поступят, как с воином. Ведь она поступила бы точно так же: безжалостно, но справедливо… В общем, это была настоящая сибирская амазонка, как назвал бы Евпраксию Алексей, знай он все…

И действительно, Алексей догнал ее, прежде чем она добралась до своего коня. К тому же Ветерок заржал при ее появлении и выдал место, где она спрятала его от посторонних глаз.

Заслышав быстрые шаги, Евпраксия залегла между камней, » но собака тотчас обнаружила ее. И принялась остервенело лаять, припадая на передние лапы и с силой отбрасывая землю задними. Евпраксия села и подхватила сучок с развилкой на конце. Будь она на двух ногах, она отбилась бы от кого угодно, даже этим, на первый взгляд весьма несерьезным оружием.

Противник приближался к ней быстрым шагом.. Он был высок ростом и широк в плечах, а взгляд его не сулил ничего хорошего. Пожалуй, она могла бы с ним справиться, будучи здоровой. В крепости то и дело устраивали борьбу на поясах, и она не раз выходила победительницей. Правда, ей ни разу не удалось положить на лопатки Родиона, но он был старшим братом, к тому же калекой, и Евпраксия научилась ошибаться в нужный момент, хотя понимала, что ловкостью давно обошла всех в крепости. И побеждала в основном не за счет силы, а за счет хитрости и ума.

Алексей оттащил пса за шиворот. Евпраксия угрюмо смотрела на него снизу вверх, выставив перед собой рогатину.

— Не подходи! — пригрозила она. — Кишки выпущу!

— А ты, оказывается, мерзавка! — сказал устало Алексей и закинул карабин на плечо. — Пристрелить тебя надо, как тварь поганую, но пули жалко.

Перед его глазами до сих пор стоял погром, учиненный в зимовье: все разбито, переломано, перевернуто вверх дном.

Иван, при всей мелкости своего телосложения, был сильным и вертким человеком, и ратников веры должно было быть не меньше четырех-пяти человек, чтобы схватить его. Алексей не сомневался, что это была жестокая схватка. Иван сделал все, чтобы не даться им в руки, но перевес был явно на стороне противника. Одно успокаивало: Алексей не обнаружил пятен крови ни на самой заимке, ни в ее окрестностях, значит, Иван и близнецы не были убиты или ранены.

Вероятно, их караулили еще с вечера. Неподалеку от избушки Алексей обнаружил следы нескольких лошадей, подковы которых отличались своей формой от казачьих, кроме того, он нашел в траве еще один след — волочения…

— Их не убили, — буркнула Евпраксия. — Раззе поучили твово приятеля, чтобы не брыкался. А парнишек отпустили…

— Ах, какая милосердная, — скривился Алексей. — Детишек пожалела… А ты знаешь хотя бы, кого вы схватили?

Иван — человек государственный, если с ним что-то случится, ваш Шихан с лица земли снесут. Я сам туда солдат приведу.

— Чушь несешь, малакайник, — сказала сердито Евпраксия. — Солдат мы не допустим, а твоему Ивану и вовсе плохо будет. Отправим его мошке на потребу!

— Да уж видел, какие вы человеколюбы! — Алексей передернул затвор карабина. — Сейчас я помогу забраться тебе на лошадь, но руки свяжу и повод сам буду держать. Отведешь меня за Шихан. Попробуешь предупредить своих или сбежать, пристрелю на месте.

Евпраксия неожиданно рассмеялась.

Алексей опешил.

— Умом, что ли, тронулась от счастья?

Она покачала головой. Глаза ее смотрели с явной издевкой.

— Совсем ты глупый, никонианин? Думаешь приятеля своего освободить? Нет, ты сам свою голову в капкан затолкаешь почище того, что мне ногу чуть не оторвал.

— Не твоя забота, куда я голову толкаю, ты позаботься, чтобы побыстрее к Шихану меня вывести. Раны у тебя поганые, загноятся, живо без ноги останешься, если совсем не загнешься, — сказал Алексей и вдруг почти неуловимым движением выхватил палку из рук Евпраксии, а в следующее мгновение рывком поднял ратницу вверх, подхватил под коленки и повесил себе на плечо. Она вдруг потеряла дар речи. Впервые она оказалась побежденной, впервые в таком неловком положении. Ее забросили на плечо, как куль с мукой, как добытую на охоте косулю.

Евпраксия негодующе вскрикнула, попробовала вырваться, но Алексей крепко сжал ее ноги, а правой рукой отвесил шлепок по мягкому месту, совсем как проделывал это Родион, когда она ему не подчинялась. Правда, после того, как она однажды отправила старшего брата на землю подножкой, он стал брать в руки хворостину. Но сейчас никто не смел к ней прикасаться, даже Родион отступил, а этот мерзкий никонианин, этот слуга Антихриста, этот… Евпраксия задохнулась от гнева и сжала кулаки. Висеть на мужском плече головой вниз ей еще не приходилось. Ей было неудобно и… обидно. Перед глазами мелькали яркие таежные цветы, мхи, травы, некоторые задевали ее лицо. Она шептала про себя ругательства и старалась не думать, что впервые побеждена, что почему-то тиски, в которых держат ее мужские руки, ей даже приятны.

Призывно заржал Ветерок, и Евпраксия поняла, что они пришли.

Алексей не слишком вежливо перенес ее со своего плеча в седло, связал руки сыромятным ремешком, который нашел на заимке, и притачал их к седлу. Взял повод, но встал со стороны ее раненой ноги, зная о коварной сущности и хитрости Евпраксии не понаслышке.

Ратница беспрекословно ему подчинялась, перестала ругаться и молча перенесла принятые им меры предосторожности.

Алексей отнес это за счет потери крови. Евпраксия ослабла, и, видно, ее тянуло в сон. Вскоре она закрыла глаза и несколько обвисла в седле, подтвердив его предположения.

Но все же Алексей был настороже. Он не спускал глаз с Евпраксии, предоставив Ветерку двигаться, как он хочет, и лишь слегка удерживал поводья, не позволяя ему вырваться на волю. А жеребец четко желал добраться поскорее до родной конюшни и кормушки с овсом. Конь с раненым седоком шел ходко, умело выбирал просветы в чаще, едва заметные тропы и переправы через бурные речушки. Видно, часто он ходил этим маршрутом и проводником оказался толковым.

Несколько раз Алексей слышал, как ему казалось, странный пересвист. Птицы вдруг начинали голосить или свиристеть за его спиной, постепенно перемещаясь по лесу, и столь же неожиданно замолкали. Но Евпраксия ни словом, ни движением не реагировала на эту перекличку, и Алексей подумал, что подозрительный птичий гомон и крики — всего лишь игра его воображения, следствие изрядно расшатавшихся нервов.

Он огляделся по сторонам. Невысокая скальная гряда отделяла их от Шихана, который навис над долиной громадами отвесных отрогов. Он загородил собой весь горизонт, и Алексей почувствовал себя неуютно. За его спиной неистово заорала кедровка. Он вздрогнул от неожиданности и на долю секунды ослабил повод. И в это мгновение Ветерок без всякой команды рванулся вперед. Евпраксия выпрямилась в седле, теперь она не смотрелась жалкой и расслабленной. Глаза ее дико сверкнули.

— Прощай, никонианин! Скоро встретимся! — крикнула она и заулюлюкала, подгоняя и так мчавшегося во весь опор жеребца.

— Стой! — Алексей вскинул карабин к плечу.

Но и конь, и его всадница в мгновение ока, словно по волшебству, скрылись в густом ельнике. И лишь покачивание веток да зонтиков борщевика отметили эту стремительную скачку по тайге, на которую вряд ли решился даже бывалый конник, к каким причислял себя Алексей. Но это проделала женщина, раненная, со связанными руками! И он бы никогда не поверил, если бы не увидел все воочию. Ведьма! Чистая ведьма! От невозможности что-нибудь изменить Алексей выругался, вздернул дуло карабина вверх и выстрелил. В ответ раздался чуть ли не ведьмачий хохот. Но он так и не узнал, смеялась ли над ним сама Евпраксия, сумевшая обхитрить недотепу-полицейского, то ли заорала от испуга все та же взбалмошная кедровка, потому что успел сделать всего лишь пару шагов по тропе, как вдруг земля под ним провалилась. Он рухнул вниз, больно ударился головой о выступ корня, яркий свет вспыхнул в глазах, и тотчас все померкло.