Блестящая будущность - Чарльз Диккенс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но по мѣрѣ того, какъ протекали дни, я сталъ замѣчать, что больной становился все тише и лежалъ неподвижно, уставясь глазами въ бѣлый потолокъ; лицо его потускнѣло и только отъ какого-нибудь моего слова оно прояснялось на минуту, съ тѣмъ, чтобы опять потускнѣть. Порою онъ совсѣмъ не могъ говорить и отвѣчалъ мнѣ только легкимъ пожатіемъ руки, и я научился хорошо понимать его.
На десятый день я замѣтилъ еще болѣе значительную перемѣну въ его лицѣ. Глаза его были обращены къ двери и оживились, когда я вошелъ.
— Дорогой мальчикъ, — сказалъ онъ, когда я сѣлъ къ нему на постель, — я ужо думалъ, что ты опоздалъ. Но не вѣрилъ этому.
— Я нисколько не опоздалъ. Я дожидался у воротъ.
— Ты всегда дожидаешься у воротъ; не правда ли, дорогой мальчикъ?
— Да; чтобы не терять ни минуты времени.
— Благодарю тебя, дорогой мальчикъ, благодарю. — Богъ тебя благослови! ты никогда не покидалъ меня, дорогой мальчикъ.
— Что вы очень страдаете сегодня?
— Я не жалуюсь, дорогой мальчикъ.
— Вы никогда не жалуетесь.
Онъ улыбнулся, и я понялъ по движенію его рукъ, что онъ желаетъ взять мою руку и положить ее къ себѣ на грудь. Я исполнилъ его желаніе, и онъ снова улыбнулся и обнялъ мою руку своими руками. Срокъ свиданія истекалъ, и, оглядѣвшись, я увидѣлъ начальника тюрьмы, стоявшаго около меня; онъ прошепталъ мнѣ:
— Вы можете еще остаться.
Я поблагодарилъ его отъ души и спросилъ:
— Могу ли я еще поговорить съ нимъ наединѣ, если онъ еще въ состояніи меня услышать?
Начальникъ отошелъ и далъ знакъ надзирателю тоже отойти. Больной отвелъ глаза отъ бѣлаго потолка и любовно взглянулъ на меня.
— Дорогой Магвичъ, я долженъ вамъ кое-что сказать. Вы понимаете, что я говорю?
Тихое пожатіе руки.
— У васъ былъ когда-то ребенокъ — дѣвочка, которую вы любили а потеряли.
Болѣе сильное пожатіе руки.
— Она находится въ живыхъ и нашла могущественныхъ друзей. Она богатая дама и красавица. И я люблю ее!
Послѣднимъ слабымъ усиліемъ, которое было бы безуспѣшно, если бы я не помогъ ему, онъ поднесъ мою руку къ своимъ губамъ. Послѣ того онъ тихо выпустилъ ее, и я снова положилъ ее ему на грудь, а онъ прикрылъ ее своими обѣими руками. Голова его мирно опустилась на грудь. Припомнивъ въ эту минуту то, что мы когда-то вмѣстѣ читали въ Евангеліи, и я подумалъ о тѣхъ двухъ людяхъ, которые пришли въ храмъ молиться, и понялъ, что лучшія слова, какія я могъ произнести это: «О Боже, будь милостивъ къ нему, грѣшному!»
Теперь, когда я былъ предоставленъ вполнѣ себѣ самому, я увѣдомилъ хозяйку, что намѣренъ покинуть квартиру въ Темплѣ и тотчасъ по истеченіи законнаго срока и передать ее другимъ жильдамъ. Я немедленно приклеилъ билетики къ окнамъ, потому что былъ кругомъ въ долгу; денегъ у меня оставалось совсѣмъ мало, и я совсѣмъ не зналъ, что мнѣ дѣлать; но тутъ внезапная болѣзнь свалила меня съ ногъ. Сквозь первые припадки бреда, я увидѣлъ разъ поутру около своей постели двоихъ людей, глядѣвшихъ на меня.
— Что вамъ нужно? — спросилъ я, вздрогнувъ:- я васъ не знаю.
— Вотъ что, сэръ, — отвѣчалъ одинъ изъ нихъ, наклоняясь ко мнѣ и дотрогиваясъ до моего плеча, — дѣло вы, конечно, скоро уладите, но въ настоящее время вы арестованы.
— Какъ великъ долгъ?
— Сто двадцать три фунта пятнадцать шиллинговъ шесть пенсовъ.
— Что дѣлать?
— Вамъ лучше переѣхать ко мнѣ въ домъ, — сказалъ человѣкъ. — Я держу очень приличную квартиру.
Я сдѣлалъ попытку встать и одѣться. Но когда снова опомнился, то они стояли поодаль кровати и глядѣли на меня, а я все еще лежалъ.
— Вы видите мое состояніе, — сказалъ я. — Я бы отправился съ вами, если бы могъ, но право же не могу. Если вы меня возьмете отсюда, то я умру по дорогѣ.
У меня сдѣлалась нервная горячка, и я сильно страдалъ, часто бредилъ, и время, казалось, тянулось безконечно. Когда наступилъ переломъ болѣзни, я сталъ замѣчать, что среди различныхъ лицъ, часто мерещившихся мнѣ и постоянно смѣнявшихъ другъ друга, одно лицо остается неизмѣннымъ. Кто бы не пригрезился мнѣ, но онъ непремѣнно превращался въ Джо. Я раскрывалъ глаза ночью — и видѣлъ въ большомъ креслѣ, около постели, Джо. Я раскрывалъ глаза днемъ — и у открытаго окна, съ трубкой во рту, я опять таки видѣлъ Джо. Я просилъ пить — и милая рука, подававшая мнѣ прохладительное питье, была рукой Джо. Я опускался на подушки, напившись, — и лицо, глядѣвшее на меня такъ нѣжно и увѣренно, былъ тотъ же Джо.
Наконецъ, однажды я собрался съ духомъ и спросилъ:
— Это Джо?
И милый, знакомый голосъ отвѣчалъ:
— Онъ самый, дружище.
— О, Джо, ты разбиваешь мнѣ сердце! Сердись на меня, Джо. Прибей меня, Джо. Упрекай въ неблагодарности. Но не будь такъ добръ со мной!
Добрый Джо положилъ голову рядомъ съ моею на подушку и охватилъ рукой мою шею отъ радости, что я узналъ его.
— Ты давно здѣсь, дорогой Джо?
— То есть, ты хочешь сказать, Пипъ, какъ давно ты боленъ?
— Да, Джо.
— Теперь конецъ мая, Пипъ. Завтра первое іюня.
— И ты все время былъ тутъ, дорогой Джо?
— Почти все время, дружище.
Не желая смущать Джо своими разспросами, — къ тому же я былъ еще очень слабъ, — я подождалъ до слѣдующаго утра и спросилъ его про миссъ Гавишамъ. На мой вопросъ, здорова ли она, Джо покачалъ головой.
— Она умерла, Джо?
— Видишь ли, дружище, — отвѣчалъ Джо, такимъ тономъ, точно онъ желалъ подготовить меня къ чему-то очень грустному: — я бы такъ не выразился, но она…
— Не находится больше въ живыхъ, Джо?
— Вотъ именно, — отвѣчалъ Джо, — она не находится больше въ живыхъ.
— Милый Джо, не слышалъ ли, что сталось съ ея имуществомъ?
— Она, кажется, отказала большую часть миссъ Эстеллѣ. Но сдѣлала приписку за день или за два до того и оставила четыре тысячи фунтовъ м-ру Матью Покету. И какъ бы ты думалъ, Пипъ, почему она оставила ему четыре тысячи? «Потому что Пипъ хорошо отзывался о вышеупомянутомъ Матью».
Это сообщеніе принесло мнѣ большую радость, такъ какъ докончило единственное доброе дѣло, какое мнѣ удалось сдѣлать.
Я спросилъ Джо: не слыхалъ ли онъ, не оставила ли она чего-нибудь другимъ родственникамъ?
— Миссъ Сарѣ,- отвѣчалъ Джо, — отказано двадцать пять фунтовъ въ годъ на покупку пилюль, такъ какъ она страдаетъ печенью. Миссъ Джорджіанѣ отказано двадцать фунтовъ, а миссъ Камиллѣ — пять фунтовъ на покупку плерезъ, чтобы у ней легко было на душѣ, когда она просыпается по ночамъ. А теперь, дружище, еще послѣднюю новость: старый Орликъ произвелъ грабежъ со взломомъ.
— Гдѣ? — спросилъ я.
— У того господина? который имѣлъ привычку хвастаться, — сказалъ Джо, какъ бы извиняясь:- но домъ всякаго англичанина его крѣпость, а крѣпости не должны подвергаться нападеніямъ, развѣ только въ военное время. И притомъ, не смотря на свои недостатки, онъ все-таки дѣльный хлѣбный и сѣменной торговецъ.
— Значитъ, ограбили домъ Пэмбльчука?
— Да, Пипъ, — продолжалъ Джо, — они взяли его кассу, и выпили его вино, и съѣли его провизію, и били его по лицу, и привязали его къ кровати, и напихали ему въ ротъ пшеницы, чтобы помѣшать кричать. Но онъ узналъ Орлика, и Орликъ теперь сидитъ въ тюрьмѣ…
Какъ въ былое время мы ждали того дня, когда я сдѣлаюсь ученикомъ Джо, такъ теперь мы ждали дня, когда мнѣ можно будетъ выйти изъ дому и прогуляться. Но по мѣрѣ того, какъ я становился сильнѣе и здоровѣе, Джо дѣлался все менѣе и менѣе развязнымъ въ обращеніи со мной. Во время третьей или четвертой прогулки нашей въ сосѣднемъ саду, когда я опирался на руку Джо, я особенно ясно замѣтилъ эту перемѣну. Мы сидѣли и грѣлись на солнечномъ припекѣ, глядя на рѣку, и я сказалъ, вставая съ мѣста:
— Знаешь, Джо! Я теперь такъ оправился, что одинъ дойду до дому.
— Не утомляй себя черезъ мѣру, Пипъ, — отвѣчалъ Джо: — но я буду очень счастливъ, если увижу, что вы можете ходить безъ посторонней помощи, сэръ.
Послѣднее слово больно задѣло меня; но могъ ли я обижаться! Я прошелъ только до воротъ сада, а затѣмъ прикинулся слабѣе, чѣмъ былъ на самомъ дѣлѣ, и попросилъ руку Джо. Джо взялъ меня подъ руку, но задумался.
Вечеромъ, когда я легъ въ постель, Джо пришелъ въ мою комнату, какъ дѣлалъ это во все время моей болѣзни. Онъ спросилъ меня, увѣренъ ли я, что такъ же хорошо себя чувствую, какъ утромъ?
— Да, милый Джо, такъ же хорошо.
— И ты чувствуешь себя сильнѣе, дружище?
— Да, милый Джо, съ каждымъ днемъ все сильнѣе.
Джо разгладилъ одѣяло на моемъ плечѣ своей сильной доброй рукой и сказалъ, какъ мнѣ показалось, хриплымъ голосомъ:
— Покойной ночи!
Когда я всталъ поутру, бодрый и окрѣпшій, я рѣшилъ разсказать Джо обо всемъ, что было. Я рѣшилъ разсказать ему это еще до завтрака; только одѣнусь и пойду въ его комнату и удивлю его: въ первый разъ за все время болѣзни я всталъ рано.