Реверс - Сергей Лукьяненко

А чего тут думать? Если родители наградили тебя фамилией Брюхно, а природная склонность к полноте дает всякому встречному-поперечному повод для плоских острот, если ты с детства понял, что твое место не в ряду доблестных героев, то и продолжай в том же духе. В конце концов, наибольшую выгоду из открытия Америки извлекли не отважные конкистадоры, а последовавшие за ними прагматичные торговцы. И губернаторы, конечно!

Брюхно оценил свои перспективы в Центруме и решил, что они предпочтительнее земных перспектив. Он пошел служить, твердо решив выбиться в «губернаторы», подразумевая под этим пограничное начальство.

Поначалу пришлось несладко, и к патрулированию территории Брюхно вскоре проникся глубочайшим отвращением. Этой работой занимались и местные, и земляне, и даже выходцы из других миров, но все как один не променяли бы свою службу ни на что другое. Брюхно понял, что на службу идут многие, но удерживаются на ней главным образом взрослые мальчишки, не наигравшиеся в детстве в казаков-разбойников.

Он присматривался. Он почти перестал возвращаться на Землю и даже законный отпуск проводил в Центруме. Он обнаружил способность к организационной работе и охоту ею заниматься. Не брезговал аналитикой, проявлял живой интерес к оперативникам. И возликовал, когда спустя всего полтора года его взяли в штаб.

Пока еще не округа – отряда. Аламейский округ огромен. Даже после потери Оннели он все равно оставался крупнейшим по площади пограничным округом Центрума.

Дальнейшая карьера развивалась в целом успешно – и вместе с нею вырастала нормальная структура пограничной стражи. Сначала в отряде, потом и в округе. Строили четкую властную вертикаль, избавлялись от балласта, вербовали на контрактную службу местных и пришлых. Главный штаб Корпуса пограничной стражи начал ставить Аламею в пример остальным. И неудивительно: если в других округах пограничники смахивали на техасских рейнджеров и при всей лихости порой имели смутное понятие о дисциплине, а какая-либо внятная структура существовала больше на бумаге, чем в реальности, то в пределах анархически настроенной Аламеи с анархией в деле погранохраны было покончено. Начало этому положил еще прежний командующий, а Брюхно продолжил и усугубил. Он, а не нынешний командующий, добился полного взаимопонимания с местной властью, слабой и пытающейся играть на балансе сил, не побоялся перевести штаб из захолустья в Ахтыбах и мало-помалу вел дело к тому, чтобы взять в свои руки реальные рычаги управления Аламеей.

Тогда можно было бы попытаться прибрать к рукам даже железнодорожников. И замирить вечно бунтующие окраины. И выстоять против ожидаемого натиска со стороны Сургана. И уж конечно, вернуть Оннели.

Командующий играл простачка – делал вид, что не понимает, куда гнет Брюхно. То и дело обрывал: не наша, мол, прерогатива. Нет, мол, нужды вмешиваться в дела аборигенов. И без того хватает проблем. Какой процент товаров из Иномирья идет легально через нас и изымается у контрабандистов? По оценкам, семьдесят-восемьдесят? По чьим оценкам? Вы им верите? Ну, если верите, то добейтесь хотя бы девяноста процентов, а потом уж стройте наполеоновские планы. Доступно?

Командующий резал инициативы начальника штаба на корню. Подсидеть его не удавалось. Пока не удавалось.

И Брюхно, ставший в Аламее уже совсем своим, много лет не выбиравшийся на Землю, продолжал ждать и тянуть лямку.

Начальник штаба в отрядах и округах – должность не только штабная, но и прокурорская, и судейская. Окончательное решение судьбы пойманных нарушителей обычно лежало на нем, командующий вмешивался редко. Только вчера пришлось утвердить одну «вышку», разобраться с двумя случаями уничтожения контрабандистов на месте и рассмотреть дело одного русского, попавшегося впервые. Дело казалось простым: стихийный проводник, обнаруживший в себе это свойство, сунулся в Центрум очертя голову, как в турпоход, и попал чуть ли не в самое гиблое место Сухой пустоши. Сопротивления при задержании не оказал, вроде даже рад был, что вышел хоть к каким-нибудь людям, охотно давал показания, хлопал глазами и выглядел невинной овечкой. Некий Сергей Коханский, хм… Что-то не нравилось Брюхно в этом Сергее Коханском, однако придраться было не к чему.

Пес с ним. Попадется вдругорядь – получит свое по полной программе.

Из трех других дел два были рядовыми, а третье – попахивало. Пограничный наряд застрелил контрабандиста, у которого и татуировки-то на запястье никакой не было. Даже сведенной. И все же он был не лопоухим «туристом», а самым что ни на есть матерым контрабандистом, о чем говорила опись найденных при нем товаров. Такое случалось, но редко. В объяснение, что нарушитель-де начал стрелять первым, Брюхно не поверил и собирался устроить портачам хорошую проверку: действительно ли не было никакой возможности взять того фрукта живьем, дабы отдать в разработку?

Но это потом. Сейчас чутье подсказывало: срочный вызов в штаб посреди ночи никак не связан с тем делом. Стряслось что-то еще, что-то крупное. И наверняка неприятное.

По дороге Брюхно размышлял о том, на пользу ему отсутствие командующего или во вред, и не пришел ни к какому выводу. Знал, что и не решит этой задачи, не зная вводных, а все равно размышлял.

Продолжал он размышлять об этом и тогда, когда уронил челюсть, читая с бумажной ленты телеграфное сообщение о захвате «Грозящего» неизвестной бандой. С одной стороны, это случилось в отсутствие командующего, с другой – бронепоезд ушел из Ахтыбыха еще в присутствии оного в штабе. Получалось обоюдоостро. И к лучшему, пожалуй, что командующего нет… Спустя три секунды Брюхно понял, как надо действовать, и только потом поверил дикому телеграфному сообщению.

Возле станции Волдыри захвачен «Грозящий»!

Скандал вопиющий, небывалый! Долго придется разгребать эти авгиевы конюшни…

Вопрос первый: кем захвачен бронепоезд? Как конкретно? Какими силами?

Вопрос второй: что дальше? Какие действия успел предпринять противник и какие действия он намерен предпринять в дальнейшем?

Оказалось, дежурный догадался телеграфно запросить и о том, и о другом. При свете газового рожка Брюхно шуршал телеграфными лентами.

Ответ на первый вопрос был невнятен, если не считать сообщения о подрыве пути. Упоминалось о тьме-тьмущей каких-то кусачих насекомых, заполонивших бронепоезд, и о приступе массового помешательства, охватившего покусанный экипаж и заставившего его пуститься в паническое бегство в голую степь. Ни о численности нападавших, ни о том, кто они такие, командир «Грозящего» – теперь уже бывший, черт возьми, командир! – не мог дать никаких сведений, в чем имел мужество честно признаться. Что еще говорило в его пользу – не упирал на применение противником неизвестного биологического оружия, дал начальству прийти к такому выводу самостоятельно.