Где апельсины зреют - Николай Лейкин

— Господи Боже мой! За свои-то деньги и столько мученій!

Кондукторъ трубилъ въ рогъ и приглашалъ садиться въ вагонъ. Перехватовъ, Конуринъ и Николай Ивановичъ влѣзли первые. Съ. ними влѣзъ и англичанинъ въ шотландскомь костюмѣ. Больше пассажировъ не оказалось. Кондукторъ протрубилъ второй разъ въ рожокъ, затѣмъ въ третій, и вагонъ началъ подниматься. Русскіе крестились. Англичанинъ тотчасъ-же положилъ себѣ въ ротъ какую-то лепешку, которую вынулъ изъ крошечной бомбоньерки, затѣмъ посмотрѣлъ на висѣвшій черезъ плечо круглый барометръ, на часы и, записавъ что-то въ записную книжку, началъ смотрѣть по сторонамъ въ бинокль. Поднимались на страшную крутизну. Видъ на Неаполь и на море постепенно скрывался въ туманѣ, заволакивался облаками. Николай Ивановичъ сидѣлъ прищурившись.

— Ничего не чувствуете? спрашивалъ его тихо Перехватовъ.

— Что-то чувствую, но и самъ не знаю что…

Конуринъ былъ ни живъ, ни мертвъ.

— Не запихать-ли мнѣ векселя-то въ сапогъ, за голенищу? Да и деньги тоже… — спрашивалъ онъ, ни къ кому особенно не обращаясь.

Отвѣта не послѣдовало… Англичанинъ досталъ маленькій флакончикъ, поднесъ его ко рту, сдѣлалъ хлебокъ, опять посмотрѣлъ на барометръ и опять записалъ что-то въ записную книжку.

— Прощай, жена… Прощай, супруга любезная… Поминай раба божьяго Ивана въ случаѣ чего… — бормоталъ Конуринъ. — Ахъ, голубушка, голубушка!.. Ты теперь сидишь, умница, у себя въ гнѣздышкѣ и чаекъ попиваешь, а я-то, дуракъ, гдѣ! По поднебесью болтаюсь. И не диво бы отъ долговъ на такую вышь лолѣзъ, а то изъ хорошей жизни, отъ своихъ собственныхъ капиталовъ. Тьфу ты!

Вдругъ Николай Ивановичъ вскрикнулъ и отшатнулся отъ англичанина.

— Погибаемъ? — заоралъ Конуринъ, хватаясь за перекладину вагона. — Господи! Что-же это такое!

Оказалось, что англичанинъ вынулъ изъ кармана ящичекъ и выпустилъ оттуда на скамейку большую лягушку, которая и прыгнула по направленію къ Николаю Ивановичу, но тотчасъ остановилась и стала пыжиться.

— Мусью! Такъ невозможно. Съ лягушками нешто шутить можно?.. Съ животной тварью въ вагоны не допущаютъ! закричалъ на англичанина пришедшій въ себя Николай Ивановичъ.

— Выбрось ее вонъ! Выбрось изъ вагона! поддержалъ его Конуринъ, тоже уже нѣсколько оправившійся. — Это еще что за музыка! Съ лягушками вздумалъ ѣздить.

— Господа, оставьте… Это должно быть естествоиспытатель. Онъ съ научною цѣлью… Онъ опыты дѣлаетъ, останавливалъ товарищей Перехватовъ.

— Испытатель! А хоть-бы распроиспытатель! Плевать мнѣ на него!

И Николай Ивановичъ сбросилъ лягушку со скамейки вагона палкой. Лягушка вылетѣла изъ вагона на желѣзнодорожное полотно. Англичанинъ возмутился и заговорилъ что-то по англійски, сверкая глазами и размахивая руками передъ Николаемъ Ивановичемъ.

— Ну, ну, ну! Будешь кричать, такъ и самого вышвырнемъ такъ-же, какъ лягушку! Молчи ужъ лучше. Насъ трое, а ты одинъ.

Началась перебранка. Англичанинъ ругался по англійски, Конуринъ и Николай Ивановичъ высыпали на него словарь русскихъ ругательныхъ словъ.

— А вотъ протоколъ составить, когда пріѣдемъ на верхъ, что, молъ, такая и такая рыжая англійская дубина ѣздитъ съ мелкопитающейся насѣкомой тварью и дѣлаетъ нарушеніе общественнаго безпокойствія, проговорилъ наконецъ Конуринъ.

— Господа! Довольно, довольно. Оставьте… Видите, мы уже пріѣхали, останавливалъ своихъ компаньоновъ Перехватовъ.

— Чего довольно! Счастливъ его Богъ, что Глаша впередъ уѣхала, а будь это при ней, такъ я ему-бы ужъ прописалъ ижицу, всѣ бока обломалъ-бы, потому Глаша змѣи и лягушекъ видѣть не можетъ и съ ней навѣрное случились-бы нервы, истерика… не унимался Николай Ивановичъ.

Вагонъ остановился у станціи.

— Ну, слава Богу, пронесли святители! проговорилъ Конуринъ, крестясь. — Каково только потомъ обратно будетъ спускаться.

Николай Ивановичъ искалъ глазами на станціи Глафиру Семеновну, но ея не было.

— Ma фамъ? У ма фамъ? испуганно обращался онъ къ желѣзнодорожной прислугѣ. — Глаша! Глафира Семеновна! Гдѣ ты? Что-же это, въ самомъ дѣлѣ!.. Неужто она на самую верхушку Везувія одна удрала? Ахъ, глупая баба! Ахъ, мерзкая! Это ее англичане, которые съ нами въ шарабанѣ ѣхали, увели! Ну, погодите-жъ вы, длиннозубые англійскіе черти!

Его окружили проводники въ форменныхъ фуражкахъ съ номерами на груди и проводники въ шляпахъ и безъ номеровъ и предлагали свои услуги. Всѣ они были съ альпійскими палками въ рукахъ. Проводники не въ форменныхъ фуражкахъ имѣли по двѣ и по три альпійскія палки и, кромѣ того, имѣли при себѣ грязные пледы, перекинутые черезъ плечо, и связки толстыхъ веревокъ у пояса.

— А ну васъ къ чорту! Прочь! У меня жена пропала! кричалъ на нихъ Николай Ивановичъ.

— Не пропала, а ушла должно быть съ рекомендованнымъ проводникомъ, отвѣчалъ Перехватовъ. — Мы имѣемъ право на рекомендованнаго горной компаніей Кука проводника по нашему билету. У насъ это въ правилахъ восхожденія на Везувій на билетахъ напечатано. Съ номерными бляхами и въ форменныхъ фуражкахъ — это рекомендованные проводники и есть.

Одинъ изъ такихъ проводниковъ манилъ уже Перехватова и Николая Ивановича за собой и что-то бормоталъ на ломанномъ французскомъ языкѣ.

— Да провались ты, окаянный! Мнѣ жену надо. Ma фамъ… У меня жена куда-то здѣсь задѣвалась! Отыщи мнѣ ее и получишь два франка на чай… сердился Николай Ивановичъ. — Щерше ма фамъ и будетъ де больше франкъ пуръ буаръ.

— Послушайте, Ивановъ, ваша супруга навѣрное отправилась на кратеръ съ проводникомъ и англичанами. Пойдемте скорѣе впередъ и мы нагонимъ ее или найдемъ на верху у кратера. Видите, здѣсь ужъ никого нѣтъ изъ публики.

— Ну, попадетъ ей отъ меня на орѣхи! Ой-ой, какъ попадетъ!

Всѣ пошли за проводникомъ въ форменной фуражкѣ. Три проводника безъ форменныхъ фуражекъ слѣдовали сзади и предлагали альпійскія палки.

— Брысь! — крикнулъ на нихъ Конуринъ, но они не отставали.

LX

Путь отъ желѣзнодорожной станціи лежалъ прямо къ кратеру. Взбираться пришлось по узенькой неутрамбованной, а только слегка протоптанной тропинкѣ, ведущей зигъ-загами на страшную крутизну. Ноги утопали въ разсыпавшейся въ песокъ лавѣ. Пропитанный сѣрными испареніями воздухъ былъ удушливъ. Шли гуськомъ. Вели проводники, рекомендованные компаніей Кука. Впереди шелъ англичанинъ въ шотландскомъ костюмѣ сзади своего проводника, затѣмъ опять проводникъ и за нимъ Николай Ивановичъ, опирающійся на свою палку съ скрытымъ внутри кинжаломъ, а за нимъ Перехватовъ и Конуринъ. Около нихъ, не по проложенной тропинкѣ, а карабкаясь по твердымъ, въ безпорядкѣ нагроможденнымъ глыбамъ лавы, бѣжали три вольные проводника въ калабрійскихъ рваныхъ шляпахъ и, размахивая веревками, подскакивали къ путешественникамъ при трудныхъ переходахъ, подхватывали ихъ подъ руку, предлагали имъ свои альпійскія палки. Николай Ивановичъ все отмахивался отъ нихъ и отбивался.

— И чего они лѣзутъ, подлецы! говорилъ онъ, обливаясь потомъ.

— Ѣсть хотятъ, на макароны заработать стараются, отвѣчалъ Перехватовъ и взялъ отъ одного изъ проводниковъ палку съ острымъ наконечникомъ и крючкомъ. — Отдайте имъ ваше пальто понести — вотъ они и отстанутъ. Вамъ жарко въ пальто.

— А и то, отдать.

Николай Ивановичъ отдалъ пальто, но вольные проводники не унимались.

Видя, что ему трудно взбираться, они протягивали ему концы своихъ веревокъ и показывали жестами, чтобы онъ взялся за конецъ веревки, а они потянутъ его на верхъ и будутъ такимъ манеромъ втаскивать и облегчать восхожденіе. Опыты втаскиванія они для примѣра показывали другъ на другѣ. Николай Ивановичъ согласился на такой способъ восхожденія. Проводникъ быстро обвязалъ его по поясу однимъ концомъ веревки, а за другой конецъ потащилъ его на верхъ. Идти стало легче.

— Эй, ты! Черномазый! Тащи и меня! крикнулъ Конуринъ другому проводнику.

Тотъ бросился къ нему со всѣхъ ногъ и тоже обвязалъ его веревкой.

— Смотри только, не затащи меня въ какую-нибудь пропасть!.. продолжалъ Конуринъ, взбираясь уже откинувшись корпусомъ назадъ, и прибавилъ: — Взрослые люди, даже съ сѣдиной въ бородахъ, а въ лошадки играемъ. Разсказать ежели объ этомъ въ Питерѣ роднѣ — плюнутъ и не повѣрятъ, какъ насъ поднимали на веревкахъ, ей-ей, не повѣрятъ. А зачѣмъ, спрашивается, мучаемъ себя и поднимаемся? На кой шутъ этотъ самый Везувій намъ понадобился?

— Духъ пытливости, Иванъ Кондратьичъ, духъ пытливосги, желаніе видѣть чудеса природы, кряхтѣлъ Перехватовъ.

— Да вѣдь это барину хорошо, тому, кто почище, а купеческому-то сословію на что?

— Ну, насчетъ этого ты молчи! перебилъ его Николай Ивановичъ. — По современнымъ временамъ, у кого деньги есть, тотъ и баринъ, тотъ и почище. Господинъ Перехватовъ! Спросите пожалуйста у этихъ эфіоповъ, скоро-ли наконецъ мы къ самой точкѣ-то подойдемъ. Когда-же. конецъ будетъ этому карабканью!