Престолы, Господства - Дороти Ли Сэйерс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Действительно я. А кто ещё это может быть? — засмеялась она.
— Я только хотел проверить, спишь ли ты. Задёрнуть портьеры?
— Не ради меня. Я люблю видеть с кровати луну и звёзды.
— Да будет так, Domina. Луна желанья всходит в небе ясном, луна Эдема — полна и прекрасна… [191]
— Прекрати бормотать, Питер, и полезай под одеяло прежде, чем простудишься.
— Уже здесь. Я ещё тебе не надоел?
— Нисколько. Я, кажется, становлюсь ненасытной.
— Великолепно. Я в жене найти желаю то, что в шлюхах есть всегда… Полагаю, что в своё время шлюхи, должно быть, сильно отличались.
— Абсурд, Питер. Ты говоришь глупости…
— Признаки удовлетворённой страсти, [192] — я знаю это, Domina, я знаю.
16
Не отдавайте свою дочь на сцену, миссис Уортингтон, не отдавайте свою дочь на сцену…
Ноэл Кауард
В этом представленье
Актёрами, сказал я, были духи.
И в воздухе, и в воздухе прозрачном,
Свершив свой труд, растаяли они.
Уильям Шекспир [193]
— Ты знала, Харриет, — спросил Питер за завтраком, — что Глория Таллэнт и Фиби Сагден являются или, что более вероятно, являлись одним и тем же человеком?
— Нет, — сказала Харриет, но это кое-что объясняет. Мне всё казалось, что фотографии Глории Таллэнт выглядят знакомыми, и я не понимала почему. Никогда её не видела. Но, Питер, я видела Фиби Сагден.
— В самом деле? А я там был?
— Нет, ты был за границей. Я видела её в «Ритце». Мне её показала Эилунед. Фиби была на ланче с Лоуренсом Харвеллом.
— Я должен увидеть Чарльза, — сказал Питер, прерывая завтрак, и быстро ушёл.
Харриет встала из-за стола после завтрака, перешла к письменному столу и приступила к работе. Вскоре мисс Брейси предстояло оставить вязание и исполнить стаккато на клавишах пишущей машинки. Сцена, до которой добралась Харриет, представляла собой ноктюрн — резервуар ночью. По различным техническим причинам не удалось убрать сцену у Хайгетских прудов, и история развивалась теперь независимо от лондонских рек. Переполненная любовью молодая пара тихо гребла по серебристой поверхность воды, и — когда Харриет оформила сцену, — стала свидетелем медленного всплытия трупа, неприятная бледность которого способна была напугать до смерти. По некоторым причинам на страницах луна сияла ярко, и Харриет наслаждалась красочным описанием неподвижной воды и отражёнными бликами лунного света. Только она успела взять себя в руки и со всей серьёзностью напомнила себе правило, что интерес читателя к описанию падает очень быстро, как в дверях появился Мередит и спросил, дома ли она для мистера Гастона Шаппареля.
— Он здесь? — спросила она удивлённо. — Очень хорошо, Мередит, проводи его наверх.
Но перед тем как пройти в гостиную, она закончила предложение.
Шаппарель рассматривал портретные миниатюры древних Уимзи, которые висели по бокам от каминной полки. Он взял её руку и склонился над ней.
— Простите за вторжение, леди Питер.
— Неужели вам потребуется ещё один сеанс, мистер Шаппарель?
— Нет, дело не в этом. Я нуждаюсь в вашем заступничестве.
— Перед кем? Я готова помочь вам, если смогу.
— Перед мистером Лоуренсом Харвеллом. Я полагаю, что он — ваш друг и друг лорда Питера?
— Мы знакомы, конечно. Не знаю, однако, имею ли я на него хоть какое-то влияние, мистер Шаппарель. Не желаете присесть?
— Я с ума схожу, леди Питер.
И действительно, француз выглядел глубоко взволнованным. Харриет испытала внезапное желание перенестись в Толбойз, который находится отсюда так далеко, что там иногда можно отдохнуть от проблем других людей.
— Что же сделал мистер Харвелл? — спросила она, пытаясь скрыть вздох.
— Речь скорее о том, чего он не сделал или ce qu’il refuse à faire. [194] Видите ли, леди Питер, у меня должна состояться выставка в Академии Рейнолдса — это честь для живущего живописца. Естественно, я очень рад. Мои клиенты очень рады. Сначала их прекрасные лица будут показаны в прекрасном окружении, где все смогут ими восхищаться, и затем инвестиции, которые они сделали, заплатив мне, станут очень выгодными. Все рады, кроме мистера Харвелла. Когда вчера я обратился к нему, чтобы позаимствовать картину на месяц, он отказался. Он даже не желает обсуждать этот вопрос!
— Очень странно, — сказала Харриет.
— Я сказал ему, что выставка будет un coup de foudre, [195] что весь Лондон будет об этом говорить, но он отказывается ещё более catégoriquement. [196] Я говорю ему, что эта картина мне просто необходима, что она — шедевр моего лондонского периода, что без неё вся выставка — это «Гамлет» без принца. Он отвечает, что я фиглярствую, что я продал картину ему и что теперь она меня вообще не касается. Ко мне отнеслись как к бакалейщику, леди Питер, или как к сапожнику.
— Мне очень жаль, мистер Шаппарель. Я понимаю, что мистер Харвелл имеет полное право, но…
— Искусство не собственность, — сказал Шаппарель с достоинством. — Меня никогда ещё так не оскорбляли. Вы не могли бы объяснить ему?
— Не думаю, что смогу. Я лишь слегка знакома с мистером Харвеллом. А отсутствие портрета Харвелла действительно разрушит выставку? Вы написали очень много интересных портретов.
— В нём была уникальная метафизика, — с достоинством сказал художник. — Ваш портрет — работа гения, мадам, но вы не дали возможности такого нюанса, такой double entendre. [197]
— Надеюсь, вы не считаете, что на этом основании я стану завидовать бедной миссис Харвелл? И, конечно, мы должны сделать скидку на состояние мистера Харвелла. Я попытаюсь найти возможность поговорить с ним. Но не думаю, что у меня есть на него хоть какое-то влияние.
— Спасибо, леди Питер, — сказал художник, собираясь уходить. — Ваш портрет будет готов очень скоро. Вы сможете забрать его до открытия выставки. То есть, если лорд Питер согласится предоставить его в нужное время. Я обнаружил, что с англичанами никогда не знаешь, чего от них ожидать.
— И с англичанками, мистер Шаппарель?
— Увы, мадам, здесь как раз всё известно. Они слишком заморожены. Необходимо зажигать в них огонь снова и снова.
— Чарльз, давай пока отвлечёмся от швейцаров. Кто расследует исчезновение актрисы? — спросил Уимзи, расположившись в кабинете старшего инспектора Паркера.
— Им занимается мой отдел. Детектив Боллин. А что за внезапный интерес?
Уимзи объяснил. Чарльз только присвистнул:
— Мы что-то упустили, — сказал он. — Я попрошу Боллина ввести нас в курс дела. Но ты прав: это не может быть совпадением.
— Самое интересное, что может. Случаются такие вещи как совпадения — это не то же самое, как сказать: «Это не может быть единорогом», не так ли?
— Тебе хорошо теоретизировать. А я твёрдо знаю: если полицейский говорит про что-то, что это лишь совпадение, это означает, что он бросил и пытаться понять, в чём там дело.
— И sub specie aeternitatis, [198] всё имеет смысл?
— Даже ты, Питер, даже ты.
Инспектор Боллин оказался округлым молодым человеком с чернилами на пальцах и внушительной кипой бумаг в руках. Чарльз представил лорда Питера. Когда Боллина спросили о возможной связи дела Фиби Сагден и делом Харвелл, он сразу засмущался. Было очевидно, что, хотя домашний адрес Фиби был в его записях, он не связал два и два и не понял, как близко друг к другу находятся эти два дома в Хэмптоне.
— Я не веду дело Харвелл, сэр, — сказал он с несчастным видом Чарльзу. — Мне не пришло в голову проверить…
— Как мы понимаем, об этом говорит весь Хэмптон, — тихо сказал Чарльз.
— Мисс Сагден исчезла из дома в Лондоне, в котором проживала в течение приблизительно двух лет, сэр. Я не интересовался её детским домом, сэр.
— Вы и не должны были понимать, что этот дом соседствует с фигурирующем в совершенно другом деле, — услужливо вставил Уимзи.
— Вы правы, милорд, — воскликнул Боллин. — Но, рано или поздно, я бы это обнаружил.
— Конечно, обнаружили бы, — кивнул Уимзи.
— Возможно, — сказал Чарльз. — А пока, что же мы имеем в деле мисс Сагден?
Боллин приступил к отчёту.
Глория Таллэнт, она же Фиби Сагден, возраст двадцать лет, была послана за счёт родителей в частную школу драмы и танца, где хорошо проявила себя. Инспектор Боллин разговаривал с руководителем колледжа, и у него сложилось впечатление, что надежды на возможную большую роль были связаны скорее с внешностью молодой женщины, а не с её талантом. Однако, закончив колледж, она поместила своё имя в списки нескольких агентств и вскоре получила несколько очень незначительных ролей. А затем ей выпала экстраординарная удача. Для главной роли в новой пьесе сэра Джуда Ширмана потребовалась леди с рыжими волосами, которая могла бы станцевать несколько па во втором акте.