Тайна Спящей Охотницы - Сергей Анатольевич Смирнов

- Ложки гнули? Как Ури Геллер? – Догадки Кита складывались одна за другой.

- Фокусник, что ли? – нахмурившись, спросил Петр Андреевич. - Имя какое-то цирковое…

- Типа того, - кивнул Кит.

- Только у меня без всяких фокусов получалось, - словно оправдываясь, ответил Петр Андреевич. - Так и знай. Я за деньги не выступал никогда. Совсем таился. Я еще до революции к одному батюшке… попу то есть ходил, он меня отчитывал, думал, что бес во мне есть, он и гнёт гвозди да вилки. А потом сказал, что это просто дар особый с рождения. Не от беса, как пить дать. Для особой надобности. А пока иглы свои точи - и довольно. Тогда простится. Мы такого рода… что ж теперь поделаешь. Поп-то мне так и сказал тогда: полезешь на люди, в цирк, на целковые разменяешь небезопасный дар свой, тогда точно – бес в тебе, и это он тобой водит.

- Ты, бать, в Бога, что ли, веришь? – с удивлением спросил Коля, похоже, впервые узнавая об отце много всего, ночь чудес и откровений у них с батей случилась.

- Так это было еще до того, как партия большевиков порядок в нашенской части света навела и Бога отменила. Я тогда еще не старше тебя был, - почему-то охрип Петр Андреевич еще сильнее, хотя говорил все тише и тише… и вдруг прикрикнул на отпрыска: – На ус наматывай, а рот на замок.

- Не сомневайся, батя, - выгнул грудь колесом Коля Демидов. - Как в могиле, бать!

- «Не сомневайся», - хмыкнул Петр Андреевич. – Я-то не сомневаюсь, пока ты просто по крышам скачешь… А теперь выйди-ка. Постой на шухере. А в могилу рано, запомни. Тебе еще вот отца Никитиного родить надо.

Про то, что рано в могилу, - завет отца Коля Демидов выполнит… хотя и поздно женится – тянуть будет, ища девушку, подходящую на роль бабушки великого сборщика Никиты Демидова…

Конечно, дед Колян был рад постоять для своих в темноте на шухере, но он медлил. Видно было: опасается, что еще что-нибудь интересное пропустит, чудо какое-нибудь.

- Иди-иди, на фокус-покус позовем, - сомнительно пообещал батя Пётр. – Нам не столько глаза, сколько чужие уши ни к чему. Глазам теперь-то мало кто верит.

- Так, может, в ту комнату вам… - догадливо посоветовал Коля.

Отец только сверкнул на сына глазами – и тот сразу выскочил из комнаты в коридор.

Петр Андреевич пододвинулся ближе к потомку и стал мощными своими пальцами, вернее жесткими ногтями выбивать дробь на крышке сундука… а сам заговорил.

- Я ведь только по-настоящему и поверил, что это – ты, когда браслетка села… а не рванула тут так, как фугаска… Хотя оно понятно, что рвануть не могло, раз ты из будущего прибыл, такая ведь у времени хитрая арифметика, да? - горячо зашептал прадед прямо Киту в лицо, давя табачным перегаром.

Кит догадался: покраснел и вспотел прадед, и потряхивало его вовсе не от прошлой выпивки, не было ее, а от волнения и даже пережитого ужаса – а вдруг все-таки аннигилирует, иным словом, рванёт на всю Солнечную систему! Это – во-первых. А во-вторых, барабанил он звонко по сундуку для того, чтобы создавать звуковые помехи. Значит, перестал бояться одного, а начал страшиться другого. Но желание узнать что-то важное было сильнее страха.

- Типа того, - кивнул Кит.

- У тебя-то еще впереди большие дела. Может, и не увидимся больше, - теперь от напряжения и волнения лишь подрагивая веками и покашливая, шептал прадед. – О будущем тебя не спрашиваю. Главное про него – и так понятно, слава Богу. Но о прошлом, может, скажешь пару слов, чтоб мне, инвалиду, не томиться? Может, знаешь что-нибудь… Но коли и тебе сказали, что – военный секрет, то так и скажи. Как-нибудь перетерплю до смерти. Мы-то, как здесь умрем, так и всё узнаем там, а?

- Я и сам мало знаю, - ответил Кит, кусая губы, когда предок напирал на него, допытываясь…

Ему самому страшно хотелось допытаться, кто же всё-таки приходил к предку, из какой реальности.

- Но откуда мы родом, откуда мы такие взялись, тебе уже известно? – прямиком спросил Петр Андреевич.

Такая тяжесть легла на сердце Киту! Не говорить же прямо сейчас, весной сорок второго года, предку – простому москвичу, рабочему человеку с редким даром, - что по отцовской линии… то есть чуть ли отец его родной – не кто иной как, быть может, самый злодейский на свете немец… ну, после Гитлера и прочих страшных гадов в мундирах с черепами и молниями.

- Ну, вроде бы мы от какого-то… типа, великого изобретателя, - неуверенно проговорил Кит. – Только он скрывался от всех. У него самый большой… ну это, талант был, и он боялся, что его заставят создавать оружие. Какое-нибудь самое страшное.

- Так это мне знакомо, - с облегчением заметил дед и даже немного отстранился от Кита, как будто был очень доволен его ответом. – Только скрыться некуда, далеко не убежишь…

Он подумал немного… и стал стучать по сундуку пальцами другой руки, правая устала.

- Чует мое сердце, что я и есть его родной сын, - вдруг с воодушевлением и чуть ли не в полный голос проговорил Петр Андреевич.

Гулко и пугливо бухнуло сердце у Кита, и мурашки пробежали по спине: вот он, что ли, еще один момент истины…

- Я ведь подкидышем рос, - признался Петр Андреевич. – Меня ведь подкинули, вообрази, прямо на паровоз под парами… да, отцу моему новому Андрею Никифорычу. Машинистом он был… С запиской какой-то загадочной… и, подумай, с пачкой ассигнаций, тех еще. Это ж в самом конце еще прошлого века случилось, в последний год… вот считай когда. И от Москвы далече. Под Ревелем. Это уж мне отец на смертном одре признался. А только, что в той записке было, и почему он меня в приют не отдал, так и не открыл… Правда, они до меня с матерью бездетными были. И деньги потом из разных мест долгое время приходили… я уж вырос на них. Видать, от того изобретателя, как разумеешь?

- Наверно, от него, - кивнул Кит и не выдержал. – У нас еще легенда есть…

Кит замолк, заколебался…

- Ну! – строго велел