Сталин и заговор военных 1941 г. - Владимир Мещеряков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Вскоре вибрирующий гул авиационных моторов донесся и до окон штаба. И сразу же — в 3 часа 15 минут — ударили наземные и корабельные зенитки. По всему небу шарили прожекторы. Выйдя на балкон кабинета командующего, я отчетливо увидел крупный самолет, вероятно бомбардировщик, попавший в лучи прожекторов. Он летел на небольшой высоте. Трассы пуль (огонь велся и из крупнокалиберных пулеметов), казалось, пересекают его курс. Вокруг все гремело и грохотало. Затем на фоне общей пальбы выделились два сильных взрыва, раздавшиеся где-то невдалеке…
Налет длился (с перерывами, так как временами самолеты удалялись) около получаса. С различных постов, из многих частей докладывали о замеченных в воздухе парашютах…
Однако парашютисты нигде не обнаруживались. Их не могло быть много — парашюты замечались лишь единичные. Но искали все же, живых людей — диверсантов или разведчиков. О взаимосвязи докладов о парашютах с происшедшими взрывами догадались не сразу.
А вот донесение о сбитом зенитным огнем самолете подтвердилось быстро. Потом выяснилось, что сбит и второй. Ни один наш корабль, ни один военный объект на берегу при внезапном воздушном налете не пострадали. Но в городе разрушения и жертвы были.
Надо полагать, что зенитный огонь артдивизионов «отгонял» неизвестные самолеты от цели, но они продолжали снова прорываться к городу, видимо, не достигнув поставленной перед ними задачи. Какой? Думается, ко всем прочим, чтобы поднять на воздух боезапас Черноморского флота, хранящийся в Севастополе. Если бы попали в «часть боеприпасов, особенно морских мин, хранящихся на открытых площадках», то от детонации (столько тонн взрывчатки!), сдетонировали бы и боеприпасы, находившиеся рядом на закрытых складах. Последствия были бы ужасны. Да, но вряд ли бы командующий Ф.С.Октябрьский пострадал бы, в смысле сохранения должности и звания. Всё было бы списано на внезапную бомбардировку неизвестной вражеской авиацией. Неужели, не оправдается: скажет, что Сталин же не разрешал открывать огня, чтобы не поддаваться на провокацию, и всё. Алиби обеспечено!
Кулаков так вспоминает последствия первой бомбардировки города и военно-морской базы:
«Ночью, при первом вражеском налете, мы с Октябрьским больше всего опасались, как бы бомбы не упали на территорию минных и артиллерийских складов в Сухарной балке..».
Сколько лет прошло после войны, а ведь, запомнить тревожные обстоятельства той, первой бомбардировки врага. Прекрасно знал, чем она могла закончиться.
А в настоящий момент, Николай Михайлович описывает свои личные переживания и опасения, с которыми вполне возможно поделился и с Филиппом Сергеевичем. Не мог же тот ответить ему в другом ключе, понимал, однако, что Кулаков из другого ведомства, призванного именно наблюдать за действиями военных, чтобы они «рулили» в правильном направлении. Так что истинные намерения Октябрьского не в сопереживании с Кулаковым, относительно Сухарной балки, а в нежелании предотвратить бомбовый удар по Севастопольской базе. Оставил же на земле истребительную авиацию, и это для нас — главное.
Выше мы уже рассматривали версию о том, почему Октябрьский не поднял авиацию. (Это не входило в планы тех, кто готовил поражение Красной Армии). В дополнении к первой версии или в совокупности с ней, вырисовывается крайне неприглядная картина. А если бы немцы накрыли склады морских мин и флот лишился бы значительного запаса боеприпасов — было бы это на руку нашим заговорщикам? Вряд ли ответ будет многовариантным. Может и по этой причине тоже, не поднял навстречу «неизвестным самолетам» свою морскую авиацию «герой» Севастопольской обороны. Во всяком случае, в прегрешении сказанного о нем выше и по совокупности с данными действиями, все вместе вызывает странное чувство, которое трудно выразить словами. Но, можно ли все это называть служением Отечеству, вот в чем вопрос? Если кто-то хочет защитить вице-адмирала Октябрьского от необоснованных, с его точки зрения, упреков, в том смысле, что у нас с авиацией было, видимо, «не густо» и нечего было поднимать в воздух, то Кулаков и в этом случае дает исчерпывающие сведения.
«Авиация Черноморского флота представляла собой одну из его главных ударных сил.В ее состав входили бомбардировочная и истребительная авиабригады, отдельный разведывательный авиаполк, десять отдельных эскадрилий. Всего к началу войны насчитывалось 625 самолетов. Значительная часть экипажей была подготовлена к действиям в любое время суток (теперь этим никого не удивишь, но тогда летчикам-ночникам велся особый учет)…».
Значит, командующий, все-таки, не захотел поднимать истребительную авиацию. Вообще-то, это все не удивительно. Ю.Мухин в своей книге «Если бы не генералы» дал нелицеприятную характеристику Ф.С.Октябрьскому, когда тот руководил обороной Севастополя. Это и по его вине, в том числе, был сдан неприступный город-крепость Севастополь летом 1942 года. Что же тогда удивляться поведению Ф.С.Октябрьского при налете вражеской авиации в первые часы войны. Неужели 22-го июня был другим человеком?
«Команды МПВО и моряки разбирали завалы. Вокруг собрались люди.
Над городом и бухтами барражировали теперь наши «ястребки», и, глядя на них, наверное, кто-нибудь думал: разве не могли истребители перехватить врага за пределами города, встретить его где-то над морем? Конечно, могли, если бы мы знали, хоть немного раньше, что произойдет этой ночью…»
Это политработник Кулаков, по своему статусу, должен был общаться с народом, разъясняя, почему не смог защитить его от врага? А кому оно, в действительности, вообще-то, нужно оправдание военных? Что? Не знали, заранее о ночном нападении? Так неужели немцы должны были предупредить руководство Черноморского флота о налете?
Поэтому, самое лучшее, что сделал в тот момент главный флотский политработник, так это
«не дожидаясь вопросов, заверил горожан, что черноморцы постараются не подпускать налетчиков к Севастополю и сумеют отомстить за сегодняшние жертвы…»
Да, моряки-черноморцы покроют себя неувядаемою славою в боях с немецко-фашистскими войсками. А Николай Михайлович с ложной горечью продолжает:
«это еще только самое начало тяжких испытаний, выпавших советским людям…»
В самую точку попал товарищ Кулаков. Хлебнут тяжкие испытания советские люди, те же моряки Черноморского флота, под руководством таких военных «мудрецов», как Ф.С. Октябрьский и иже с ним.
Но и это еще не всё в истории с Ф.С.Октябрьским. Наш нарком иностранных дел 22 июня с высоких трибун на всю страну подвергает обструкции действия румынской стороны, что те, дескать, обстреляли из орудий нашу территорию, а здесь, в Севастополе, словно выключили на время московскую трансляцию.
«Флот перестраивался на военный лад. Еще утром 22 июня вышла в море группа подводных лодок. Готовилась постановка минных заграждений, предназначенных для прикрытия нашего побережья и портов. Морские бомбардировщики, вылетевшие к Констанце, вот-вот должны были нанести по ней первый удар…».
Это на Западном фронте запрещено было стрелять по противнику, чтобы не вызвать осложнения в международной обстановке. Ой, как боялись товарища Сталина. После его смерти писали, что не дай, бог, если бы тот узнал бы про конфликт на границе с Германией, да еще с нашей стороны, то, виновнику, как минимум — расстрел, а максимум — еще бы и имущество конфисковали! Вот какие были страсти-мордасти!
А здесь на юге — царит полная свобода действий. Всякие там, дипломатические тонкости — по боку: небось, не Молотовы в Москве?
«Наши самолеты появились над Констанцой еще до рассвета 23 июня. Шесть бомбардировщиков СБ и ДБ-3ф из состава 63-й бомбардировочной авиабригады флота, ведомые капитаном Н. А. Переверзевым, сбросили бомбы на нефтебаки в районе порта, зафиксировав вспыхнувшие вслед за взрывами пожары. Но это было только начало, своего рода разведка боем. Через несколько часов военные объекты в Констанце бомбили уже десятки самолетов 63-й авиабригады подполковника Г. И. Хотиашвили. Одновременно другая группа наносила удар по Сулине — военному порту в устье Дуная. Были отмечены потопление транспорта, попадания бомб в нефтехранилища и казармы, большие пожары…
Верховное командование предписало Черноморскому флоту нанести удар по Констанце также и кораблями. Целями запланированного набега являлось уничтожение артогнем вражеских нефтехранилищ, разрушение портового оборудования. Попутно надлежало выявить систему обороны этой базы с моря. Группа взаимодействующих с кораблями самолетов, которые наносили отвлекающий бомбовый удар, должна была произвести фотосъемку огневых средств противника и результатов нашего набега.
