Сталин и заговор военных 1941 г. - Владимир Мещеряков

А в Севастополе жизнь продолжается своим чередом, и флот готовится к будущей войне.

«Итоги боевой и политической подготовки в 1940 году подводились на состоявшемся в Москве в начале декабря сборе командующих флотами и флотилиями и членов военных советов при участии руководящих работников наркомата и члена Политбюро, секретаря ЦК ВКП(б) А. А. Жданова. По существу, это было расширенное заседание Главного Военного совета ВМФ. Впервые руководящие работники всех флотов собрались в обстановке уже начавшейся новой мировой войны. Характеру современной войны, анализу операций на море, выводам из них был посвящен специальный доклад, с которым выступил первый заместитель наркома адмирал И. С. Исаков. К выводам относилась необходимость настойчиво совершенствовать оперативно-тактическую подготовку командных кадров. Подчеркивалась важность вдумчивого, не формального изучения вероятного противника. Остро ставился вопрос о том, что нужны бдительность, постоянная боевая готовность…».

Хорошие правильные слова, но как они сочетаются с делами, которые нужно делать, чтобы быть в этой самой боевой готовности. Дислокация немецких войск у границы ни для кого не секрет. Война-то, уже близко. А как к ней готов флот под руководством «верного ленинца, настоящего коммуниста» адмирала Н.Г.Кузнецова?

Командование Севастопольского оборонительно района.

(Справа второй — Ф.С.Октябрьский)

«Еще в конце апреля мы получили приказ наркома о строительстве бомбоубежищ. Военный совет флота немедленно принял решение, которым определялись места и сроки сооружения убежищ, назначались ответственные за это люди. Осматриваясь вокруг, приходилось по-иному взглянуть на многое, к чему привыкли за долгие годы мирной жизни. На флотских арсенальных складах, например, как и положено, имелось значительное количество снарядов, мин, причем за последние месяцы их у нас существенно прибавилось. Но часть боезапаса, особенно морских мин, хранилась на открытых площадках (с которых удобно было подавать снаряженные мины на подходившие к специальному причалу корабли). Так было заведено еще в те времена, когда опасности воздушных налетов просто не существовало. А теперь собственные наши мины таили в себе угрозу и для кораблей, стоявших в бухте, и для города.(!)Военный совет принял решение о строительстве новых складов, были выбраны надежные места для них, и дело двинулось (но заканчивать его пришлось уже впервые дни войны).

Ладно, товарищ Кулаков политработник, хотя тоже имел голову на плечах, но те, кому по должности полагалось нести ответственность за эту самую боевую готовность — они что, не знали, как хранить боеприпасы? Ждали, значит, когда приедет в мае адмирал И.С.Исаков из Главного морского штаба с цель проверки фактической боевой готовности кораблей, частей и соединений? Разумеется, проверка выявила немало недостатков, особенно в различных звеньях флотского тыла. По-русски говоря, комиссия, судя по всему, «ткнула носом» местное руководство флота, именно в хранение боезапасов, особенно морских мин. А может, и не ткнула? Время-то было уже майское, надобно было бы поторопиться, но это важное дело так и не было доведено до конца.

И зачем, действительно, придумали все эти склады-укрытия для боеприпасов? Как было легко и просто, когда все это лежало под открытым небом! А главное — как удобно! Не такие ли мысли, крутились в адмиральских головах, по поводу этих злополучных морских мин? А нельзя ли «потянуть резину», чтобы оставить все как есть? Тем более незаметно подошел срок о проведении морских учений в июне месяце — надо же повышать боевую готовность на флоте.

«Помню, накануне учения Филипп Сергеевич Октябрьский — он был уже в звании вице-адмирала, … говорил:

— Ну, Николай Михайлович, кажется, все предусмотрено. Надеюсь, не оплошаем!..

Адмирал И. С. Исаков, вновь прибывший на наш флот, осведомил Военный совет об осложнении отношений с Германией. С этим вполне согласовывались известные нам факты нарушения границы немецкими военными самолетами и другие наглые разведывательные действия зарубежных соседей… 18 июня учение закончилось, и корабли стали возвращаться в Севастополь. Однако на флоте была сохранена оперативная готовность номер два. Разбор маневров планировался на 23 июня. Адмирал Исаковобъявил, что задерживаться не может, и, поручив проведение разбора Военному совету флота, отбыл в Москву. Напряженность обстановки между тем нарастала. Это чувствовалось по ряду признаков, но у нас недоставало данных, чтобы во всем разобраться.

21 июня начальник разведотдела полковник Д. Б. Намгаладзе принес мне запись открытой передачи английского радио, где говорилось, что нападение Германии на Советский Союз ожидается в ночь на 22 июня. Я немедленно позвонил по ВЧ И. В. Рогову (начальник Политуправления ВМФ и одновременно зам. наркома ВМФ — В.М.), спросил, как это понимать. Он одобрил наши действия по поддержанию боеготовности и сказал, что о сообщении английского радио в Москве известно, необходимые меры принимаются…».

Так незаметно, мы и приблизились к началу военных действий именуемых войной. Очень интересно сообщение полковника Д.Б.Намгаладзе. (Рамки данной работы не позволяют рассказать подробнее об этом человеке, руководителе разведки в Черноморском регионе). Так в связи с чем, английское радио сообщило такую важную новость всему миру? И не было ли открытой передачи на эту тему немецкого радио? Или в разведотделе «не нашлось» человека знающего немецкий язык? Жаль, что сообщение по радио из Германии «не дошло» до моряков Черноморского флота, а то, заодно бы, вместе с первым сообщением, переслали бы Рогову в Москву и другое. Те, видать, в столице слушали только англичан.

Небольшое пояснение для читателя. Скорее всего, это было выступление Адольфа Гитлера по радио 21 июня, где он ясно дал понять всему миру, что Германия находится в состоянии войны с Советским Союзом. Говорить об этом в советские времена было невозможно, так как тогда бы сыпалась версия о внезапном нападении Германии. Как видите, сослались на англичан, во главе с Черчиллем. Из предыдущих глав работы известно, что, якобы, британский премьер-министр предупреждал Сталина о начале войны. А наш вождь, был такой «подозрительный», что не хотел никому верить. И была, вроде, телеграмма посла Майского от 21 июня из Лондона, с предупреждением. А кого предупреждать-то? Молотова, что ли? Да ему, лично, Шуленбург ноту вручил. Но это события в Москве, а в Севастополе, что делают наши военные под контролем Ставки? Как видите, Кулаков не упомянул, что Исаков — начальник Главного морского штаба. А это один из ключевых моментов тех дней, с которым читатель столкнется позже. Продолжаем, далее, по тексту главы.

А война-то, уже на носу! И как там поживают наши боеприпасы, расположенные «на открытых площадках»? Ф.С. Октябрьский уверяет, что «кажется все предусмотрено». Но это с какой стороны посмотреть? А как обстоит дело с боевой готовностью кораблей? Ответ — «надеюсь, не оплошаем!». Опять, смотря перед кем?

Каждый из адмиралов, после войны, тянул одеяло на себя, стараясь показаться читателю, самым активным защитником Отечества.

Этот же эпизод о радиоперехвате, но из очерка об Октябрьском в изложении капитана 1-го ранга И.Панова.

«…Темная южная ночь окутала город и море. Зашторив окно и включив настольную лампу, Октябрьский взял папку срочных документов, положив ее на любимую свою конторку. Оставаясь один, он привык работать стоя. В папке сверху лежала разведсводка. И невольно вспомнился недавний разговор с начальником разведотдела полковником Дмитрием Багратионовичем Намгаладзе…

— Докладываю факты, товарищ командующий. Германские транспорты потянулись со всего моря в Румынию. Показания перебежчика. Запись английского радио: «В ночь на 22 июня Германия готовится напасть на СССР». Открытый текст. Ситуация…».

Эту разведсводку наши адмиралы вырывают друг у друга из рук: мне — первому доложили!

Далее, Кулаков пишет, что штабные были почти, в полном составе. Главное, чтобы начальство не опаздывало и было на месте, а некоторые младшие офицеры могут и задержаться по личной нужде. Подумаешь, на базе повышенная боевая готовность. Их и боевой тревогой на место не загонишь.

«В штабе флота уже почти все были в сборе. Здесь царила деловая сосредоточенность, все выглядело так, будто продолжалось флотское учение. Вице-адмирал Ф. С. Октябрьский находился в своем кабинете на втором этаже. Он протянул мне бланк с телеграммой наркома. Это был краткий, состоявший из нескольких слов, приказ всем флотам, кроме Тихоокеанского, о немедленном переходе на оперативную готовность номер один. Телеграмма, принятая в начале второго часа ночи, шла из Москвы считанные минуты, но за это время нарком Н. Г. Кузнецов лично передал этот же приказ по телефону (к аппарату подошел контр-адмирал И. Д. Елисеев, остававшийся в штабе с вечера).