Королева Марго - Андре Кастело

• Утверждение Нантского эдикта парламентом. Париж, 25 февраля 1599 года.

• Замок Юсон, узницей которого была королева Маргарита.

• Маргарита Валуа после развода с Генрихом IV. XVI в. Музей Реймса.

• Из окон этой гостиницы Санс в Париже Маргарита наблюдала, как голова ее бывшего возлюбленного Вермона, убийцы Сен-Жюльена, скатилась к ногам палача.

• Генрих IV. XVI в. Версаль.

• Габриэль д'Эстре и Генриетта д'Антраг, фаворитки Генриха IV. Париж. Лувр.

• Венчание Марии Медичи и Генриха IV. Рубенс. Из цикла «Жизнь Марии Медичи». 1627. Лувр.

• Рождение будущего Людовика XIII. Рубенс. Из цикла «Жизнь Марии Медичи». 1627. Лувр.

Глава XIII

БУНТАРКА

Мой бич в этом мире.

Просто позор, что эта негодяйка сделала с нами.

Встреча двух неугомонных супругов произошла только 13 апреля 1584 года. Маргарита первой прибыла в городок Порт-Сент-Мари, между Ажаном и Тонненом, и ждала своего мужа в каком-то доме, в комнате на втором этаже. К черту галантность! Запоздавший Генрих не спеша поднялся наверх, чтобы обнять жену. Поговорив примерно час, король и королева пересекли Гаронну и от Лавардака направились по дороге на Нерак. Маргарита растянулась в своем паланкине, Генрих сопровождал ее верхом. Один из очевидцев, Мишель де Ла Югери, рассказывает: «Король и королева прибыли в Нерак и до самого вечера прогуливались одни в галерее замка. Она беспрерывно плакала. Вечером они сели за стол — уже довольно поздно, при свечах. Никогда еще я не видел женское лицо, настолько умытое слезами, с покрасневшими веками, и испытал сильное чувство жалости к королеве. Она сидела рядом со своим мужем королем в окружении множества дворян, которые вели какие-то незначительные разговоры, при этом никто из них даже не обращался к ней, и я понял, что прав был месье дю Пен, сказавший, что король принял ее против своей воли. Вдруг они встали из-за стола, и я вышел из комнаты так, чтобы король меня не заметил, с чувством, что долго это примирение не продлится…».

Затем король и королева медленно прогуливались по берегу реки, а двор настороженно за ними наблюдал. Его упреки вновь довели Марго до слез. Она вернулась в замок с красным лицом и все с такими же воспаленными глазами. Однако в конце концов прощение было получено, и Маргарита написала брату, как довольна она, что вновь обрела своего мужа. Согласно Пьеру де л'Этуалю, супружеские отношения возобновились, они были весьма редкими, но вскоре Маргарита отправилась на лечебные воды в Анкосс, способствующие зачатию… Похоже, однако, что Генрих Наваррский не очень-то стремился достигнуть результата, ибо Коризанда предупредила своего «Петио» — так она называла короля, — что если уж ему и приходится выполнять супружеские обязанности, это не обязывает его узаконить ребенка Марго, мало ли какие связи могут опять обнаружиться у нее на стороне…

И хотя Маргарита уверяла мать, что король, «муж и друг», высоко ее чтит, провести Екатерину было не так просто. Королева-мать понимала, что, в сущности, лучшее время в жизни дочери уже позади. Шамваллон далеко, с королем Франции полный разлад, муж едва ее выносит и все чаще отказывается «посетить» по вечерам.

Не прошло и двух месяцев со времени ее прибытия в Нерак, как Марго получила печальное известие: 11 июня 1584 года в Шато-Тьери умер герцог Анжуйский от «сильного кровотечения, сопровождавшегося нараставшей лихорадкой, которая превратила его почти в скелет». Марго — может, единственная на свете — испытала глубокую печаль. Она задрапировала комнату черным, вслед за ней в траур оделся и ее двор.

В Париже королева Екатерина вздохнула:

— Подумайте, какое это горе для матери — пережить своих детей…

Теперь со всей серьезностью встал вопрос о престолонаследии французской короны. Женатый девять лет на тщедушной Луизе де Водемон, которая ежегодно совершала паломничества и проходила водные процедуры в Бурбон-Ланси, Генрих III детей не имел — и уже наверняка иметь не будет. Анжу умер, значит, вне всякого сомнения, будущим сувереном станет Генрих Наваррский, — разумеется, если переживет своего шурина. Но сможет ли он, протестант, править католической Францией? Генрих III в этом проблемы не видел. Примерно за месяц до смерти своего брата король, прислонившись к камину, чтобы погреть спину, объявил своим приближенным:

— Отныне я признаю короля Наваррского моим единственным наследником. Это принц высокого происхождения. Сердцем я всегда его любил, и он меня любит, я знаю. Немного вспыльчив и остер, но натура хорошая. Уверяю вас, мои планы его порадуют и мы с ним вполне поладим.

Через свою бабку по материнской линии, Маргариту Ангулемскую, сестру Франциска I, король Наварры принадлежал к династии Валуа. Но родство по женской линии не имело силы преемственности. Еще меньше он мог претендовать на трон Франции как муж сестры трех ее последних королей. Чтобы отстранить женщин как от наследования короны, так и от права ее передачи, лигисты XIV века приспособили, по сути исказив, одну из статей древнего салического закона, точнее даже, свод обычаев, восходивших к салическим франкам, которые касались лишь прав передачи собственности.[49] Единственная ниточка прямого, от отца к сыну, родства, дававшая будущему Генриху IV право престолонаследия, тянулась от графа де Клермона, шестого сына Людовика Святого, который умер в 1217 году, два с половиной века тому назад… Вот какой далекий корень!

Генрих III отправил в Нерак одного из своих фаворитов, герцога д'Эпернона, с целью убедить короля Наваррского, что, если он хочет однажды стать королем Франции, ему необходимо порвать с протестантской религией. На Королевском совете Наварры помощник д'Эпернона, Рокелор, говоря от имени католиков, перевел этот вопрос в плоскость здравого смысла:

— Не лучше ли выслушивать пятьсот месс каждый день, чем разжечь одну гражданскую войну? Если король сердцем не католик, то что мешает ему быть им на словах и перед людьми?

Но в глазах правоверного протестанта Мерме это означало бы ломать комедию:

— Пусть сначала накажут тех, кто устроил резню в Варфоломеевскую ночь!

— Я предпочел бы, — логично заметил на это начальник канцелярии дю Феррье, — чтобы король Наварры остался тем, кто он есть. Если он станет католиком, одни его покинут, другие, не поверив в его искренность, будут дурно ему служить.