Заговор по-венециански - Джон Трейс

В зале совещаний пахнет свежим кофе; в воздухе висит гул голосов. Валентина и Том входят вместе, но садятся порознь — бессознательно, интуитивно они восстанавливают целостность личного пространства. Это замечает один только Вито Карвальо. Он смотрит на Валентину: девушка напряжена, почти на грани, однако держится и рвется в бой. Вскоре по обе стороны от нее садятся карабинеры: напарник, Рокко Бальдони, и новенькая, Франческа Тотти, обещанный лейтенант из отдела майора Кастелли.

Свет приглушен, и Вито просит эксперта из особого научного отдела Изабеллу Ломбарделли открыть совещание. Как только проектор высвечивает на экране первый слайд с изображением интерьера церкви Спасения, Изабелла шокирует всех последними известиями:

— Кровь, которой нарисован неизвестный символ, принадлежит Монике Видич.

Эксперт делает паузу, выжидает, пока важность сообщения дойдет до всех.

Первым кусочки складывает воедино майор Карвальо. Убийца куда хладнокровнее, организованнее и опаснее, чем предполагали вначале. Свои убийства он планировал задолго до их совершения; собрал кровь жертв и хранил, намереваясь использовать позже. Получается, его план до сих пор действует.

Появляется второй слайд: два параллельных штрихкода.

— Мы сверили образцы ДНК, — поясняет Изабелла. — Кровь жертвы, взятую нами на анализ из тела, и ту, что мы взяли на пробу в церкви. Как видите, полное совпадение.

Следующий слайд.

— Неприятные новости. Бензопила, найденная в лодочном сарае, не идентична той, при помощи которой разделали первые две жертвы.

Взгляд Вито теряет оптимистичный блеск.

— Может, цепь заменили? — спрашивает он.

Изабелла переключается на схему бензопилы.

— Размер не тот, всего лишь тридцать сантиметров. — Она увеличивает изображение. — К тому же пила недостаточно мощная. «Эфко», хорошей итальянской сборки, но объем всего лишь тридцать кубических сантиметров. Мне жаль.

Вито качает головой. Вот так и идет дело — шаг вперед, два назад.

— Что с другими образцами крови?

Изабелла переключает слайд.

— В лодочном сарае и правда нашлись еще образцы крови. — Она смотрит на Вито. — Было бы странно их там не найти. Лодочный сарай — это все же мастерская, а мастерская — это острые инструменты, содранная кожа и, следовательно, кровь. Правда, совпадений с ДНК Моники Видич не обнаружено. Нет совпадений и с ДНК первых двух жертв.

Вито переворачивает страницу у себя в блокноте и обращается ко всем:

— Сегодня утром позвонили из агентства по поиску без вести пропавших. Нашли у себя в базе данных человека по нашей ориентировке. Старшая жертва — Натаниэль Лаккар, семидесятидвухлетний вдовец из Франции. Впервые за десять лет выбрался за границу. Кажется, с полвека назад женился в Венеции и вот приехал посмотреть на город в последний раз перед тем, как погибнуть.

Перекрестившись, Валентина спрашивает:

— Имя второй жертвы установить не удалось?

— Пока нет. Но думаю, и она окажется случайной.

— Случайной?!

— Я так сказал? — поправляется Вито. — В смысле, убийца жертву не знал.

— Я так и подумала, — облегченно говорит Валентина. — Странно слышать от вас о случайных жертвах. Вы ведь сами говорите, что случайных жертв нет. Всегда есть причина, по которой убийца их выбирает.

— И? — спрашивает Вито, не совсем уверенный, к чему ведет Валентина.

— Церковь. Возможно, храм Божий — то, что объединяет все жертвы. Натаниэль приехал в Венецию посмотреть на церковь, в которой венчался. Моника Видич с отцом перед ужином и ссорой ходили в церковь. Что, если убийца выбирает себе жертвы в одной или двух конкретных церквях?

Рокко подхватывает мысль:

— Серийный убийца в церкви легко получает достаточно времени, чтобы выбрать себе жертву. В эту концепцию прекрасно вписывается осквернение базилики.

Вито, внимательно слушая, кивает.

— Рокко, проверь все церкви, связанные с жертвами, а заодно со всеми именами в системе — включая имена людей с острова Марио.

На какое-то время все совершенно забывают об Изабелле. Эксперт, похоже, не против — стоит, скрестив на груди руки, и счастливо следит за алхимическим процессом следствия: у нее на глазах ничто превращается в нечто. Но тут Вито вновь смотрит на Изабеллу, кивает, и она берет слово:

— Отлично. Еще плохие новости: мы сравнили образцы краски с тела Моники с теми, что взяли с гондолы Марио. Не совпадают. Краска, правда, далеко не обычная, не дешевая. Мы сейчас пытаемся выяснить, кто производитель, номер партии, происхождение и прочая, прочая. Как только преуспеем, детали я вам сообщу.

Голос подает Франческа Тотти, эта серая мышка, совершенно незаметная и не такая красивая, как Валентина. Однако в голосе ее звучит крутой профессионализм:

— Не нашлось ли интересных отпечатков пальцев на пиле и гондоле? Может, установили закономерность использования техники по отпечаткам на мониторах и вокруг них?

Валентина поражена.

Вито смотрит на нее.

Прокололись.

Покачав головой, Валентина отвечает:

— Мы сняли отпечатки. Уверена, так и есть.

Однако по лицам собравшихся понятно: никто отпечатков не снял.

— Закономерность использования помогла бы установить, кто управляет и чаще всего входит в систему безопасности, — чеканит слова Франческа и добивает: — А заодно — выявить связь обитателей острова с использованием гондолы и прочих лодок.

— Сама знаю! — огрызается Валентина.

Вито смотрит на нее и сознает: не того человека поставил он вести это дело.

Capitolo XLIX

Остров Сан-Джорджио, Венеция

1778 год

Келья Томмазо настолько мала, что, ложась на кровать, он упирается головой в одну стену и ногами — в противоположную. Человек, боящийся небольших замкнутых помещений, умер бы здесь от страха, но Томмазо размер комнаты сейчас не волнует. Кажется, будто он в самом уютном месте на всем земном шаре.

Поразительные вести принес еврей Эрманно. Они потрясли Томмазо до самого основания. Теперь келья — самое безопасное место, где можно свернуться калачиком и подумать.

И Томмазо думает.

Ему все еще не по себе. Как эти жиды добивались сделки! Торгаши, одно слово. Как отчаянно пытались они принудить Томмазо к продаже. За гроши, несомненно, тогда как сами, заполучив его семейную реликвию, бросили бы клич по всей Европе, желая найти щедрого покупателя. Томмазо и гневается, и в то же время отчаивается. Ведь надеялся отыскать ответы, а получил еще больше вопросов. Причем далеко не приятных.

Неужели мать — член тайного культа?

Не дай бог! Томмазо вызывает в памяти строки из письма: «…ты должен беречь ее не только жизнью, но и душой. Важность содержимого шкатулки чересчур велика и в письме ее не выразить». Похоже, мать знала о дьявольском предназначении таблички. Из благих ли побуждений отдала ее сыну? «Храни ее неусыпно…» — просила она.

Правда ли сказана в жидовских книгах? Дарует ли его, Томмазо, табличка неземную силу, если объединить ее с двумя другими частями?

Его табличка… Томмазо не заметил, как стал думать о ней как о своей собственности. Хотя так и есть, табличка — его. Она принадлежала его роду несколько поколений. Теперь ее нет. Томмазо упустил семейное сокровище, чем подвел мать. Не выполнил единственной ее просьбы.

Томмазо чувствует вину и вместе с тем — нарастающий гнев. Аббат. Посмел отнять подарок матери!

Томмазо спешит себя утешить: если табличка и правда наделена сатанинской силой, то пусть она хранится у святого отца, в пределах католической церкви. Так безопаснее. Хотя… Тюрьмы и пыточные камеры государственных дознавателей полны коварных священников.

Томмазо вытаскивает из-под кровати ларец, желая перечитать письмо. Вдруг найдет детали, каких не заметил раньше, и они помогут разобраться?

Но под кроватью ничего, кроме пыли. Томмазо встает на колени и снова запускает руки под кровать. Пусто.

Келья крохотная, так что никуда шкатулка потеряться не могла. Нет сомнений, ее выкрали. По приказу аббата, в этом Томмазо тоже уверен. Но зачем?

Томмазо закипает от гнева. Завтра, завтра же он потребует у аббата вернуть табличку. И плевать на последствия. Плевать!

Голова идет кругом, начинает болеть. Задув единственную свечку, Томмазо ложится в постель, желая одного — поскорее заснуть.

И хотя в душе настоящая буря чувств, усталость берет свое. Вскоре юный монах погружается в сон, темный и наполненный ритмом, как вода, по которой Томмазо так любит грести.

Слышится некий звук. Это голоса. Стучат… Двери келий распахиваются. По коридорам бегут люди. В обители паника.

Поднявшись с кровати, Томмазо идет к двери, выглядывает наружу.