Право вето - Александр Мееров

— Восемь.

— Ну вот, и этого показалось мало. Ассортимент они расширили и привлекают теперь к себе десятки, сотни видов. Для питания им столько не нужно. Это установлено. А они привлекают. Что еще могут содержать в себе насекомые?.. Информацию! Вот она-то и нужна протоксенусам, пока сидящим на одном месте, у нас в башне. Да, вероятно, информацию… А что, если накопление и хранение информации — это основное назначение насекомых? Запрограммированное, целевое. Насекомые распространились беспредельно, заселили все континенты и климатические пояса, проникли во все слои биосферы Земли. Миллионы видов! Миллионы. Главную массу живого вещества суши составляют насекомые. Приспособляемость их к окружающей среде невероятна, стойкость видов, не изменяющихся тысячелетиями, поразительна. В чем же состоит сверхзадача этих существ, отличных от всего иного, живущего на Земле?

Крэл опять замолк. Он подошел к главному, к тому, ради чего и делал такое пространное вступление, но об этом главном, составляющем самую суть идеи, сказать было очень трудно.

— Вы хотите, Крэл, чтобы мы ответили, какова у них, как вы выразились, сверхзадача? — не без иронии спросил Лейж.

— Я не имел этого в виду. Вопрос чисто риторический. А поделиться я хотел покои сумасшедшей идеей.

Хук заерзал и кресло, посмотрел на часы, начал было вновь барабанить пальцами, но сразу перестал и попросил Крэла, не теряя времени, продолжать.

— Появление па Земле протоксенусов, создании еще более загадочных, чем насекомые, натолкнуло меня на мысль о существовании биосферы Вселенной — великом союзе миров, связь между которыми осуществляется не генерацией электромагнитных волн, а проникновением жизни, то есть самым сильным, самым действенным из всех процессов во Вселенной, потому что только живое способно бороться с энтропией. Вероятно, бесконечно давно существует Биосфера, объединенная системой связи… Наиболее приспособленными, надежными хранителями генной памяти и информации оказались организмы, подобные насекомым. Их инстинкты, их умение бездумно-механически создавать сообщества, в которых узко ограничены функции индивидов, их запрограммированность — всё это наводит на мысль, что насекомые роботоподобны, как ничто к мире живого. Возможно, они, как малюсенькие разведчики, каждый из своего угла, каждый из своего времени, черпают сведения обо всем окружающем. B хранят их. Сведения о нас, о Земле, о пережитом нами и Землей. О происшедшем вчера и сотни лет назад. О процессах тысячелетней давности и о происходившем в мезозойскую эру… Теперь, с появлением протоксенусов, начался процесс конгломерации, сбора всего накопленного, может быть, переработка, классификация.

Закончив, Крэл обвел взглядом всех участников совещания и понял, что высказанные им соображения ни у кого энтузиазма не вызвали. Лица были разными — чуть смущенными, замкнутыми, вежливо внимательными, но ни на одном нельзя было прочесть одобрения или хотя бы понимания. Крэл и не ожидал иной реакции, однако чувство досады сразу же испортило настроение.

Долгую неловкую паузу нарушил Хук:

— Вы сами, Крэл, окрестили свою гипотезу сумасшедшей, и я… Ничего я не понимаю. Боюсь, такие гипотезы уведут нас черт знает куда.

— Не спешите, Хук, — вступился за Крэла Ваматр. — Не спешите. Да, дерзко, совершенно ново, но ведь мы столкнулись с явлением, никогда не наблюдавшимся, необычайным, следовательно, я мыслить теперь должны как-то совсем иначе. Молодые, идущие нам на смену, и делают это. Догадки Крэла позволят нам глубже понять это явление, а затем, вероятно, и овладеть нм. Чем смелее гипотеза, тем лучше… Да, заманчивая мысль… Опровергнуть вашу гипотезу, Крэл, мы не можем, как и вы не можете доказать, что протоксенусы и в самом деле начали сбор информации. Понимаете, я могу согласиться со многим, вернее, допустить многое, коль скоро мы действительно соприкоснулись с процессами странными, даже непостижимыми. Трудно, однако, представить себе, как накопленная информация, записанная отдельными видами по строчке, пусть по страничке, сольется во что-то целостное — в летопись нашего мира. Трудно. Но я допускаю и такое. Мы ничего толком не знаем о протоксенусах, а потому вправе предположить у них свойства поистине чудесные. Листы огромной книги, множества книг сваливаются в одну кучу, и надо рассортировать их, разобраться что куда, распределить, так сказать, в пространстве и времени. Невероятная задача! Но, повторяю, я могу допустить и это. Немыслимое для нас может оказаться совершенно обыденным для существ необыденных. Всё это так, хуже другое. Что такое протоксенусы? Почему они получились? Я убежден, пока мы не поймем этого, мы не сможем ни одну сумасшедшую гипотезу сделать рабочей гипотезой.

Ваматр умолк, и первой заговорила Инса:

— Я не понимаю, как же это? Позвольте, позвольте, протоксенусы созданы, живут уже годы и вдруг…

— Да, да, Инса! Ничего еще не решено, несмотря на годы. Откуда они?

— Ну, отец и вы… Вы создали подходящие условия, подобрали благоприятное излучение и…

— И из бактерии вырастили слона? Да ты что, и в самом деле думаешь, будто из какого-то примитивного организма можно создать организм сложный, не исключено — даже разумный, подобный протоксенусам? Подумай, ведь ты биолог.

Инса совершенно растерялась:

— По они есть, они существуют, протоксенусы!

— Вот это самое загадочное, почему они есть.

— Да, — вдруг вспомнила Инса, — а фермент!

— Фермент тоже ничего не решал. Ни тогда, у Нолана, ни теперь, у Крэла. И облучение и фермент способствовали, конечно, их развитию, но пойми, ведь человек, люди, — ты, я, все мы, кто угодно — не могли мы дать программу, но которой должно строиться такое сложнейшее существо, как протоксенусы. Нет у нас, у людей, такой программы и быть не может. Откуда она у протоксенусов?

Ваматр впервые высказался столь откровенно. Обыкновенно скрытный, он и сотрудников приучил к тому, чтобы они не задавали лишних вопросов. Ваматр работал в своей личной лаборатории, не допуская туда никого. Считалось, что там, в его святая святых, уже многое решено и только до поры до времени не становится достоянием всех сотрудников, и вдруг Ваматр признался в своей несостоятельности.

Обсуждения теоретических проблем не получилось, и Хук стал настойчиво требовать практических решений. Лейж, обладая способностью разряжать обстановку, помог и на этот раз, предложив изменить режим генераторов.

Способ унять протоксенусов оказался действенным. Как только благотворное излучение стали отпускать протоксенусам в минимальном количестве, они умерили свою активность, а вскоре и вообще впали в состояние своеобразного анабиоза.