Николай II - Элизабет Хереш

Представленная в его распоряжение сумма в один миллион рублей передана по назначению, уже поступила в Петербург и доставлена по назначению. Поэтому Гельфанд настаивал, чтобы действия были начаты 22 января, но его доверенные лица со всей решительностью рекомендовали не спешить, сочли немедленные действия преждевременными и представили такую картину нынешнего положения.

В организации принято решение приступить к революционной акции…».

К концу катастрофического 1916 года Николай, очевидно, сломлен. Различные свидетели, видевшие его в начале 1917 года, отмечают у него явное нервное расстройство. Бывший министр финансов Коковцов вспоминает о встрече с царем в январе 1917 года в Царском Селе:

«19 января (1 февраля) 1917 года я поехал в Царское Село. В Александровском дворце за прошедший год ничего не изменилось. Стража и лакеи все те же. И тем не менее этот визит мне никогда не забыть. Более всего меня поразил вид государя. За год, что мы не виделись, он изменился до неузнаваемости. Лицо его опало, глаза потускнели, темные зрачки сделались серыми, бесцветными и безжизненными, они бегают туда-сюда, тогда как прежде он всегда смотрел прямо на собеседника. Почему-то он встречает меня у двери и остается стоять там в продолжение разговора, чего раньше не делал; дверь кабинета, вопреки обычаю, полуоткрыта, и я не мог справиться с подозрением, что за ней кто-то стоит. Я тут же осведомился о его здоровье. Государь, однако, отклонил мой обеспокоенный вопрос относительно его болезни или переутомления. С вымученной улыбкой он пояснил, что в последнее время мало гуляет на свежем воздухе, как привык. К моему большому беспокойству, мое предложение представить ему на рассмотрение дело, которое мы за два дня до того обсуждали с министром иностранных дел, повергло его в затруднение. Он, всегда отличавшийся исключительной памятью, некоторое время никак не мог понять, в чем дело. Опять-таки с вымученной улыбкой он переспросил меня, о чем идет речь, а после моих объяснений ответил: «Да, я говорил об этом с Покровским (министром иностранных дел), но еще не готов к этому вопросу. Я вам напишу». С этими словами он распахнул дверь, одарив меня той же болезненной улыбкой. Я ушел с убеждением, что царь тяжело болен и что болезнь, возможно, затронула не только нервы, но и психическую сферу».

В последние недели после возвращения из Ставки царь заперся в своем кабинете. Он сильно нервничал и искал покоя в четырех стенах. Николай в это время пытался найти политическое решение для общего курса, а министры идут с вопросами о военном положении, снабжении боеприпасами, с делами, касающимися миллионов его солдат и подданных. Николай превратил бильярдную в оперативный кабинет и часами простаивал перед огромными картами, разложенными на бильярдном столе. Уходя из этого помещения, куда допускался только слуга-абиссинец (традиция, идущая от Петра I), он запирал дверь и прятал ключ в карман. Вечером он садился с женой и читал вслух. Ни о чем серьезном он не разговаривал».

Донесение агента Штейнвакса

Берлин, 8 мая 1916 г.

Полученный мною в конце сентября 1915 г. на русскую пропаганду кредит от министерства иностранных дел на сумму 130 000 марок по состоянию на 28 апреля 1916 г. не только полностью израсходован, но и образовался дефицит в размере 1011,93 марки, который мне сегодня будет возмещен из представительских сумм кассой министерства иностранных дел.

Ваше Превосходительство затем выделило в декабре 1915 г. еще 60 000 марок, которые следовало перечислить тремя месячными выплатами по 20 000 марок г-ну Кескюла на ведение пропаганды в России. Мне пришлось покрыть 50 000 марок экономией по кредиту на 130 000 марок. Остаток в 10 000 марок мне пришлось оплачивать в основном из собственных средств. За счет кредита впредь будут оплачиваться многие более или менее успешные мероприятия, о которых я буду время от времени отчитываться устно.

Наконец, по согласованию с Его Превосходительством начальником политического отдела генерального штаба подготовлено 2 000 рублей и 1 500 швейцарских франков на предприятие князя Мачабели. В настоящее время и в ближайшие месяцы предстоят значительные затраты на следующие мероприятия:

Первое: Кескюла, который в последние месяцы завязал многочисленные связи с Россией, неоднократно направлял скандинавских социалистов в Россию, где они беседовали с лицами, разъяснявшими им ситуацию, а затем представляли отчеты различным социалистическим кругам Севера. Далее он наладил ценные контакты с Лениным в Швейцарии и получал через него от его доверенных лиц в России сведения о положении там, однако в будущем па сто работу необходимо предусмотреть соответствующие средства. При особо неблагоприятных курсах валют месячные затраты на его поддержку могут достичь 20 000 марок.

Второе: Личев провел все подготовительные работы (бюро в Стокгольме, а также в Хапаранде) и подобрал проживающих в разных городах Скандинавии русских революционеров с целью использования их специфических возможностей. Он отпечатал в Стокгольме большое количество очень эффективных листовок и надежными путями переправил в Россию. Убедительно прошу выделить ему по 6 000 марок на каждый из следующих 3 месяцев.

Третье: Клейн успешно переправил в Россию многие важные сообщения и листовки и организовал на вокзале в Стокгольме наблюдение за русскими, возвращающимися из Америки и Канады, пытаясь вовлечь их в агитационную работу в рядах русской армии, при этом на случай, если они провалятся, убеждал их рассказами и фотографиями в том, что с русскими пленными в Германии обращаются хорошо. С этой целью, а также для распространения в русских окопах изготовлена примитивная книжка с многочисленными рисунками, изображающими жизнь военнопленных в немецких лагерях, и короткими рассказами об условиях их содержания там. Клейн получает пособие 300 марок в месяц. На расширение его работы требуется дополнительно 700 марок в месяц. На печатание указанной книги массовым тиражом убедительно прошу выделить 3–4 тысячи марок.

Четвертое: Затраты на собственно типографию в Стокгольме, которая в этом месяце начинает действовать, я оцениваю в 800000 1 марок в месяц. Эта типография будет печатать также все, что будет необходимо Клейну, Личеву и Кескюле.

Пятое: Перевод и печатание на многих языках книги о положении в России, составленной из выступлений депутатов Думы, воспроизведенных дословно, должно стоить 10 000 марок.

Прошу Ваше Превосходительство утвердить и выделить следующие суммы: