Нарушая заповеди (СИ) - Перова Алиса

Небольшое бунгало, скрытое за деревьями, выглядит одиноким и очень напоминает избушку Бабы-яги, правда, без курьих ножек. Оригинально и немного жутковато. На просторной террасе высится аккуратная поленница удивительно ровных дровишек, а из центра широкого пня торчит топорище грозного орудия лесорубов. Я оглянулась на Ромку, но на мой недоумённый взгляд он лишь хмыкнул и слегка подтолкнул меня к входу в избушку.

Внутри оказалось ещё живописнее. Бревенчатые стены и потолок, деревянная резная мебель, пол устилают яркие плетёные ковры, на массивном столе расставлена расписная глиняная посуда. И главный атрибут этого пёстрого великолепия — высокая печь, украшенная изразцами под гжель.

Я никогда не являлась поклонницей русского кантри, но вряд ли этот интерьер успеет намозолить глаза за время короткого отдыха. Мы ведь здесь ненадолго? Я снова взглянула на Ромку. Честно говоря, с ним я готова и в шалаше поселиться, а здесь — отличные условия для отдыха и, кажется, имеется всё необходимое.

— Ну, чего ты испугалась? Располагайся. Здесь, кстати, и второй этаж имеется, — он кивнул куда-то за печь, в угол комнаты, где я разглядела широкую деревянную лестницу, уводящую на второй уровень.

Такой маленький домишко… Какой тут второй этаж? Может, чердак? Но посмотреть любопытно.

— А ты здесь уже был? — спрашиваю беззаботно, но в голове зреет следующий, куда более важный вопрос «С кем?»

— Был пару раз, но в других домиках. Их здесь много, и они недалеко друг от друга, но очень удачно скрыты листвой, поэтому кажется, что мы здесь одни. Так что, ничего не бойся.

— Да я и не собиралась бояться! — получается резче, чем хотелось, и я добавляю: — Я ведь с тобой, Рома…

Сейчас Ромкина улыбка так похожа на ту, которую я так любила и столько лет бережно хранила в памяти. Я ждала, надеялась, мечтала… И вот теперь ОН рядом, а я так боюсь спугнуть своё зыбкое счастье.

— Ты очень смелая, Ева, — Ромка делает ко мне шаг и забирает из моих рук сумочку. Вовремя, а то её ручки грозят вскоре рассыпаться кожаной стружкой под моими нервными пальцами.

Почему он назвал меня Евой?..

Я не замечаю, куда подевалась моя сумочка, и слежу лишь за Ромкиным взглядом… Мой невероятный шторм!

— И очень красивая, — Ромка кладёт ладони мне на плечи и осторожно гладит большими пальцами мои ключицы. — Ева… Ева… У тебя необыкновенное имя… Самое лучшее.

— Правда? — спрашиваю шёпотом, потому что голос сел. Ромка кивает, а в его глазах непроглядная тьма. — Я тоже очень люблю твоё имя, Рома.

— Я хочу, чтобы ты повторяла его часто, — он проводит губами по моей щеке, — и громко…

— Сейчас повторить? — громко у меня совсем не получается. Я ошеломлена нашей близостью и уединением и слегка дезориентирована. Пальцами я вцепилась в его футболку, чтобы не позволять рукам слишком разгуляться.

— Сейчас?.. — Ромка улыбается, а потом начинает смеяться, треплет меня по волосам и прижимает мою голову к своей груди. — Ну, можно и сейчас. Всегда повторяй, Лялька… Ох, какая же ты ещё маленькая.

— Что? Почему? — пыхтя, я стараюсь высвободиться из его подозрительно дружеских объятий.

Кажется, я что-то не то сказала… Понимаю это, но в голове такой сумбур… И в этом лабиринте мыслей звучит особенно громко — «Какая же ты ещё маленькая… Лялька…»

— Не обижайся, малыш, это ведь хорошо, — Ромка берет мое лицо в ладони и целует… В ЛОБ! Здрасьте, приехали! — Ты такая юная, чистая… И очень сладкая.

И на том спасибо!

Ромка быстро от меня отстраняется и всовывает мне в руки невесть откуда взявшуюся мою сумочку. Зачем? Я растерянно пялюсь на неё и очень хочу лупануть этой ношей Ромке по лбу. Но он уже отвернулся и активно роется в своём дорожном рюкзаке.

— Кушать хочешь? — спрашивает куда-то в рюкзак.

А как же! Где моя еда?

— Ты потерпи немного, сейчас я организую тебе такой шашлык, — он прикладывает три пальца к губам и смачно чмокает, — пальчики обглодаешь!

Какой шашлык? Он совсем дурачок? Он что, не видит, что я уже готова на всё? И это ВСЁ не подразумевает никакой шашлык!..

— О! Нашёл! Держи, — Ромка протягивает мне беленький рулончик. — Это футболка, Ляль. Прости, немного помялась, но тебе лучше переодеться, жалко такое красивое платье.

Надо же — заметил! И я тебе больше не Ляль!

— Спасибо, — я разворачиваю футболку. — Ты специально для меня её взял?

«Позаботился обо мне», — разливается бальзамом на сердце. Спокойно — всё в моих руках! А навернуть его сумочкой я всегда успею.

— Конечно, для тебя, — Ромка протягивает руку и легонько гладит меня по щеке, — иди обустраивайся, а я займусь ужином, пока не стемнело.

— Так я помогу, — с готовностью встрепенулась…

— Ещё чего! Руки прочь от мяса! Нужна будет помощь — свистну.

И сбежал из дома.

На улице хлопнула крышка багажника, затем захлопали дверцы и вдруг зарычала «Гражданская оборона». Как же я раньше ненавидела, не понимала эту группу. Пока не потеряла Ромку. А потом четыре года только «Гражданку» и слушала. И своих американцев подсадила.

Я разулыбалась своим мыслям и, пританцовывая, отправилась на второй этаж. Ева… Ему нравится как звучит Ева… А Лялька — просто милая малышка… Так пусть глупая Лялька остаётся в прошлом, а сегодня… Сегодня, Ромка, ты узнаешь настоящую Еву.

Русское народное творчество встретило меня на втором этаже жизнерадостным лоскутным покрывалом на широченной кровати. Единственной кровати в этом доме. Бравада моя слегка увяла, а к щекам прилил жар. «Если твоё имя Ева — ты по жизни королева!» — вспомнились слова весельчака Яна. Вот-вот! Королева я или где?!

Спустя час я, облачённая в Ромкину просторную футболку, покинула ванную комнату. Не знаю, свистел ли мне Ромка, призывая на помощь, но если и свистел, то мне было не до этого. Суровое письмо-ультиматум папочке отправлено и батарея в телефоне сдохла. Оно и к лучшему.

Придирчиво осматриваю себя в зеркале — мне нравится. Правда, макияж делал меня визуально взрослее, но в моём идеальном плане он только помеха. Футболка до середины бёдер демонстрирует мои ноги лучше, чем с этим справлялось короткое платье. Широкая горловина съехала на одно плечо — и это тоже исправлять не стоит. Без спасительного пуш-апа грудь потерялась, но… чем богаты, как говорится. А вот с трусиками я не рискнула расстаться. Они сейчас как последний барьер перед новой жизнью.

Тело дышит чистотой и свежестью… Мозг порабощен коварством и похотью. Душа в пятках, сердце в конвульсиях… Я слегка взлохматила пальцами распущенные волосы и…

— Лялька, ну где ты там? Зову тебя, зову… — Ромкины шаги уже на лестнице. Мамочка-а…

Сжимаю в кулаки подрагивающие руки.

— Тебя даже запах мяса не выкурил. Всё уже гото…во… — Ромка замер на лестнице и уставился на меня.

— Ром, я Ева…

— Я уже понял, — он преодолел две крайние ступеньки. — Тебе очень идёт… Ева. Ты пока вниз спускайся, а я быстро приму душ и подойду.

Ромка обогнул меня по широкой дуге и скрылся в ванной. Сбежал, гад! Шальная мысль последовать за ним перегорела на втором шаге. Я услышала, как зашумела вода, и поняла, что не готова увидеть Ромку без трусов прямо сейчас. Здесь подожду. Я тяжело вздохнула и посмотрела в окно. Быстрее бы уже стемнело, что ли.

Ромочка не заставил себя долго ждать. В другой момент меня, наверное, позабавило бы выражение его лица. Своё, испуганно-решительное — именно такое! — видеть не хотелось. Я так и осталась стоять посреди маленькой спальни, сжимая ладони в кулаки.

— А ты… Ты почему не внизу? — задал идиотский вопрос Ромка, прикрытый лишь одним коротким полотенцем в области бёдер.

— Потому что я не хочу быть внизу, — я нервно передёрнула плечами и, резко стянув футболку через голову, отбросила её в сторону. — Я с тобой хочу быть, Рома.

— Ты сумасшедшая, Ева… и фантастическая, — выдохнул он и в два шага преодолел расстояние между нами.

— Я сумасшедшая, Ромка, — шепчу, задыхаясь, когда его ладони касаются моей чувствительной кожи. И выдыхаю ему в губы: — Я безумно тебя люблю.