Соперник (ЛП) - Пенелопа Дуглас

Фэллон добралась до спальни первой, распахнула дверь с такой силой, что стена задрожала, когда в нее врезалась дверная ручка. Я медленно пересек порог. Как только Фэллон развернулась лицом ко мне, мой взгляд сосредоточился на ее глазах. Делая нерешительные, легкие шажки, словно в замедленной съемке, она прошла в комнату спиной вперед, на ходу снимая кроссовки, и бросила сумку на пол.

Не разрывая нашего зрительного контакта, закрыл и запер за собой дверь.

– Я хочу заключить сделку, – заявил с вызовом, неспешно приближаясь к ней.

Ее взгляд буквально обжигал меня.

– И каковы условия? – спросила Фэллон, сняв футболку, которую затем отбросила в сторону.

Мне в глаза бросилась татуировка на ее торсе в виде символа Валькнут. Она была небольшая, и мне не выдавалось шанса ее рассмотреть. Не забыть бы поинтересоваться у Фэллон, что эта тату значит.

– Если ты, – произнес я угрожающе, – хоть раз покинешь постель без моего разрешения в следующие двенадцать часов, то сделаешь татуировку с моим именем… – Я улыбнулся.

Она демонстративно вздернула бровь.  

– На своей заднице, – закончил я.

В уголках ее губ заиграла ухмылка. Я продолжил медленно приближаться, любуясь ее гладкой кожей и белым кружевным лифчиком.

– Договорились? – Ухватив ворот, стянул с себя футболку.

Запустив пальцы под пояс своих шортов, Фэллон потянула вниз, позволив им соскользнуть с ее задницы и упасть на пол.

– Я больше не уйду не попрощавшись. Я вообще никуда не уйду, Мэдок, – пообещала она.

– Мы договорились? – повторил я требовательно.

– Да.

Подойдя к ней вплотную, напрягся, когда Фэллон провела пальцами по моему животу. Она расстегнула мой ремень, вытащила его из петель. Разувшись, я завел руку ей за спину, чтобы расстегнуть застежку лифчика. Мой рот слегка приоткрылся, после того как я снял с нее лифчик, обнажив полные груди с затвердевшими темными сосками. 

Однако, когда Фэллон взялась за молнию моих джинсов, я перехватил ее запястья.

– Пока рано, – прошептал и прикусил ее нижнюю губу, ощутив вкус ванили, тепла… дома. Я даже представить не мог, что буду желать что-либо, помимо нее.

Она застонала, когда я провел зубами по ее губе. Затем отпустил ее; продев пальцы под резинку трусиков, стянул их вниз.

Я чувствовал себя ребенком в День Независимости. Фейерверки срабатывали  повсюду.

Оставив ее полностью обнаженной, отошел к расположенному в углу креслу и сел.

Глаза Фэллон округлились. Она осмотрелась по сторонам.

– Эмм, что ты делаешь?

– Присядь на кровать.

Простояв на месте и глядя на меня еще секунд десять, Фэллон наконец-то опустилась на кровать поверх темно-синего покрывала, после чего забралась на середину. Подогнув ноги, она обняла свои колени, дразня меня лукавым взглядом. Изо всех сил стараясь казаться невинной.

Волосы у меня на затылке встали дыбом. Ее локоны спадали по спине, подчеркивая изгиб талии, мышцы стройных бедер были напряжены… Фэллон многое прятала под своей пацанской одеждой. Я – самый удачливый парень в мире, потому что кроме меня никто не видел ее такой.

Уголок ее рта дерзко приподнялся.

– И что теперь?

Я склонился вперед, оперся локтями на колени.

– Когда ты в последний раз становилась на доску?

Моргнув, она шатко засмеялась:

– Ты спрашиваешь об этом сейчас?

Фэллон права. Мой вопрос, словно опрокинутое на нас ведро ледяной воды, портил настроение.

Но я все равно стал ждать ответа.

– Ну, – сказала она с неуверенным выражением на лице. – Думаю, года два назад.

– Почему?

Фэллон пожала плечами, скорее не желая отвечать, чем сомневаясь.

– Не знаю.

Я поднялся, приблизился к ней на несколько шагов.

– Потеряла интерес?

– Нет.

– Тогда почему? – Остановившись, скрестил руки на груди.  

Фэллон любила скейтбординг. Раньше она, надев наушники, часами пропадала в парке Ирокез Мендоза, одна или с друзьями.

Облизав губы, Фэллон тихо произнесла:

– Поначалу, наверно, я просто не хотела ничем наслаждаться. Не хотела улыбаться.

Похоже на вину. Но с чего ей чувствовать себя виноватой?

– Ты злилась на меня? – спросил я. – За то, что не искал тебя?

Она кивнула, ответив так же тихо:

– Да.

– Но уже не злишься?

В то время я думал, что она хотела уехать. У меня и мысли не возникло отправиться вслед за ней, ведь я был уверен, что она сбежала именно от меня.

Фэллон встретилась со мной взглядом.

– Нет, я ни в чем тебя не виню. Мы были юны. – Она отвела глаза и добавила, словно ее посетила запоздалая мысль: – Слишком юны. 

Полагаю, Фэллон права. Порой я осознавал – то, что мы делали – неправильно, но я был поглощен ею. Меня ничто не заботило. А после… она взяла паузу, чтобы повзрослеть, в то время как я сломя голову ринулся вперед. Я переспал не с таким уж огромным количеством девушек, как хвастался, несмотря на безграничные возможности, однако уж точно не мог сказать, что берег себя для нее.

Сделав еще шаг, остановился у изножья кровати.

– Почему ты не попыталась вернуться домой?

– Я возвращалась.

23

Фэллон

Значит, Мэдок хотел поговорить.

Что-то новенькое.

Я не могла встать с кровати без его разрешения, была обнажена и уязвима, пока он вел свое интервью.

Вздохнула, понимая, что обязана дать ответы хотя бы на эти вопросы. И на многие другие.

– Через несколько месяцев я тайком вернулась обратно, – добавила я. – Ты устроил вечеринку… и был с другой.

Пусть я переборола ненависть к нему за тот случай, однако забыть чувство предательства было невозможно. Мэдок сидел на бортике джакузи, опустив ноги в воду, а какая-то девушка делала ему минет. Он откинулся назад, запрокинув голову, и опирался на одну руку, а вторую запустил ей в волосы. Мэдок не увидел меня через стеклянные двери, ведущие в патио.

Его отец и Эдди были дома, но, несомненно, спали. Я думала, что отлично все спланировала, приехав так поздно. Он бы был у себя в спальне. Я бы незаметно пробралась в дом. Мы бы поговорили.

Я не могла выбрать более неудачный момент. Или более удачный.

После этого я выбежала из дома, подальше от того, для любви к которому была еще слишком незрела.

Мэдок отвел взгляд, полный боли.

– Ты не должна была беречь себя для меня. Я этого не заслужил.

– Я делала это не ради тебя, – прошептала. – Я берегла себя для себя. Отчасти потому, что не хотела никого другого, однако, по правде говоря, я просто не хотела никого. Даже тебя. У меня такая каша в голове творилась. Мне нужно было повзрослеть.