Между жизнью и смертью. Рассказ человека, который сумел противостоять болезни - Антон Буслов

В общем, я к тому, Ольга, что вас пытаются выставить в очень глупом свете ваши же люди. Спросите лучше, что сделать, чтобы облегчить тем самым фондам жизнь, например, в части ввоза в РФ не сертифицированных у нас современных медпрепаратов. Медпрепараты в мире есть, они апробированы в тех же США, и, уж поверьте, тут контроль на уровне. А в РФ надо полтора месяца (в лучшем случае) на разрешение Минздрава на его ввоз для конкретного пациента (это если какой-то фонд умудрился наладить схему поставки), причем на препарат наша страна не забудет еще взять НДСы и прочие чудные налоги. Не говоря уже о таможне, через которую эти, как правило, термозависимые препараты надо быстро провезти. Вот это как раз реальные проблемы… И знаете, мне кажется, что круглых столов и совещаний по ним уже проведено примерно миллион. Вы знаете… не помогает. Может, надо сменить тактику лечения?..

Ольга, мы давно взрослые и вполне адекватные люди. Я думаю, что если вдруг (понимаю, что шансов почти нет) и правда прочитаете это письмо – то кое-что вам будет кристально ясно, без всяких совещаний и экспертных оценок. Если потребуется – уверен, вы мой адрес найдете. А я просто буду надеяться на лучшее. Извините, что занял столько времени.

С уважением, Буслов Антон

А все-таки чудеса случаются опять и опять. Вчера я оценивал вероятность этого события, как один к миллиону, а сегодня пообщался с вице-премьером российского правительства Ольгой Голодец по поводу личного письма, отправленного в Живой Журнал. Разговор получился по существу, без попыток сказать, что проблем у нас нет и что все отлично. СМИ выхватывают из выступлений публичных людей наиболее горячие фразы, и мысль, которую выражает человек, превращается в оборванный на полуслове лозунг. Когда обсуждаешь с ним это, становится ясно, что он понимает все примерно так же, как ты. Однако какие выжимки потом опубликуют и как их будут трактовать читатели – большой вопрос. Сперва со мной по телефону связался ее помощник, потом трубку взяла она сама. Я не СМИ, я буду цитировать по памяти то, что было интересно лично мне.

“Я не питаю иллюзий относительно работы, которую предстоит сделать, чтобы российская медицина стала по-настоящему доступной и эффективной для каждого человека”. Большая проблема – обучать врачей новым методам и технологиям, сейчас хотят менять критерии эффективности работы, особое внимание обращается на владение современными методами. Мгновенно не сделаем, но постепенно сделаем все.

По наркотическим обезболивающим. В последний месяц проведена масса работы в правительстве, скоро все увидят конкретные результаты. Да, читать посмертные записки людей – личный ужас и для министра, и для вице-премьера. По доступности нормальных мест для приготовления пищи и прочей пожарно-санитарной суете с пропускными режимами, изъятиями кипятильников в онкоцентрах нужно начать работать.

От меня ждут предложений по существу, но уже в рабочем формате. Электрочайник все равно будут прятать в тумбочке и достанут, когда он понадобится. Просто надо найти лучшее решение, и мы сейчас это попробуем запустить. Аналогично с пропускным режимом: существуют определенные санитарные требования, врачи считают, что у нас во многих случаях нельзя обеспечить нужную чистоту потому, что у нас иначе убирают улицы городов. И тут главное – не вымостить благими намерениями дорогу в ад. Вот в новом высокотехнологичном центре, который вице-премьер недавно открывала, будут пускать в реанимацию. В планах медучреждений – более лояльный режим, хотя за тем, как его реализуют, предстоит проследить. И таких центров будет больше. Что сделать там, где все еще в загоне, это предмет основной работы.

Важные слова были сказаны по фондам. “Об административном воздействии на фонды я никогда не говорила и, поверьте, не думала”. Голодец говорит, что совместная работа, информационный обмен с фондами и общественными организациями очень помогает. Она регулярно встречается с руководителями фондов, выслушивает их мнения. Никакого давления или нелепых проверок не практикуется, потому что они – самые полезные помощники. Наоборот, работа с ними в последние два года только увеличивается.

Ну, что вам еще сказать? Я, в общем-то, перевариваю сказанное. Да и не был я в полной мере готов, что вице-премьер ответит. Витала просто надежда, что прочитает мое письмо – крик души, примет к сведению, или отписку пришлют. А получилось как-то лично. Что я хотел услышать и услышал: фонды не будут трогать и выставлять козлами отпущения. Никаких запретов на лечение россиян за границей нет и быть не может. Но в этой теме имеются и свои спекуляции, так что вместе с фондами надо наводить порядок и показывать, что и как можно бесплатно вылечить в России. Чтобы люди не продавали последнее, решив, что дома помощь получить нельзя. Задача – помогать, информировать, но не запрещать. И по тому, что можно сделать, ждут от меня конкретики. Желание взяться за работу есть – мячик на моей стороне. Если даже только чайники удастся легализовать и больным не придется их прятать в тумбочках, как вернусь в Россию, я буду счастливей всех счастливых.

3 июня 2014 года

“Успокой доктора”

Попробуйте десять килограммов свежего киви, одной женщине очень помогло!” – это искренний, от души совет одного из читателей. У кого-то он вызовет улыбку. А мне надо ответить – человек проявил заботу, он волнуется обо мне. У меня не видит один глаз, не слышит ухо, врачи говорят о раке мозга и коме в любой момент. Мне надо ответить быстро, честно и душевно. Человек волнуется за меня, и я должен его успокоить. Сколько советов “про киви” я получаю на неделе… Ох!

Или тот самый рак мозга. Врачи – большие профи, у них десятки лет практики. Они тоже переживают, ведь осложнения, как у меня, случаются крайне редко. Если честно, медики немного в панике. А я прихожу на следующую встречу в футболке с рисунком, на котором врач говорит пациенту: “У вас мозг рака”. Я спрашиваю о разных вариантах, о том, какие анализы можно провести. Ведь ни одной клеточки рака найти у меня не удалось. Врачи уже не настаивают, что завтра мне надо сверлить череп и вливать в вены максимальные концентрации самой токсичной химиотерапии, какая есть. Вчера они были готовы делать это немедленно.

Теперь, думаю, мне нужна футболка с другим лейблом: “Сегодня на встречу врач пришел с лопатой”. В смысле, меня хоронить. Они так и приходят: то “с лопатой”, то с улыбкой. Сегодня доктор поставила рекорд: в девять утра она была готова срочно госпитализировать меня и немедленно начать очень сильную химиотерапию, потому что в анализе крови упал уровень натрия. Я осторожно возразил, что в Нью-Йорке стояла пара очень жарких дней, я много потел, а с потом теряется соль, то есть натрий. И попросил подождать с этой химией. Короче, мне сделали еще один анализ. В пять вечера доктор сообщила, что все выглядит много лучше, чем утром, и через пару дней надо просто еще раз проверить кровь. Мне кажется, что на вопрос, как в такой обстановке жить и лечиться, лучше всего ответил мой брат: “Успокой доктора, ей вредно волноваться”.

А вы задумывались, как на лечении важно взаимопонимание с доктором? Это я о лечении за границей. Напишу исключительно из личного опыта. Иностранные врачи достаточно долго смотрят на пациентов из России как бы на инопланетян с планеты Железяка. Например, чтобы меня хоть немного начали воспринимать всерьез, мне пришлось выучить английский выше среднего, о температуре говорить только в фаренгейтах, вес мерить в фунтах. Местные врачи, конечно же, умеют работать с метрической системой и способны осилить российскую запись форматов времени. Но это требует напряжения и снижает качество. Проще пропустить что-то мимо ушей. А медсестры и прочий младший персонал не способны сделать все это, даже если захотят.

Да, ведь есть переводчики! Они гарантированы, бесплатны. И, наверное, есть места, в которых за вами закрепляют постоянного медицинского переводчика, который знает вашу историю болезни и 24 часа находится рядом. Я такого не видел. В клинике я могу заранее заказать любого переводчика на свою встречу с врачом, могу попросить подключить переводчика на телефоне. А дальше – как повезет. У меня был здесь отличный переводчик. К нему не было замечаний ни по объему, ни по качеству перевода. Все точно – слово в слово. Но в другой раз пришел дедуля восьмидесяти шести лет со слуховым аппаратом. А телефонный переводчик? Тоже раз на раз не приходится. Были хорошие. Но чаще неспособные воспринять весь объем информации “врач – пациент”. Штука в том, что у врача на пациента время нормировано, и, пока переводчик тупит, оно теряется впустую. Это сложно не только пациенту, но и доктору. Он получает от пациента в разы меньше разумной информации о его состоянии, потому и ценит общение с пациентом в разы меньше. Что бы вы ни говорили, через сито переводчика до врача доходит только одно: “Боже, пациент туп как пробка!”