Луд-Туманный - Хоуп Миррлиз

Резкая боль заставила его подскочить. Старик ткнул его посохом в живот, а теперь стоял, слегка склонив голову на бок и глядя на него пугающе яркими глазами.

– Что ты себе позволяешь! – сердито закричал мастер Натаниэль. – Ты мне надоел, старик, оставь меня в покое!

Но тот указывал на дерево, произнося при этом какие-то короткие нечленораздельные звуки.

Потом он подошел ближе и, приблизив губы к самому уху мастера Натаниэля, прошептал:

– Что это такое: дерево и все-таки не дерево, человек и все же не человек, немой, но может рассказывать тайны, не имеет рук, но может ударить?

Затем, поднявшись на ноги, он отступил на несколько шагов, как бы проверяя впечатление, произведенное его словами, и теперь стоял, потирая руки.

«Кажется, он немного того…» – подумал мастер Натаниэль и добродушно спросил:

– И какой же ответ у твоей загадки, а?

Но старик опять утратил способность изъясняться членораздельно и мог только без конца повторять взволнованно:

– Копай… копай… копай…

– Копай… копай… копай… Вот, значит, какой ответ у твоей загадки, да? Если ты хочешь мне что-то сказать, не мог бы ты выражаться хоть чуточку яснее?

И вдруг он вспомнил старое суеверие: Молчальники, или мертвецы, возвращаясь в Доримар, могут изъясняться только загадками или обрывками рифм. Он внимательно посмотрел на старика.

– Кто ты? – снова спросил мастер Натаниэль. Последовал тот же ответ:

– Копай… копай… копай…

– Попробуй-ка назвать мне свое имя. Старик крепко зажмурил глаза, глубоко вздохнул и, явно совершая невероятное усилие, очень медленно произнес:

– Лови-воз-мож-потребн-потребн… копай… копай… Меня зовут Пор-ту-нус.

– Ну вот, наконец получилось. Значит, тебя зовут Портунус?

Но старик нетерпеливо затопал ногами.

– Работа! Работай!.. – кричал он.

– Ты хочешь, чтобы я помог тебе в чем-то, старина? – спросил мастер Натаниэль.

Но старик раздраженно покачал головой.

– Работник, – удалось ему выдавить. – Копай… копай…

Тут он разразился прескверными виршами:

– Копай и рой, рой и копай.Кобылу в бричку фермера запрягай.

Наконец мастер Натаниэль оставил всякие попытки добиться от него чего-нибудь вразумительного и отвязал коня. Но когда он попытался сесть верхом, старик схватился за стремя и, умоляюще глядя на него, стал опять повторять:

– Копай… копай… копай…

Мастер Натаниэль вынужден был оттолкнуть его довольно грубо. Но еще долго после того, как он потерял его из виду, до него доносился голос, кричавший где-то далеко:

– Копай… Копай…

«Интересно, что же этот старикан пытался мне сказать?» – задумался мастер Натаниэль.

Утром следующего дня он прибыл в деревню Лебедь.

Здесь осень едва достигла своей великолепной кульминации. Золотые и багряные деревья пламенно разыгрывали свое неподвижное действо на фоне вечнозеленых сосен, темнеющих вдали, на склонах гор.

– Клянусь Золотыми Яблоками Запада! – пробормотал мастер Натаниэль. – Я и не подозревал, что эти проклятые горы рядом. Как хорошо, что Ранульф далеко и в безопасности.

Расспросив о местонахождении фермы Бормоти, он свернул с большой дороги в долину – очень красивую в осеннем убранстве. Виноград уже собрали, вместо плодов его лозы были украшены золотом и пурпуром. Отдельные узкие продолговатые листочки дикой вишни еще сохранили свой бутылочно-зеленый цвет, тогда как другие, растущие на той же веточке, приобрели нежный розовато-оранжевый оттенок, похожий на мясо лосося. Цветовая гамма шелковицы рас тянулась от канареечно-желтого до травянисто-зеленого. Рябина стала волшебно-розовой (и этот цвет соперничал по красоте даже с ее алыми ягодами), густо посаженная рядом олива всем своим видом выражала готовность воспламениться от ее огня и украсить свой нежный, пепельно-серый наряд. Тропа была сплошь усеяна оливками, похожими на черный блестящий помет какого-то невиданного зверя. Березы дрожа ли и трепетали, словно каждая их ветвь – золотая удочка, подрагивающая в таинственных водах. Стоял один из тех таинственных осенних дней, когда все кажется очень ярким, хотя солнце спряталось за облаками, а лучезарные деревья с легкостью внушают, что именно они являются источником света, затопившего долину.

Изредка пролетала крохотная желтая бабочка, словно желтый листок, оторвавшийся от одной из берез; время от времени один из дубов, терял желудь, падавший с глухим стуком, – словно для того, чтобы напомнить о своем безмятежном существовании.

Мастер Натаниэль не встретил ни души с тех пор, как выехал из деревни, однако время от времени он видел вдалеке, сквозь виноградники, пахаря, шагающего за плугом, и его рубаха была тем недостающим голубым штрихом, который превращал картинку в легенду. Иногда виднелся голубой дымок, выдававший близость человеческого жилья. Какой-то одинокий петух важно расхаживал перед красной виноградной лозой, как торговец – перед своим товаром, щеголяя, словно для рекламы, гребешком еще более яркого цвета, чем виноградные листья. Неподалеку шелестел тростник, лежащий около костра для просушки; он поблескивал матово-белым и розовато-серым и напоминал экзотические фруктовые деревья в цвету. Живописными были даже звуки в долине: позвякиванье бубенчиков вызывало в воображении стада коз; лай собак рисовал образ уютного фермерского домика и крылечка, залитых солнцем.

Пока мастер Натаниэль ленивой трусцой ехал по тропинке, его мысли обращались к фермеру Бормоти, который наверняка много раз точно так же проезжал по этим местам и слышал и видел в точности то же, что он слышит и видит сейчас.

Да, фермер Бормоти был когда-то таким же живым человеком, как он сам. И миллионы других, чьих имен он никогда не узнает – тоже. А однажды он сам станет узником, заключенным в памяти других людей. А потом останется только в нескольких словах, вырезанных на камне. Что это будут за слова?..

Вдруг его охватило неодолимое желание снова обнять Ранульфа. Как приятно было думать, что сын ждет его на ферме!

Мастер Натаниэль, должно быть, уже приближался к цели своего путешествия, потому что вдалеке можно было различить силуэт женщины, стирающей белье в каменном корыте.

«Интересно, это и есть вдова?» – подумал мастер Натаниэль, и легкий холодок пробежал у него по спине.

Но прачка оказалась совсем молоденькой девушкой.

Мастер Натаниэль решил, что это, видимо, Хейзел.

Он остановил коня и спросил, это ли ферма Бормоти.

– Да, сэр, – коротко ответила Хейзел, немного испуганно и в то же время вызывающе, что было характерно для ее манеры говорить.